Никто не выйдет отсюда живым - Хопкинс Джерри

Если бы Джим принял сверхдозу, врач, вероятно, заметил бы следы от иглы. Однако, если он курил героин, то это можно было бы обнаружить, только взяв анализ крови. Без вскрытия мы этого никогда не узнаем. Возможно, это так. Смертельная доза вдыхаемого героина значительно уменьшается, когда он смешивается с алкоголем. То и другое вместе парализуют центральную нервную и дыхательную системы, приводя к быстрой и безболезненной смерти.

Среди друзей Джима бытует и множество других версий. Одни считают, что его убили, выбив ножом глаза (объясняя: “чтобы освободить его душу”). Другие предполагают, что его убила своим колдовством по международному телефонному разговору из Нью-Йорка отвергнутая любовница. Есть версии, согласно которым Джим стал жертвой политического заговора, имевшего целью дискредитацию и уничтожение хиппи (Новых Левых), стиля жизни контркультуры (фактически, здесь предполагают, что существовала гигантская, всепроникающая, связанная в единое целое серия заговоров, включавшая в себя выстрелы на Кент Стэйт и Джексон Стэйт, восстание в Айла Виста, бомбардировки в Витхермене, строгие приговоры к длительному заключению в отношении Тимоти Лири и чикагской восьмёрки, убийц Чарли Мэнсона – не говоря о смертях Хендрикса, Джоплин и более чем двух дюжин Чёрных Пантер). Джим, конечно, был достаточно популярен и, что ещё хуже, достаточно остроумен, чтобы побудить заинтересованные силы предпринять какие-либо действия для предотвращения его гибельного влияния. Конечно, власти относились кнему настороженно, а именно – ФБР вело глубокое расследование его прошлого, последовавшее за арестом в Майами.

Другие, менее склонные к заговорам, полагают, что Джим принял сверхдозу кокаина, особенно любимого им наркотика, менее опасного, чем героин, даже когда его употребляют в огромных количествах. Говорят также, что Джим умер от “естественных причин”, но Памелы не было в квартире, когда он умер. Возможно, она уехала на выходные с графом и, вернувшись только в понедельник, обнаружила Джима мёртвым, что объясняет и задержку с объявлением о смерти. Некоторые просто пожимают плечами и говорят, что, не считая версий об убийстве, неважно, как именно он умер – принял ли сверхдозу чего-то, был ли у него сердечный приступ или же он просто напился до смерти (как очень многие предполагали с самого начала). Последняя версия говорит ещё о “суициде”. Так или иначе, Джим умер от самозлоупотребления, и выяснение того, как именно – всего лишь определение калибра мифического пистолета, который он разрядил в свою голову.

Наверняка правду о том, как умер Джим Моррисон, не знает никто. Если был когда-либо человек, который был готов, способен и хотел умереть, то это был Джим. Его тело состарилось, а душа устала.

С другой стороны, есть и те, кого не устраивает ни одна из этих версий. Джим Моррисон не умер, – говорят они. Эта идея не настолько уж притянута за уши, как это может показаться. Если был когда-либо человек, который был готов, хотел и мог исчезнуть, то это тоже был Джим. Это весьма соответствовало его непредсказуемому характеру – инсценировать свою собственную смерть, что означало бы – избавиться от жизни на публике. Он устал от имиджа, из которого он вырос, но который не мог искупить. Он добился признания как поэт только для того, чтобы подчеркнуть эти попытки своей привлекательностью в образе культурного героя. Ему нравилось петь, и он действительно любил тот талант, который воплощали собой “Doors”, но он также и отчаянно искал освобождения от давления, которое было следствием “звёздности”. Возможно, в выходные 3-4 июляон не сделал ничего больше, кроме как выпал из поля зрения, чтобы обрести покой, чтобы писать и чтобы стать анонимно свободным.

Конечно, семена такой мистификации были им посеяны: в Сан-Франциско ещё в начале 1967го года, когда у “Doors” ещё не было своего хита, Джим предложил выкинуть смертельный трюк, чтобы привлечь к группе общенациональное внимание. Был также и его комментарий об имени Mr. Mojo Risin’: это имя для контактов с офисом после того, как он “уедет в Африку ”. Кроме того, обоим авторам этой книги он в разное время говорил, что вполне представляет себя круто сменившим карьеру и превратившимся в бизнесмена при костюме и галстуке. Стив Харрис, ассистент Джека Холзмана, ясно помнит, что после смерти Брайана Джонса Джим спрашивал его, что будет, если он вдруг умрёт? Джим хотел знать, как это отразится на бизнесе. Что скажет пресса? И кто в это поверит?

