Рус. Заговор богов - Вадим Крабов

– Так что там неправильного у шианцев? – напомнил он, буквально глотая воздух, пропитанный ароматами южного моря. Вел себя так, будто только сейчас, буквально мгновение назад вернулся из страшно далеких мест и с грустным удивлением, неожиданно для себя открывает красоты родного края.

– Нет, князь, не у шианцев. У имперцев в целом. Во-первых, дисциплина. О нашем войске говорить не будем, у нас она всегда была не в почете, но возьмем хотя бы гроппонтцев. Приказ «молчать» они бы выполнили беспрекословно. Но представь, когда какому-нибудь воину, застывшему в парадном строю, чужой боец, недавний противник, специально наступит на ногу, нагло глядя прямо в глаза, то как отреагировал бы вышколенный гроппонтец?

– А имперец? Неужели смолчал? – живо переспросил Рус.

– И бровью не повел. А перед этим дрался отчаянно, Богдана в рубке знатно приложил. Тот, собственно, поэтому и взъелся: захотел поквитаться, на бой вызвать.

Один из этрусков, сравнительно небольшого роста (лишь на палец выше Руса), ссутулился, став ниже пасынка, и стыдливо спрятал глаза. Среди его товарищей послышались сдержанные смешки. Вообще-то все разведчики, включая Гариланта, отличались маленьким ростом – это было одним из критериев отбора.

– Строго у них, – согласился Рус, невольно влезая в память мага-охранника мульского городища в Понтинополе, послужившего в регулярных войсках. Тот воспринимал такое положение вполне естественным и не представлял, что может быть иначе.

– Второе, князь, – продолжил Гарилант. – Я всегда считал наших штабных занудами и крючкотворами, но по сравнению с тем, что я увидел в капитанской каюте, наши – само воплощение разгильдяйства. В каюте, весьма скромной, все полки были заставлены книгами. Не свитками, а из бумаги обрезанной: стопка листов, сшитых по одному краю и наружные листы в кожу обернуты. За другой край берешься, открываешь как крышку у шкатулки, листы освобождаются, но не рассыпаются – прошивка не дает. Видел такие?

– Видел. И бумажные и пергаментные. Искать нужную строку удобно.

– Наверное, я не пробовал. Но Юсида то одну книгу с полки снимал, то другую, листал. Долго искал. Нашел и стал пальцем водить, бормоча, мол… не помню точно, но что-то вроде: приказ такой-то, от такого-то числа и года, за подписью того-то, о возмещении ущерба. Мол, я на него напал и должен заплатить за поврежденный такелаж и за лечение раненых. И это воин говорил, не торговец! – Командующий не выдержал, возмутился и был дружно поддержан другими этрусками. Кушинги промолчали. – Я сделал вид, что плохо понимаю. А он мне другую книгу подсовывает и жалуется, что его по возвращении не поймут, что приказ есть приказ, хоть и дурной. Давай, объясняет мне, составим описание происшествия. Он распишется, я распишусь, и тогда ему ничего не будет. Хвала Френому, он не сам за стол уселся, а помощника позвал. Ну а пока тот сочинял что-то, я угостил капитана неплохим месхитинским. Вино ему понравилось. Правда, захмелел быстро – непривычен к питью оказался.

– Да уж, шианцев с этрусками не сравнить! – усмехнулся «божий сыночек» и тряхнул головой. – Все? Тогда – благодарю за службу! Весь отряд, моряков и воинов!

Этруски в ответ гаркнули свое, кушинги свое.

– Значит, твоя мысль такая: порядки в империи строгие, и канцелярия большую силу имеет. Правильно? – серьезно спросил Рус.

– Совершенно верно, – подтвердил этруск.

– Что ж, учтем. – Сказал и перешел на более легкий тон: – А не накормишь ли ты князя первого круга, бывшего царя? Живот от голода сводит.

– Давно готово, князь! – радостно воскликнул Гарилант. – Морепродукты, конечно, – поморщился он, – но кок расстарался! – Кроме него и Руса в шикарную каюту командующего прошли старший жрец и капитан «Руса Четвертого».

Трапеза, на вкус непривередливого пасынка, выдалась роскошной. За этим поздним ужином он поставил обоим кораблям новую задачу (разговорные амулеты на судах имелись): идти строго на запад, пришвартоваться в первом попавшемся порту (не стал открывать им название того города, а знал), – и обрадовал, что до побережья всего три сотни миль. В империи заняться разведкой и налаживанием связей. От имени Эрлана Первого и князя Великого Кушинара Руса написать прошение императору о разрешении на торговлю и ждать ответа. Самим ехать необязательно – во дворец если и пустят, то очень нескоро. Через секретариат быстрее получится. Но с целью изучения нравов послать кого-нибудь можно, кто пожелает застрять там надолго. Также одному кораблю необходимо быть готовым принять на борт самого Руса, но особо на этом не зацикливаться: как только придет ответ из столицы, отчаливать обоим.

