Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - Коллектив авторов

Наверное, самые исчерпывающие данные, позволяющие нам делать более подробные, более правильные выводы о функционировании книг в тот или иной исторический период, дают книжные собрания – частные или публичные библиотеки, библиотеки тех или иных учреждений. Определение их принадлежности и местонахождения, а также анализ собраний по содержанию, по составу авторов и книгоиздателей становятся одним из путей познания культурного взаимодействия. С другой стороны, учрежденческие библиотеки, открытые для читателей не только определенной местности, но и приезжающих из-за границы, тоже давали импульс для осуществления разного рода культурной деятельности. Свидетельством этого может послужить издание «Дипломатического кодекса» (Codex diplomaticus) в середине XVIII в., во время расцвета эпохи Просвещения. Составитель этого полиграфического шедевра Великого княжества Литовского пияр М.Д. Догелис (Maciej Dominik Dogiel; 1715–1760), пользуясь покровительством польского короля Августа III, работал в библиотеках Германии, Франции, Нидерландов, где в архивах собирал исторические документы, относящиеся к Литве и Польше. Появление сборника документов «Foedera», составленного по примеру кодекса английского королевского историографа Томаса Римера (Tomas Rymer; ок. 1643–1713), мы тоже можем считать своеобразным символом культурного взаимодействия нескольких европейских стран.

Открытие старых книжных собраний частных (библиофильских) библиотек, которые сегодня разбросаны по разным учрежденческим библиотекам, – один из возможных способов исследования процессов обмена культурными ценностями. Ведь именно в этих собраниях были накоплены самые драгоценные издания Европы при жизни собирателя и владельца книжного собрания, предмета заслуженной гордости его обладателя. И по сей день сохраняет свое уникальное историческое и культурное значение библиотека любителя книги и бережного собирателя герцога Августа. Заложенная своим основателем во второй половине XVI в., библиотека хранит многие ценные памятники культуры (рукописи и печатные издания) разных европейских стран. Сегодня это уникальное собрание размещается там же, где и было основано, – в Вольфенбюттеле, а его сокровищами могут пользоваться читатели, большую часть которых сегодня составляют ученые со всего мира.

Иная судьба постигла другую не менее ценную библиотеку, столь же значительную по размерам своих собраний. Она была основана в Несвиже в середине XVI в. канцлером Великого княжества Литовского Микалоюсом Радзивиллом Черным. Во второй половине XVIII в. Несвижская Радзивилловская библиотека была одной из самых больших магнатских библиотек во всем Польско-Литовском государстве. В ней насчитывалось около 20 тыс. книг; там также хранились карты, гравюры, нумизматика – ценнейшие культурные памятники Литвы, Польши, Нидерландов, Франции, Италии и других стран Европы. В 1772 г. библиотека была вывезена в Петербург. Книги из бывшей Несвижской библиотеки сегодня можно найти в библиотеках многих учреждений разных европейских стран: в России (особенно в Библиотеке Академии наук в Санкт-Петербурге, оттуда часть книг попала и в Финляндию, в Хельсинки), в Польше, а также в Литве и Белоруссии (несколько десятков изданий). Есть сведения, что книги из библиотеки Радзивилловской Несвижской ординации сохранились в Германии. Сегодня объединяются усилия библиотекарей, историков книги и других научных сотрудников из разных стран Центральной и Восточной Европы (Белоруссии, Литвы, Польши, России и Украины) для сбора информации о всем культурном наследии (не только книжном, но и художественном) Несвижских Радзивиллов.

Сохранившиеся памятники книжного наследия Великого княжества Литовского дают много интересного материала для дальнейших исследований культурных взаимосвязей стран и народов Европы. Думается, что этот материал имеет сейчас ценность и как фундамент культурного самоопределения народов, и как выражение непреходящих ценностей, творческого потенциала и культурных традиций наших предков, прежде всего способности наших культур к творческому взаимодействию, взаимопониманию и взаимному обогащению.