Эти зёрна были посеяны в его жизни даже раньше. Когда Джим изучал жизнь и поэзию Артюра Рембо, его поразил тот факт, что Рембо все свои стихи написал в возрасте 19 лет, а потом исчез в Северной Африке и стал контрабандистом оружия и работорговцем. С Мэри Фрэнсис Вербелоу Джим подолгу рассуждал о том, как Дисципль украл тело Христа из склепа, шутя о “Пасхальном Воровстве”, но относясь к этому совершенносерьёзно и логически.

Все самые близкие друзья Джима соглашаются (и некоторые настаивают), что это та самая выходка, которую мог бы проделать Джим…, а с помощью преданной Памелы он мог на самом деле – невероятно! – это осуществить.

Агнесса Варда и Алан Роней молчат. Робин Вертль и Эрве Мюллер клянутся, что не знают ничего особенного. Сиддонз знает только то, что он видел, и то, что рассказала ему Памела. А Памела унесла тайну с собой в могилу, когда умерла через три года после Джима.

Прошло уже десятилетие, но всё ещё нет вестей от Mr. Mojo Risin’.

Послесловие

Поэт Блэйк сказал: “Дорога излишеств ведёт во дворец мудрости”. Джим Моррисон понял это, и он был чрезмерен во всём. Каждый поэт достигает мудрости, если он действительно поэт, или же он никогда не достигает её, если он – только божественный дурак. Это одно и то же.

Другая пословица из творения “Свадьба Рая и Ада” Блэйка: “Благоразумие – богатая уродливая старая служанка, соблазнённая Неспособностью”. Джим не был благоразумен, и из этого следует, что он редко знал неспособность. Джим был метафорическим героем, который возбуждал нас своей энергией и смелостью. Он доверял своим чувствам в восприятии мира и изменял их алкоголем (посвящённым Дионисию, богу драмы и интоксикации), кислотой и внутренним эликсиром его собственного возбуждения и изобилия. Джим был одной из ярчайших душ, которые я когда-либо знал, и одной из наиболее целостных – ведь все мы млекопитающие бытия, состоящие из мяса и нервов, вынужденных быть единым целым.

Джим был очарован опытом своих чувств и постоянно наслаждался изменениями в своей нервной системе. Когда он перестал быть затянутым в кожу певцом – секссимволом “Doors”, он стал замечательной развалиной, которая расцвела в толстого блюзового певца.

Что мне нравится в его биографии – Джим знал, что он поэт. Это было основой моей дружбы с ним и нашего братства. Авторы книги также показывают, что, несмотря на заработанные доллары, Джим не был материалистом, как многие другие художники рок-н-ролла. Модульность, которую любил Джим, – опыт и действие. Он хотел сверх-доказательства природы материи в золоте неудовлетворённого восхищения.

Мы с Джимом встречались в Лондоне, чтобы обсудить фильм по моей пьесе “Борода”. Джим встретил меня в аэропорту, и я рассказал ему об образе романтических поэтов, летящих на самолёте через ночное небо. Я показал ему новую поэму о Билли и Кид, и он спонтанно написал стихотворение для Джина Харлоу в моей записной книжке.

Мы совершили поэтическую экскурсию по городу – по узким местам Сохо и в музей Tate, а затем ночью при лунном свете с поэтом Кристофером Логом съездили посмотреть больницу, построенную на том месте, где когда-то жил Блэйк. Мы ненадолго стали завсегдатаями музыкальных клубов, “The Bag of Nails” и “Arethusa’s”, где мы видели Кристин Килер, кинозвёзд, стаканами пили “Courvoisier” и вели философские беседы с кинорежиссёрами.

В Лондоне я в первый раз прочёл стихи Джима. В ясном, похожем на мескалин свете похмелья я нашёл на кофейном столике в его квартире в Белгрэвии рукопись “Новых творений” и был взволнован тем, что читал.