– Как хорошо у тебя Духи спрятаны! – обратился к пасынку захмелевший старший жрец экспедиции, Борислав, не скрывая восхищения. – И склонность к Силе Призыва не просматривается. Все как в «Божественном Завещании», как у самого Великого! За исключением силы Земли, конечно. Не зря он тебя усыновил, пришелец.

«Духи! Черт, Духи! – всполошился Рус, только сейчас вспомнив, что обычно в чувство приводили его они, а не обливание забортной водой. Теперь многоголосый хор подозрительно молчал. – Друзья!» – мысленно проорал он, горячо желая услышать ответ. И довольно скоро, всего через несколько быстрых сердечных сокращений, дождался.

«Большой Друг, наконец-то! – раздался знакомый голос Духа Жизни, как обычно, с совершенно неопределенными, подчас противоположными интонациями. В них угадывались грусть и радость, ненависть и обожание, надежда и отчаяние, и многое другое, человеку непонятное. – Как только ты вошел в «расслоение Тьмы», мы тебя потеряли… до сего момента. И мы рады». – Чему радовались бестелесные сущности: потере или обретению, осталось невыясненным – Дух посчитал, что сказал достаточно, и замолчал.

– Князь! Зачем мне демонстрировать свои способности? – удивился жрец, заметив колыхание Силы Призыва и легчайшие тени Духов над Русом. – Я не из тех, кто засомневался в твоем усыновлении! Совершенно не важно, откуда ты родом, – Френом тебя выделил, и этого достаточно. И ты сам, лично, никогда не утверждал, что являешься сыном Грусса Третьего. Обходил стороной, молчаливо соглашался – это другое дело. Не очень достойное, но для владыки простительное.

– Я и не собирался ничего доказывать, – искренне удивился Рус. – Ты напомнил о Духах – я немного пообщался с ними.

Гарилант следил за разговором с нескрываемым интересом. Капитан, классический кушинг по имени Лит, наоборот, делано безразлично глядел чуточку в сторону, любопытство скрывая. Разве что прищуривался с эдакой хитринкой.

«Друзья! – снова позвал Рус. – Я хочу предупредить вас, что скоро мы опять расстанемся. Надеюсь, ненадолго…» Он знал, что по крепостной стене, сооруженной вокруг старого Храма Тартара и пристроенной к нему новой обители Ланьи, были выбиты древние руны «изгнания». Выдолблены давно, с целью защиты от незваных сущностей из Бездны. Но и Духи стихий преодолеть блокаду не смогут.

В этот раз почему-то отозвался Дух Земли, пророкотав в своей обычной глухой манере затихающего камнепада:

«Не переживай, Большой Друг. Твоя Воля возросла, главное – верь…»

«Спасибо, друзья!» – поблагодарил Рус, чувствуя легкую грусть. В настоящий момент его вера в себя была далека от абсолютной, от той безоглядности, к которой всегда безуспешно стремился.

– Я через «эфирный разговор» иногда с Фридлантом беседую, – продолжил объяснять Борислав. – Он предупреждал меня, что часть жрецов, узнавших твое происхождение, втайне поддерживают гросситов, которые из-за строительства тоннеля голову поднимать начали…

– Я разберусь, уважаемый Борислав, – холодно остановил жреца Рус. – Сына вызволю и в Этрусию наведаюсь. Все, мне пора. – Сказал и безжалостно вычистил из себя опьянение. Не полагаясь на Духа Жизни, как поступал в большинстве подобных случаев, а самостоятельно.

Он ушел не так, как задумывал в Эритрее: при помощи кольца Силы, которое должны будут составить Призывающие, до ближайших координат на побережье и далее, этапами, до крепости тартаровцев. Рус провалился в «яму» прямо из каюты командующего экспедицией. Использовал силу Земли из остатков «астрального колодца» – этого было достаточно.

Не зря Рус волновался, не зря исподволь прощался с миром, но зря отправил в откат любимую жену. Силы все равно не хватило, и «зыбучая яма» превратилась в банальную могилу. Только пасынку Френома умирать было не впервой: Рус растворился в «расслоении Тьмы», и этого оказалось достаточно. До полноценной смерти дело не дошло. Он вспомнил все. Все века и тысячелетия, проведенные неведомо где; когда разум был светел и отточен, когда времени было полно, когда ничто не отвлекало от размышлений, а материала было хоть завались; тогда он разобрался в устройстве миров и многое понял.