К.Б. Жучков (Псков)

Внешнеполитическое самоопределение Пруссии в декабре 1812 – январе 1813 гг

Подписание Пруссией 24 февраля 1812 г. союзного договора с Францией и участие прусского контингента в походе Наполеона против России осложнили отношения прусского кабинета с русским правительством. Однако полностью эти отношения не были прерваны, так как обе стороны осознавали вынужденность такого шага прусского правительства под нажимом Наполеона. В конце 1812 г., когда поражение Великой армии Наполеона в России стало для европейских дворов очевидным, русское правительство предприняло демарши, дабы побудить Берлин к разрыву с Наполеоном. Объектами активной агитации с русской стороны стали командование прусского корпуса в составе Великой армии, дипломатические агенты Берлина в Петербурге и ряде европейских столиц, члены прусского кабинета и сам прусский король Фридрих Вильгельм III.

Оценивая участие Пруссии в войне против России как противоречившее интересам Берлина, русское правительство было убеждено в необходимости разрыва Пруссии с Наполеоном и скорейшем ее переходе в лагерь новой антифранцузской коалиции. Однако русские демарши не нашли немедленного отклика со стороны Берлина. И хотя русским войскам 28 декабря 1812 г. удалось вынудить командующего прусским корпусом генерала Ханса Д. Йорка покинуть боевые порядки французской армии и начать действовать самостоятельно, однако это произошло вследствие сложившейся в ходе боевых действий ситуации и вовсе не было результатом политического решения. Тем более, что и после отделения прусского корпуса от французских войск действия Берлина отнюдь не отвечали пожеланиям Петербурга.

Такая позиция прусского двора вызывала подозрение в политической игре, дабы обеспечить себе максимально возможную долю при разделе в будущем между победителями поверженной империи Наполеона. Эта тактика Пруссии, ее попытки лавировать в расчете воспользоваться благоприятной политической конъюнктурой сказалась и на оценках в российской историографии. В трудах по истории Отечественной войны 1812 г. этот эпизод затрагивался только мимоходом. В работах же, посвященных дипломатической истории России, период конца 1812 – начала 1813 гг. оценивался односторонне, исходя из политической стратегии Петербурга и общей негативной характеристики «реакционных абсолютистских режимов», что было свойственно советской историографии. Так, в капитальном труде по внешней политике России утверждается, что Фридрих Вильгельм III «длительное время под различными надуманными предлогами отказывался открыто перейти на сторону России», в том числе и «оправдывая свое нежелание выступить на стороне России против Наполеона неудачей миссии полковника Кнезебека в Австрии с целью склонить последнюю к разрыву с Наполеоном»[728]. Кроме того, прусское правительство «боялось народного движения и, подобно царизму, преследовало свои реакционные, захватнические цели. Король хотел вернуть себе польские земли, потерянные в 1807 г., и не допустить присоединения их к России. Он пытался договориться с Австрией о совместном посредничестве между Наполеоном и Россией; советовал Наполеону пойти на перемирие и пугал его возможностью народного восстания в Германии»[729].

Эта односторонняя оценка политики прусского кабинета стала в известной мере и следствием того, что в отечественной литературе не освещена внешнеполитическая позиция Пруссии в указанный период. На русском языке нет специальных работ на эту тему, за исключением статьи И.С. Звавича, опубликованной в 1947 г.[730]. Время появления этой статьи наложило на нее свой отпечаток. Однако ряд выдвинутых автором положений до сих пор приводятся в обобщающих трудах по истории внешней политики России. Это выразилось и в упреках в адрес Фридриха Вильгельма в трусости и лицемерии. В целом же сформировавшееся ныне мнение российской историографии о внешней политике Пруссии рассматриваемого периода выработано без анализа военно-политического положения государства Гогенцоллернов и без изучения позиции берлинского кабинета по вопросам о соотношении сил в Европе и о перспективах войны.

Сигналом к ревизии прусской политики и к политической эмансипации Пруссии от французской гегемонии стало известие об отступлении Наполеона из Москвы. Эта новость, вмиг облетевшая всю Европу, поставила перед аналогичным выбором и Вену, и Дрезден, и Варшаву, и другие столицы. Она свидетельствовала о том, что Наполеону не удалось навязать России заключение мира и что, соответственно, кампания его в России терпит неудачу. И для Пруссии, и для Австрии эта новость была неожиданной и малоприятной. Австрия в случае неудачи Наполеона теряла шанс стать единственным в Европе, как надеялись в Вене, полноправным союзником Франции, со всеми вытекающими отсюда выгодами. Пруссия же в случае поражения Великой армии могла ожидать новой войны на своей территории, в которой окончательно разорилось бы не только ее хозяйство, но и были бы уничтожены ее последние военные ресурсы.