Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

Инанча кашлянул и сплюнул.

— Поприветствуешь в шатре.

Слуги поклонились. Гурбесу повела мужа к входу в шатер, и он оказался в большом теплом пространстве, Та-та-тунг и другие вошли следом. У трона и ее постели висели фонари, освещая гобелены на стенах. В котле над очагом варилась овца.

Она стояла рядом с Инанчой, пока он грел руки у очага, потом помогла ему снять тулуп и шубу, а также доспехи. Даже в длинном вязаном халате он был широк и на голову выше окружающих.

— Эх! — Даян поплевал на пальцы, стряхнул льдинки с усов и стянул с головы отделанный мехом шлем. — Другие мои жены не встречают меня.

— Я не позвала их, — сказала Гурбесу. — Они, конечно, будут рады, если ты посетишь их в будущем. — Она часто настаивала, чтобы он разумно выполнял свои обязательства в отношении других женщин. — Тут еда для тебя и для твоих генералов, а хранитель печати привел трех писцов, чтобы записать рассказ о твоей победе.

Та-та-тунг поклонился.

— Мы уже записали доставленные нам послания, — сказал уйгур, — Эркэ Хара теперь хан кэрэитов, а его брат Тогорил свергнут. Мы радовались, когда услышали это, хозяин. Если будет на то твоя воля, я…

Инанча махнул большой рукой.

— Мой хранитель печати может подождать более полного отчета, ведь я провел три месяца со своими генералами — они поедут по своим юртам и будут пировать с семьями. — Он потянулся всем своим большим телом. — Сын Тогорила Нилха, которого прозвали Сенгум, прячется, но я сомневаюсь, способен ли он помочь отцу. Сам Тогорил бежал на запад, к кара-китаям.

— Жаль, что вы не схватили его, — сказала Гурбесу, — но черные китаньцы ему мало помогут.

Бай Буха задержался возле них, глядя на Гурбесу из-за очага.

— Отец! — донесся голос от входа. Вошел Баяруг и зашагал к ним. Глаза его широко раскрылись, когда он увидел Гурбесу. — Я приветствую тебя, Гурбесу-экэ. Я думал лишь о том, чтобы отец вернулся целым и невредимым к своей любимейшей жене. Я был его щитом в сражении, мой меч был его рукой, я отразил много нападений, чтобы защитить его.

— Нападений! — Бай Буха бросил на младшего брата ядовитый взгляд. — Я подозреваю, что ты держался подальше от переднего края, когда отражал их.

— Но не так далеко позади, как ты, который не отходит от своей юрты дальше беременной женщины, вышедшей облегчиться.

Грудь Бай Бухи ходила ходуном.

— Это ты-то отцовский щит? Да от тебя еще и по сию пору разит после того, как ты обосрался.

— Молчать! — заорал Инанча. Слуги, стоявшие рядом, бросились врассыпную. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришел только для того, чтобы поприветствовать мою королеву и мачеху, — ответил Баяруг. Глаза у него были такие же дерзкие и лихорадочные, как у брата. Гурбесу захотелось дать ему пощечину.

— Ты поприветствовал ее. Иди помоги другим устроить лошадей. — Баяруг ушел. Громадина подкатила к старшему сыну. — А ты?

— Я был уверен, — сказал Бай Буха, — что тебе потребуется доклад о том, что случилось в твое отсутствие.

— Мне могут рассказать об этом жена и Та-та-тунг. Я думаю, они не меньше тебя присматривали за моим народом. Отправляйся в свою юрту. Ты можешь сказать своему сыну Гучлугу, что я с радостью навещу своего внука позже.

Бай Буха ушел. Инанча подошел к трону и устало устроился на нем, Гурбесу сняла халат и прикрыла им его ноги.

— Баяруг проявил некоторую храбрость, — сказал он.

— Ты хочешь сказать, что он не сбежал?

— Перестань, Гурбесу… Хватит того, что мои сыновья поливают друг друга грязью. Мне не хотелось бы, чтобы моя жена наговаривала на них.

Она присела на подушку слева от него.

— Бай Бухе надо было поехать с тобой тоже.

— Бай совсем не боец. Он это знает, но пытается доказать обратное, что лишь подвергает опасности любых людей, которыми он командует. — Инанча вздохнул. — Было бы лучше, если бы он выучился править. Вместе с Баяругом, который руководил бы армией, они, возможно, были бы способны править моим государством.

— Сегодня этим заниматься не стоит. — Гурбесу вытянула руку и коснулась его руки. — Пусть Господь даст тебе долгие годы жизни.

— Небо и так дало мне долгую жизнь.

Она взглянула на него. Когда бы он ни возвращался к ней, она видела все больше седых волос в его редкой бороде, больше серебра в косицах за ушами. Ей невыносимо было думать, что случится, когда он скончается. Храбрейшие сыновья даяна погибли, остался только горячий мальчик шестнадцати лет и молодой человек, имеющий мало военного опыта. Но Инанча не хотел, чтобы она осуждала его сыновей. Подобные разговоры лишь напоминали ему, что она не родила ему сына.

