Чумные истории - Энн Бенсон

Когда на следующее утро за ним снова пришел гвардеец, Алехандро знал, что его позовут не к лошади.

Возле часовни он увидел, что сэр Джон стоит на изрядном расстоянии от окна, у него за спиной толпятся солдаты, тревожно переговариваясь между собой. Из домов на площадь выбегают люди, некоторые, не успев переодеться, как были, в ночном одеянии, потому что слух о том, что в часовне что-то случилось, распространился мгновенно.

Мэттьюз, забившись в угол, глазами полными ужаса смотрел на портного Рида, который лежал, тяжело навалившись на стол, и толстая его щека накрыла листок пергамента с рисунком Изабеллы. Глаза у него были открыты, будто бы он смотрел сквозь смертную завесу на явившееся ему видение. Из угла перекошенного рта стекала струйка блевотины, а челюсть отвисла: было ясно, что это тело больше не подконтрольно разуму. В другой, менее страшной ситуации, Алехандро сказал бы, что вид у портного изумленный, будто бы он удивился чему-то ночью и до сих пор не может прийти в себя.

Мэттьюз, в противоположность ему, был настроен отнюдь не юмористически. Увидав Алехандро, он метнулся к заколоченному окну и, вцепившись в доски, принялся умолять избавить его от жуткого мертвеца, лежавшего от него в двух шагах.

— Доктор, умоляю, выпустите меня, иначе я здесь тоже погибну!

Отвернувшись, Алехандро отошел в сторону, не слушая отчаянных воплей и криков солдата, хотя сердце его разрывалось от жалости. Задав сэру Джону несколько интересовавших его вопросов, он направился к королевским покоям испрашивать аудиенции у его величества.

Король Эдуард принял врача в уютной гостиной, где тотчас предложил ему мягкое кресло. Его величество немедленно разглядел удрученный вид Алехандро.

— Сомневаюсь, что вы пришли сообщить мне приятные новости, доктор Эрнандес. Какая печаль привела вас сюда?

— Сир, утром портной Рид обнаружен мертвым, а Мэттьюз, хотя на сегодняшний день и здоров, боюсь, вскоре отправится следом.

Король выслушал его с безучастным лицом и, подумав, спросил:

— Что мы должны сделать?

— Ваше величество, — ответил Алехандро, — мои намерения очевидны, поскольку моей задачей является защитить жизнь и здоровье всех, кто находится в стенах замка.

Он умолк, перевел дух и изложил свой план. Король выслушал врача со всем вниманием.

— Действуйте от моего имени. И дай Бог, чтобы ваши усилия были вознаграждены по справедливости, иначе гореть вам в аду.

В последнем Алехандро нисколько не сомневался.

На площади Мэттьюз продолжал умолять о пощаде, стражники разгоняли зевак, а солдаты принялись складывать посреди двора огромный костер. «Куда подевался вчерашний храбрец», — поду мал Алехандро, слушая рыдания могучего гвардейца.

Когда на середину двора снесены были все сухие ветки и даже опавшие листья и костер был готов, сэр Джон отдал приказ солдатам встать в круг.

— Луки снять, стрелы готовь! — скомандовал он, и лучники мгновенно повиновались.

Сам он подошел к двери часовни и отодвинул засов. Потом вернулся на место, где его было хорошо видно и слышно из часовни, в которой насмерть перепуганный заключенный следил за каждым его шагом.

— Мэттьюз! Возьми себя в руки! Вспомни, кто ты такой и кому служишь! — сказал сэр Джон.

Вскоре стенания смолкли.

— Мэттьюз, выволоки портного и положи на костер, — скомандовал старый рыцарь.

Мэттьюз смотрел то на своего командира, то на врача, пытаясь найти в их каменных лицах хоть какие-то признаки жалости. Алехандро не осмеливался поднять на него глаза, ибо знал, что тогда не выдержит. Он уставился себе под ноги и стоял так, пока Мэттьюз, спихнув тело Рида на пол, выволакивал его за лодыжки на площадь.

Портной был тучным, и Мэттьюзу стоило немалых усилий дотащить по каменным плитам до порога тяжелое, непослушное тело. Медленно он отпустил его и открыл дверь. И был встречен дюжиной стрел, нацеленных на него теми, с кем он бок о бок выстоял не одну славную битву. И ни на одном лице не увидел он и тени сочувствия.

Тогда он поволок по земле портного на середину двора. С огромным усилием взгромоздил его на костер и повернулся лицом к окружившим его товарищам.

Сэр Джон вскинул меч.

— Готовсь! — крикнул он, и лучники одновременно все натянули тетиву.

Мэттьюз не шелохнулся.

— Целься! — скомандовал рыцарь, и стрелы были направлены на Мэттьюза.

