Охота на волков - Андрей Щупов

А потом получилось так, что она усадила его за стол. Ничего не спрашивая, принесла с кухни чашечки с дымящимся кофе, из пузатой красивой бутыли плеснула ему и себе брэнди. Он не пытался возражать. Лишь на мгновение стало смешно, что совершенно посторонняя барышня ухаживает за ним, точно за маленьким. И ведь сумела что-то ПОЧУВСТВОВАТЬ! Иначе не было бы этих соболезнующих глаз, этих плавных успокаивающих движений.

Кофе он выпил залпом. В груди сразу потеплело. И снова она наполнила его чашку — на этот раз налила один коньяк. Валентин согласно кивнул.

— Когда-то у меня было такое-же, — Аллочка пожала острыми плечиками, округлое лицо ее чуть приблизилось. Она словно говорила о чем-то доверительном. — Скверно было, отравиться хотела. И ничего. Как видишь, сумела пережить.

Легкое недоумение змейкой скользнуло в пучине мыслей и пропало.

— Ты слышала?

Она покраснела, длинные ресницы чуть дрогнули. Возможно, Аллочка ожидала, что ее начнут упрекать, но благостные перемены уже произошли, брэнди подействовало. Протянув руку, Валентин осторожно пожал хрупкую девичью кисть и движением этим выразил то, что невозможно казалось выразить словами.

— Я в порядке. Не беспокойся за меня, просто…

Он замолк, чувствуя, что следующей фразой выдаст себя с головой. Потому что все было совсем не просто, и всю глубину происшедшей катастрофы ему предстоит узнать позднее — может быть, завтра или через неделю, когда случившееся дойдет до сознания, встанет перед ним во весь свой великанский рост. А сейчас он только приблизился к краю пропасти и, заглянув вниз, ощутил первый не самый страшный приступ головокружения.

— Не думал, что будет так, — он покрутил в пальцах опустевшую чашечку. — Больше у меня никого не было, понимаешь?

Аллочка кивнула. Они помолчали.

— Значит, говоришь, у тебя тоже такое было?

И снова длинные ресницы моргнули. Валентин вздохнул.

— В общем-то я в порядке… — он поморщился, вспомнив, что уже произносил эту фразу. — Разумеется, все пройдет. Мало ли что бывает. Ее можно понять. Годков совсем ничего, а женишок пропал — исчез и растворился. Правильно сделала…

— И вовсе нет! — решительно возразила Аллочка. В глазах ее блеснул сердитый огонек.

— Правильно, конечно, правильно, — Валентин невольно погладил мягкую руку Аллочки. — Она и сейчас в полтора раза моложе меня. Совсем еще девочка.

— Ты ее сильно любил?

Валентин неожиданно подумал, что мужик бы о таком никогда не спросил. Ее же, как всякую женщину, интересовало главное.

— Да, — шепнул он. Горло стиснуло незримая кисть. — Наверное, и сейчас люблю. Она… Она и впрямь была МОЕЙ, понимаешь? Есть красивые, хорошие, но чужие, а она была МОЕЙ.

— Кажется, понимаю.

— Кому-то повезло, — Валентин прикусил губу.

— Она знала про тебя… Ну что ты можешь оказаться здесь?

— А где я? — он горько усмехнулся. — Ты сама-то это знаешь?

— В семье полковника Рюмина.

— А почему? Какого черта он меня выдернул оттуда? Там таких — сотни маялись.

— Ты еще не догадался?

— Я не телепат, мыслей чужих не читаю.

Аллочка молча поднялась, вышла из комнаты. Вернулась через минуту с небольшим фотографическим портретом.

— Узнаешь?

Валентин нахмурился. Молодой белозубый парень с кучерявым, задорно выбивающимся из-под козырька чубом. И очень похож… Черт!… Валентин поднял глаза.

— Ты хочешь сказать…

— Это его сын, Василий. В восемьдесят третьем погиб в Афгане. Всего годик и проходил в лейтенантских погонах.

— Значит, я…

Аллочка кивнула.

— Сам видишь, и глаза, и нос — все твое. Вот дядя Костя и встрепенулся. Я это давно заметила. Только не знала сначала причины. А ты появился, и все встало на свои места… Только учти, я тебе ничего не говорила.

Валентин задумался.

— Спасибо. Теперь многое становится понятным.

— Ну, раз так… — Аллочка с картинной решительностью ухватила бутыль за горлышко. — Значит, еще по одной?

— Зачем?

— Не зачем, а за что!

— Так за что же?

— За жизнь, которая продолжается и продолжается. За Васю погибшего. Он ведь, считай, спас тебя, верно? И за нее выпьем. Чтоб была девочка счастлива…

Аллочка точно била по цели. Валентин глянул еще раз на фотопортрет и покорно протянул чашку. Не так уж сложно его было уговорить.

Аллочка курила, глядя в потолок, Валентин бездумно ласкал ее маленькие груди, зажмурив глаза, молчал.