Та-та-тунг сел справа от даяна.

— Государь, — сказал он, — я записал приказы, которые отдавали твоя королева и твой сын в твое отсутствие, и скрепил их твоей печатью. У тебя не отнимет много времени взглянуть на них, или я могу зачитать их тебе, если ты предпочитаешь не утомлять своих глаз.

Хранитель печати был вежлив, Инанча не умел читать слова, которые писал уйгур, хотя иногда делал вид, что читает. Искусство уйгуров, которые служили ее мужу, было полезным, и караваны, проходящие через южные земли, где жили эти люди, иногда поворачивали на север, ведомые уйгурскими проводниками, и торговали с найманами. Инанча завидовал учености уйгуров, которые служили найманским правителям и до него, но он также удивлялся народу, предпочитавшему оседлую жизнь в оазисах вольной жизни в степях.

— В другой раз, — сказал даян. — Мне нужно знать одно — не грозит ли что-нибудь моему народу? Эркэ Хара в благодарность за ханский престол подарил четыреста боевых коней и двести кобыл.

Служанка принесла вино в золотых кубках, священник благословил напиток. Инанча пролил несколько капель вина, чтобы умилостивить духов, и припал к бокалу. Пять девушек сидели на подушках подле Гурбесу и легонько пощипывали струнные инструменты, а еще одна девушка принесла даяну блюдо с нарезанным мясом. Инанча навалился на баранину, то же сделали и люди, сидевшие в юрте на подушках за низенькими столиками.

— Как же жена обрадовалась моему возвращению из похода. — Инанча улыбнулся ей. — Теперь ты видишь, что беспокоиться было нечего.

Она знала, что он не упустит возможности упрекнуть ее.

— Я бы держала тебя под боком всегда, если б могла. — Она прильнула к нему. — Но я думаю не только о себе. У тебя есть союзник на кэрэитском троне, но трудно сказать, долго ли он удержится на нем. Монгольские племена будут не очень довольны тем, что их сосед — твой вассал.

— Проклятые монголы! — Инанча откашлялся. — Эта злобная сволочь слишком занята сведением своих счетов, чтобы угрожать нам.

— Они могут объединиться перед лицом большой угрозы. — Она взглянула на Та-та-тунга, зная, что он разделяет ее опасения, но уйгур молчал.

Инанча рассмеялся.

— Моя дорогая жена… разве ты забыла историю с ханским пиром? — Гурбесу не ответила, зная, что он все равно расскажет снова эту свою любимую историю. — Сидели они на берегу Онона и пировали с этой собакой, которую они называют Чингисханом, чествуя тех, кто недавно присоединился к нему, и едва они принялись за кумыс, как ханский брат и один из его двоюродных братьев вцепились друг другу в глотки.

Все стали хихикать, хотя не раз слышали этот рассказ. Даян хлебнул вина и вытер рот.

— Мои шпионы говорят, что брат назвал двоюродного брата вором, а потом две старые расфуфыренные джуркинки стали кричать, что младшую жену обслужили вне очереди, и вскоре вся компания передралась, пуская в ход палки и сучья, отломанные от деревьев! — Он хохотал на весь большой шатер. — Чингисхан был в такой ярости, что взял в заложницы двух старых сук, а вождей джуркинов заставил пойти на мировую, чтобы они опять не ушли. Вот как они прекрасно отпраздновали свое объединение!

— Воистину отпраздновали, — сказала Гурбесу со смехом, — но это не первый пир, кончившийся дракой, и, кажется, они поладили. — Девушки, сидевшие рядом, хихикали. Она махнула рукой, чтобы продолжали играть. — Я не слышала о размолвках между монгольским ханом и его союзниками за последние два года, прошедшие с тех пор.

— Дай им только время, — согласился муж. — Их с двух сторон теснят мэркиты и татары, а теперь и хан кэрэитов — мой человек, так что беспокойства у них хватает, даже если они и объединились, да и мир между ними больно уж непрочный. Стоит ли тебе тревожиться из-за шайки грязных монголов.

— Я только думаю, — сказала она, — что наглого хама, который называет себя Чингисханом, дразнить не следовало бы.

— Всякий, кто имеет наглость выбрать себе такое имя, несомненно навлечет на себя гнев Неба. — Инанча подозвал служанку, которая поспешила налить ему вина. — Мне не нужны союзы с собаками, пропахшими мочой. Они будут терзать друг друга набегами, их будут беспокоить враги, и рано или поздно на Правителя Вселенной пойдет войной этот джайратский любитель мальчиков, которого он когда-то называл своим другом. — Люди вокруг засмеялись снова, шпионы Инанчи были добросовестны. — О, у них будет единство, — продолжал он, — но под найманскими знаменами. Когда монголы истекут кровью в междоусобных битвах, а мэркиты и татары обглодают их кости, мы вонзим когти в уцелевших.