Он лишь закрыл руками глаза.

Сэр Джон опустил меч, и больше десятка стрел со свистом взвились в воздух, а через мгновение почти все пронзили тело солдата.

Когда Мэттьюз упал, сэр Джон взял у ближнего лучника стрелу. Обернул древко возле острия тряпкой, пропитанной жиром, и поджег от факела. Хорошенько прицелившись, он пустил стрелу, которая вонзилась точно среди сложенных сухих веток. Сучья и листья вспыхнули мгновенно, и вскоре пламя с ревом поднялось вверх, поглотив оба мертвых тела.

Повернувшись к солдатам, сэр Джон сказал:

— Один Господь знает, от чьей стрелы он погиб. Оставим Ему судить нас.

— Чудовища! Изверги! Что вы делаете?!

Изабелла в бессильном ужасе смотрела на бушевавшее пламя, пожиравшее вороха тканей, тончайшего шелка и полотна, и ленты бесценных, прекрасных кружев. Долгожданные изысканные наряды на глазах превращались в ничто, и принцесса в отчаянии металась из угла в угол. Это было уже выше ее сил, и она горько жаловалась на судьбу своей верной Адели, которая стояла рядом, поддерживая ее за руку.

Издалека Алехандро видел, как Адель пыталась утихомирить принцессу. «Что за пустышка, — сердито подумал Алехандро, глядя, как Изабелла, отмахнувшись от Адели, развернулась вовсю, устроив перед всей собравшейся публикой настоящий спектакль. — Где же скорбь? Неужели ей нисколько не жаль своего портного?» Презрительно он покачал головой и пошел прочь, чтобы не видеть этого зрелища.

Несмотря на страшную гибель Мэттьюза, Изабелла решил повторить попытку еще раз. Однако король проявил неожиданную для него в этом случае мудрость, отказавшись слушать ее мольбы, невзирая ни на какие жалобы и уговоры, и пошел слух, будто принцесса взъярилась даже на обожаемого отца. Одна только терпеливая, преданная Адель осталась вер на дружбе с капризной принцессой, от которой, кажется, отвратились все. Как-то, в очередной раз встретившись с Аделью, с которой они теперь стали видеться не в пример чаще но также украдкой, Алехандро набрался смелости спросить, что она думает о своей вздорной хозяйке.

— Меня мучают два несовместимых между собой чувства, — признался он. — С одной стороны, я всемерно восхищен терпением, с каким вы относитесь ко всем прихотям ее высочества, а с другой, меня возмущает та терпимость, какая требуется от вас для службы принцессе. Сомневаюсь, что я сносил бы все это настолько же безропотно.

Адель покраснела, смущенная его комплиментами.

— Прошу вас, прежде чем ее судить, постарайтесь понять, каково приходится ей. Конечно, ее положение дает огромные преимущества, однако у нее нет ни настоящих друзей, ни поклонников, а ведь ей всего-то шестнадцать лет! Мне судьба подарила благосклонное внимание одного прекрасного джентльмена, ученого и умного. Бедняжка Изабелла не знает, что такое любовь, а попытки его величества выдать дочь замуж до сих пор не увенчались успехом. Сватали ее дважды, но она так и остается дома.

Алехандро смягчился.

— Не понимаю, — заметил все же он, — почему ее это так беспокоит, в ее-то годы. Ведь вы старше и тоже не замужем, но я не слышал от вас подобных жалоб.

Адель нахмурилась, и Алехандро тотчас пожалел о своей бестактности.

— Я действительно не жалуюсь, — сказала она. — Но меня никто и не сватает, и, похоже, я останусь при ее высочестве до ее свадьбы. Мужа мне должен выбрать ее отец, однако он не станет этим заниматься против ее воли. Она же не пожелает лишить себя моего общества.

Алехандро не отозвался, так как ему нечего было на это сказать. Разумеется, Изабелла ни за что сама не расстанется с единственной подругой, которая ее поддерживает, до тех пор, пока это будет в ее интересах. Смутившись, он извинился за то, что, возможно, ранил чувства Адели.

— Дорогой мой, — сказала она, отводя взгляд в сторону, — не тревожьтесь об этом. Мое положение совершенно меня устраивает. Я не думала о замужестве всерьез. Едва ли моя судьба тогда станет счастливее, поскольку я лишилась семьи, которая позаботилась бы о счастливом для меня браке. Теперь моя семья — Изабелла. Я ценю ту честь, какой удостоена и какая выпадает немногим. Я довольна своей жизнью, — сказала она и взглянула ему в глаза. — По крайней мере, была довольна до сих пор.

И наконец он сделал то, что хотел с самой первой минуты, как только ее увидел, — обнял и стал истово гладить дрожащей рукой огненно-рыжие волосы.