Мария Федоровна - Александр Боханов

Царскую карету сопровождали шесть казаков на лошадях, а один располагался на козлах. За каретой в двух санях ехали офицеры полиции. Через несколько минут кортеж выехал на Екатерининский канал и двинулся вдоль решетки сада Михайловского Дворца.

Это место было малолюдным, только несколько одиноких фигур маячили на всей перспективе. Вдруг раздался страшный взрыв. Когда рассеялись клубы дыма, то перед глазами предстала страшная картина. На тротуаре лежали убитые наповал мальчик-прохожий и два казака. Все кругом было залито кровью людей и лошадей. Царская карета была полностью уничтожена, но сам Император не пострадал. Он бросился к лежащим, хотя чины полиции умоляли его немедленно в санях отправиться во Дворец.

Царь не послушался, так как хотел увидеть схваченного анархиста, бросившего бомбу. В это время другой заговорщик, стоявший опершись на перила канала, бросил еще одну бомбу прямо под ноги Царя. Через мгновение все увидели Александра II лежащего на земле, всего в крови, а из разорванного в клочья мундира торчали раздробленные ноги. Зрелище было ужасающим. Глаза его были открыты, но казалось, что он ничего не видит. Подоспевшему брату, Великому князю Михаилу Николаевичу Царь прошептал: «Скорее во дворец, там умереть». Это были его последние слова.

Через несколько минут весть о злодейском покушении на Государя стрелой облетела Петербург. Одними из первых об этом узнали Цесаревич и Цесаревна в Аничковом дворце. Александр, в чем был, сразу бросился на улицу, на первом попавшемся извозчике помчался в Зимний. Мария Федоровна с детьми прибыла туда следом.

На парадной мраморной лестнице там и тут виднелись следы крови. Император лежал на кушетке в своем кабинете, около письменного стола, почти под портретом дочери Марии. Глаза были закрыты, и мертвенно-бледный цвет лица свидетельствовал о безнадежном состоянии.

Через три дня Мария Федоровна в письме к матери описала то кошмарное зрелище, которое ей открылось: «Бедный безвинный Император, видеть его в этом жутком состоянии было душераздирающе! Лицо, голова и верхняя часть тела были невредимы, но ноги — абсолютно размозжены и вплоть до колен разорваны в клочья, так что я сначала не могла понять, что собственно я вижу — окровавленную массу и половину сапога на правой ноге и половину ступни — на левой. Никогда в жизни я не видела ничего подобного. Нет, это было ужасно!»

Около умирающего суетились врачи, металась княгиня Юрьевская, отдававшая распоряжения медикам и прислуге. Старого протопресвитера Рождественского так трясло, что он с трудом держался на ногах, но успел причастить умирающего, в бессознательном состоянии сумевшего проглотить святое причастие.

В ранних мартовских сумерках 1 марта 1881 года Император Александр II испустил свой последний вздох, и душа его отлетела. Когда лейб-медик С. П. Боткин (1832–1889) объявил об этом, то новый Император Александр III бросился перед телом отца на колени, рыдая навзрыд. Это был первый случай в жизни, когда он так открыто проявлял свои чувства на публике. Рыдали и многие другие.

Затем новый Самодержец поднялся, увидел княгиню Юрьевскую, находившуюся в полуобморочном состоянии, подошел к ней и обнял. К телу усопшего начали подходить другие родственники, приближенные, высшие сановники империи.

Смерть Монарха сняла все возражения, затмила все прошлые обиды и унижения. Императорская Фамилия, двор, огромная Россия искренне горевали по поводу безвременной кончины Царя.

Мария Федоровна плохо соображала, находилась как в тумане, и потоки слез лились, не останавливаясь. Вслед за мужем распростерлась перед телом покойного. Поднявшись, подошла к несчастной княгине, обняла ее, и обе женщины стояли так обнявшись и плакали. Горе их было огромным и искренним. В тот момент это были только две женщины, сердца которых страдали. Но то было лишь кратковременным единением. С каждой минутой дистанция между ними все увеличивалась, делаясь непреодолимой.

Одна, теперь уже Царица, другая, потерявшая безмерно любимого и которой, может быть, не хватило всего «пяти минут», чтобы стать хозяйкой Трона. Мария Федоровна получила судьбу, которую по праву рождения и положения должна была иметь, а Екатерина Михайловна не дождалась того, на что могла рассчитывать лишь как возлюбленная Венценосца. Все встало на свои места.

На следующий день была интронизация новых монархов, и в Зимнем творилось что-то невообразимое. Парадные мундиры и роскошные туалеты резко контрастировали с тем, что творилось в душе у большинства. Две недели шли панихиды, траурные церемонии, прерываемые громогласным «ура» при появлении нового Царя. Александру III присягали должностные чины всех рангов по всей необъятной России. Радость и печаль, боль и надежда, отчаяние и уверенность — всё было перемешано, всё сливалось в единый поток впечатлений и настроений, окрасивших те солнечные весенние дни.

15 марта 1881 года в соборе Петропавловской крепости состоялось погребение покойного. Кончилось одно время, начиналось другое. Эпоха царствования Императора Александра II («Царя-Освободителя») сменилась эпохой Императора Александра III («Царя-Миротворца»).

Отовсюду шли сочувственные послания. Королева Виктория той весной прислала Александру III два проникновенных письма, где выражала соболезнования и добрые пожелания новому Царю, к которому обращалась «мой дорогой брат». Она сообщала о том, что ее охватили «чувства глубокого отчаяния и истинной грусти». «Я до сих пор пребываю в ужасе от этого страшного события, этого жуткого преступления, которое было также воспринято везде в моем королевстве», — восклицала в письме от 20 марта 1881 года.

Королева разрешила поехать в Петербург сыну Берти и его жене Александре. В середине апреля того года Королева писала из Осборна в Петербург: «Для меня было большим удовольствием думать, что присутствие моих детей рядом с Вами и Минни в эти ужасные дни и в этот момент, такой простой и волнительный, наполненный всякого рода сложными вещами, стало для Вас обоих и большим удовольствием и большим утешением».

Глава 14

Хозяйка Царского дома

Александр Александрович не мечтал о короне, но когда смерть отняла отца, проявил удивительное самообладание и смирение, приняв то, что давалось лишь по воле Всевышнего.

Александр III, любя Россию искренней, сыновней любовью, прекрасно видел и понимал, что в Империи много неполадок, что многое надо изменять и усовершенствовать, но был убежден, что надо искать только национальные пути в будущее, что Россия слишком своеобразная страна, чтобы легкомысленно пытаться использовать здесь западные модели.