Поединок. Выпуск 7 - Эдуард Хруцкий

— У государства денег навалом, — потягивая пиво, рассуждал Крайнов. — Недалеко от нашего дома есть сберкасса. Бывают моменты, когда посетителей там нет. Сидят за метровым барьером всего две женщины, одна пожилая, пенсионерка наверное, другая — молодая девчонка. У них за спиной металлический сейф, набитый деньгами. — Он замолчал, обдумывая, говорить или нет. — Сколько раз в кассу приходил… Думаю, был бы пистолет, направил бы на них, да как рявкнул… Через несколько секунд мешок с червонцами в руках… За угол дома… Там через парк, в такси и тягу… Потом гуляй… — И мысли понеслись далеко, далеко.

Косой впился глазом Рудику в лицо, слушал не перебивая, только чаще стал затягиваться сигаретой.

— Сразу видно, что ты кретин! — неожиданно заскрипел зубами Косой, отодвигая в сторону тарелку с заливной осетриной. — Какие деньги в сберегательной кассе? Одни деньги сдают, другие получают, больше тысячи там не бывает, а провал стопроцентный. Кто–кто, а я знаю. Срок за сберкассу в молодости отбывал… На сберкассы одни придурки нападают, там сигнализация и охрана. И потом, тебя там узнают… Нужно взять в таком месте, где комар носа не подточит, да такой куш, чтобы хватило на шикарную жизнь. Взять нужно тысяч сто!

Вот так жахнул, Рудик даже пиво отставил!

— У кого же такие деньги?

— На заводе одном…

— А как же люди останутся без денег?

— Учили тебя, учили, а видно, зря. Наше государство богатое, есть машины для печатания денег. Кому не хватит денег, включат машину и за час напечатают столько, сколько нужно.

О таком опасном деле Косой говорил спокойно, не меняя тона голоса, повернув голову в сторону и скривив рот, словно обращаясь к другому человеку, и от этого слова его звучали все страшней и страшней, а авторитет в глазах Рудика поднимался все выше и выше.

— Есть у меня один надежный вариант, не то что твоя сберкасса, войдешь в дело — сорок тысяч твои.

От этих слов у Крайнева закружилась голова как от стакана армянского коньяка. Сорок тысяч! Полмешка денег! Несколько лет веселой, беззаботной жизни, такси, рестораны! и не нужно толкаться рядом с Носом и Ударником! Можно все курорты объехать, все девочки твои!

— Но у нас законы строгие: пикнешь, — Косой постучал ножом по тарелке, — пришьем, как собаку!

О таких законах Крайнов слышал на толкучке.

В зале, кроме бешено звучащих динамиков, других голосов не было. Перед музыкантами на блестящем паркете в такт кривлялись несколько пестрых пар. Между ними пробирался молодой, со вкусом одетый мужчина. Он небрежно вытащил из кармана десятирублевую купюру и протянул ближнему музыканту.

Через минуту в зале объявили:

— Дорогие друзья! Сейчас оркестр исполнит для нашего дорогого гостя из прекрасной Армении его любимую песню.

— Видишь, деньги — самое главное в жизни, — Косой показал большим пальцем в сторону музыкантов.

За соседним столом сидели черноволосые смуглые мужчины, громко разговаривающие на своем языке. Не принять вызова они не могли. Один из них подошел к оркестру и положил на эстраду купюру. Все ясно: «сиреневый туман».

— Для наших дорогих гостей из солнечной Грузии оркестр исполнит известную всему миру песню «Тбилисо», — крикнул в микрофон один из музыкантов.

Еще не закончилась мелодия, а к оркестру между столиками и танцующими пробирался могучий мужчина со шкиперской бородой, с трубкой во рту, в меховой душегрейке и унтах.

— Давай «Увезу тебя я в тундру», — рявкнул он, вытащив купюру.

После паузы к музыкантам опять подошел первый заказчик и положил «сиреневый туман». Состязание продолжалось.

Косой по–хозяйски осматривал заставленный закусками и бутылками стол.

— Деньги — это навоз, сегодня нет, а завтра воз. Сходи, студент, и закажи «По диким степям Забайкалья», — он протянул пятерку Крайнову. — Мы тоже деньги имеем!

— Звать–то вас как? А то сидим… — робко спросил Рудик.

— Звать–то? Зови просто — Иван Иванович, а что?

— Не нужно денег, уберите их, Иван Иванович… Раскрутка это все. Здесь каждый вечер так… «Гость» из Армении у музыкантов — подставной человек. Деньги ему сами оркестранты дают, ну, чтоб раскручивать других…

Иван Иванович сжал кулаки, заскрежетал зубами, потом отошел. Его пьяное лицо налилось свекольным цветом, трудно было понять — доволен он чем–то или, ист. Однако Рудик чувствовал себя должником этого человека, который берет все, что хочет.