— Тебе хорошо? — она чуть склонила голову, пытаясь заглянуть ему в глаза, и сама же себе ответила: — Плохо. Конечно, плохо. А я надеялась, ты расскажешь что-нибудь о себе.

— Обычно рассказывают?

Она обиженно дернула плечиком.

— Кто?

— Брось, я брякнул не то, — он погладил ее по волосам. Невнятно и не к месту пробормотал: — У вас хорошая звукоизоляция. Никаких соседей, никакой вибрации от попсы.

— Это точно! — Аллочка усмехнулась. — Живем, как в подводной лодке.

— А те желтые таблетки, что ты давала, это в самом деле успокоительное?

— Нет, конечно. Это квайлюд.

— Что?

— Квайлюд. Возбуждающий наркотик.

— О чем-то подобном я подозревал.

— Мескалин, говорят, лучше, но я не пробовала. Хотя на кого как. Вся эта химия очень избирательна. Одного на уши может поставить, а другой и не заметит ничего, — Аллочка говорила рассудительно, и Валентин удивленно приподнял голову.

— Однако!… И давно ты развлекаешься подобным образом?

— Какая разница? Главное, что я меру знаю. Сильные наркотики обхожу стороной. Я тебе не старлетка какая-нибудь! Некоторые, к примеру, уважают ЛСД, а мне вполне хватает и барбитуратов. Или марджана, — травка есть такая пакистанская.

— А дядя? Как же он ничего не пронюхал?

Аллочка повернула к нему голову, темная прядка непослушно упала на лицо, прикрыв нос и часть щеки. В полумраке блеснули ее зубы, она улыбалась.

— А про что он может пронюхать? Может, я шучу?

Он убрал прядку в сторону, погладив по щеке, спустился к шее, пальцами обхватил худенькую шею.

— Не ври.

— Хочешь осмотреть вены? Покажу. Все чистенько, не дура.

— Если ширяешься, то дура! Какая разница — через кровь, через рот или нос?

— Ты хочешь мне что-либо запретить?

— Хочу, — он произнес это с полной серьезностью.

— Лучше не надо, — перегнувшись через него, Аллочка потушила сигарету в керамическом блюдце. Взглянув в упор, лицом медленно опустилась на его грудь. — Не надо меня воспитывать, хорошо? Какая есть, такая есть, — ноги и руки ее оплели Валентина, не давая возможности шевельнуться. — Ну признайся! Неужели тебе не понравился квайлюд?

— Нет, — Валентин помотал головой. — Зачем мне квайлюд, если ты не старуха и не уродина?

— Боже мой, какой ты глупый! — губами она подобралась к его уху. — Скажи мне что-нибудь!

— Что, например?

— Скажи, что любишь, что я хорошая.

— Ты красивая.

— И все?

— Еще скажу… — Валентин на секунду замешкался, — скажу, что в тихом омуте черти водятся.

— Это верно! — Аллочка довольно рассмеялась. — Бедный полковник, правда?

Валентин сгреб ее за волосы на затылке, встряхнул чуть больнее, чем хотел.

— Так кто же тебя снабжает этой гадостью? Неужели дядечка?

— Тепло!… — она все еще продолжала улыбаться.

— Кто?! — Валентин почувствовал, что в нем закипает ярость. — Кто-нибудь из твоих прежних дружков? Зорин?

— Да нет же, нет! — она тщетно пыталась вырваться. — Зачем тебе это?

Валентин напряг пальцы, Аллочка взвизгнула.

— Больно! Ну пусти же!

Мышцы его обмякли. Разжав руки, он отвернулся к стене.

— Иди!…

Она не ушла. Сердито посопев, прижалась к его спине, неловко погладила затылок.

— Ты ведь не скажешь дяде, правда?

— Боишься за своего дружка?

— Не за него, — Аллочка помолчала. — За дядю…

Это уже было что-то новенькое, и Валентин немедленно обернулся.

— Не понял? — он смотрел недоверчиво. — Твоему всесильному дяде может кто-то еще угрожать?

— Могут, Валя, еще как могут!

— Так кто же это?

— Клим Лаврентьевич, — Аллочка снова прижалась к его груди, торопливо залопотала: — Только не спрашивай меня ни о чем. Я ничего не знаю! А эти штучки… В общем-то я сама их выпросила. Любопытно было попробовать. Вот Клим Лаврентьевич и дал. Он в этом смысле безотказный.

— Безотказный, — эхом повторил Валентин. — Кажется, начинаю соображать… Сначала угостил, потом еще пару порций подбросил, а после взял да пригрозил, что умоет дядечку с племянницей наркоманкой, так, что ли?

— У них с этим строго! За репутацией семей, знаешь, как следят! Хватит одной анонимки, чтобы из органов выперли. А у дяди сейчас что-то очень важное затевается. Под него подкапываются, понимаешь?