Несмотря на то что выпил много, на улицу Иван Иванович вышел твердыми шагами. Провожать не разрешил.

***

Есть в центре Москвы старинный парк с высокими столетними деревьями по краям спокойного ленивого пруда. Здесь в течение всего дня сохраняется относительная тишина и покой. Отдыхающих много, приходят с детьми. У воды люди бросают диким уткам кусочки хлеба, но те мало обращают на них внимания: держатся поближе к домикам, где собираются вывести потомство.

Недалеко от пруда современная танцверанда. По установившейся традиции здесь танцуют только бальные танцы. Поэтому сюда по вечерам собираются истинные любители потанцевать, приезжают часто с другого конца города, тщательно одеваясь. Ходят сюда годами, большинство хорошо знают друг друга. В отличие от других танцевальных площадок, здесь собираются люди разных возрастов: юные девушки и парни, стройные офицеры и знающие себе цену женщины. Здесь нет–нет да и увидишь танцоров за семьдесят лет. Сюда без стеснения приходят и одинокие женщины, без партнеров не остаются. Только не отказывай приглашающим, танцуй, а в танце все равны. Одна здесь не будешь — с тобой все.

Еще до знакомства с Генкой школьницей бегала Галка на эту веранду. Больше всего на свете она любила танцевать. И не только любила, она умела танцевать — страстно, с выдумкой. Как только раздавалась ритмичная музыка, Галка вопросительно поднимала лицо, потрясая кистями рук, подбирала ногами ритм, и сразу ic ней приходили легкость и возбуждение. Корпус держала прямо, чуть откидывая назад голову, припадая в такт музыке. Равновесие поддерживала тонкими, изящными руками, которые дополняли танец самыми неожиданными движениями. Ее руки то извивались лебедем, то взвивались лезгинкой, то порхали крыльями синей птицы. В эти минуты, выписывая в ритме танца самые простые движения» Галя казалась еще изящней и очаровательней.

Но вершиной ее мастерства были классические, бальные танцы. Подойдет к ней партнер, с достоинством поклонится, приглашая на вальс–бостон, она присядет в знак согласия, с великодушием королевы положит ему на плечо левую руку, слегка вздернет подбородок, сразу становясь царственней и прекрасней, привстанет на цыпочках и через секунду, скользя в широком пластичном шаге, поплывет по залу.

Генка если что и умел, так это под музыку переминаться с ноги на ногу. Ну, мог еще пройти но кругу в ритме танго. А всякие там ча–ча–ча, полонезы, вальсы–бостоны танцевать не умел, и сколько Галка с ним ни мучилась, ни пыталась научить, ничего не получалось. Слуха музыкального нет — медведь на ухо наступил. Поэтому он танцевальную веранду не любил и приходил с Галкой сюда только для того, чтобы ей удружить. Она танцевала с другими.

На танцы Галка надевала такую коротенькую клешеную юбчонку, подрезать которую невозможно было бы даже на полсантиметра. От этого ноги ее казались еще длиннее и красивее. Генка сразу занимал скамейку в углу, плотно садился и исподтишка поглядывал на танцующих. Иногда он делал вид, что смотрит на оркестрантов, а сам любовался Галкой, ругая себя последними словами. Сколько ни старался он себя уговаривать, переубеждать, все равно его злили мужчины, приглашающие Галку танцевать. Здесь ее знали все и приглашали нарасхват. Если других Генка еще терпел кое–как, то пожилого гражданина в старомодном черном костюме с узкими брюками возненавидел. Стоит ей только сменить туфли на легкие босоножки — он тут как тут. «Разрешите?» Еще не доходит до их места, а его сморщенное старческое лицо метров за десять расплывается в елейной улыбке. Эта улыбка больше всего раздражала Генку. Танцевал старик легко, успевая еще что–то наговаривать Галке на ухо, при этом слащаво улыбаясь. А у самого очки в роговой оправе, диоптрия минус десять, не меньше. Танцуя с Галей, он говорил ей что–то смешное, она качала головой и смеялась от души. «Тоже мне танцор, — невесело думал Генка, рассматривая старика. — Рассказывает, наверное, анекдоты девятнадцатого века… Сидел бы лучше дома, внуков нянчил! Тоже мне, дедушка русского танца!»

— Вам, молодой человек, — нужно учиться танцевать, — подводя к Генке раскрасневшуюся Галю, галантно раскланиваясь, с улыбкой произнес пожилой кавалер. — А то отобью…

Скольким прощал, а этому Генка простить не мог.

— Ну, насчет отбить–то я не позволю! Главное дело настоящего мужчины — работать головой, а не ногами, — обозлился он: — А выделывать ногами разные кренделя — большого ума не требуется.