Остров отчаяния - Патрик О'Брайан

С каждым часом приближалась утренняя вахта, и с каждым часом крепчал ветер. Дважды, сразу после семи склянок, «Леопард» чуть не опрокинула прихотливая волна: твердая последовательность валов утратила регулярность, сменившись непредсказуемостью. Снова восемь склянок, и «Леопард» спустился по ветру, убавив стаксели. Получить точные показания лага стало невозможно: порыв ветра зашвырнул конец лага с привязанным грузиком вперед по ходу корабля, а помощник тимермана теперь сообщил о двух футах воды в льяле. Давление на корпус «Леопарда» было настолько сильным, что много воды просачивалось через доски обшивки, не говоря уже о потоках, лившихся с палуб и через клюзы, несмотря на задраенные люки и клюз-саки.

Солнце взошло над бурным морем. Гребни волны загибались книзу и обрушивались, вода пенилась от горизонта до горизонта, за исключением ложбин между волнами, теперь гораздо более глубоких. С верхушек волн ветер срывал пену, капли и потоки воды, распыляя серую пелену, создающую сумрак и заполняющую все вокруг. «Ваакзамхейд» отставал на две мили. Крайняя опасность плавания при сильном волнении становилась все более и более очевидной: в ложбинах между волнами «Леопард» почти полностью обезветривался, в то время как на гребне ветер налетал в полную силу, угрожая оторвать парусину от ликтросов или снести мачты. Что еще хуже, корабль терял в нижней точке скорость, которая была так нужна, чтобы уйти от последующей волны, потому что, если волна догонит, то перехлестнет через корму, погребая «Леопард» под массами воды. Потом, десять к одному, развернет лагом к волне и бортом к ветру так, что следующая волна довершит дело.

Это было далеко не самое сильное волнение, что когда-либо встречал Джек, еще далеко до полного хаоса десятидневного шторма, когда на тысячу миль вокруг сталкиваются друг с другом огромные волны, вздымающиеся как горные пики, кувыркающиеся и врезающиеся с огромной силой, но выглядело так, что может перейти в нечто подобное, а «Ваакзамхейд» показывал, насколько подобная погода благоприятствует более крупному кораблю. Его высокие мачты, большая масса означали, что он меньше терял скорость, когда обезветривался, и теперь семидесятичетырехпушечник находился на удалении немногим более мили. С другой стороны, «голландец» убрал или утратил свои странные треугольные паруса.

По правому борту промелькнул альбатрос, развернулся по ветру и метнулся в волну, что-то схватив с поверхности. И только увидев яркую вспышку его крыльев, Джек осознал, насколько пена на самом деле желтая. Даже во время огромной концентрации на своем корабле и бесчисленных силах, воздействующих на него, он был поражен совершенством птичьего полета, когда сверкающие двенадцатифутовые крылья без малейшего усилия подняли тело вверх и направили в сторону от накатывающейся волны по легкой и неспешной кривой. «Хотелось бы мне, чтобы Стивен мог…» — подумал он, пока «Леопард» взбирался на гребень, но треск впереди и звук рвущегося паруса прервал его. Фор-марсель не выдержал.

— Взять на гитовы, взять на гитовы, — заорал он. Еще был шанс спасти парус.

— Фалы сюда. Грот-марсель, — он побежал вперед, зовя боцмана. Не боцман, но Каллен, старшина фор-марсовых, был уже на мачте с боцманматами. Они закрепили марсель и опустили рей до эзельгофта, в то время как корабль скользил вниз по длинному склону под срывающимся гребнем.

После пары минут колебаний зарифленный грот-марсель удерживал «Леопард» впереди набегающих волн, но корабль слишком сильно осел в корму для идеальной тяги — скорость не была столь велика, и он может не удержаться на курсе.

Все еще было возможно поставить другой фор-марсель.

— Позовите боцмана, — крикнул Джек, и, наконец, тот, спотыкаясь, явился на корму: пьяный, не мертвецки, но неспособный ни к чему. — Отправляйся на бак, — приказал Джек, и повернулся к пожилому боцманмату, — Арклоу, выполнять приказ. Второй фор-марсель, и лучшие реванты из имеющихся.

Ожесточенное сражение на рее, жестокая и продолжительная борьба с парусом, вырывающимся с невиданной силой, но, в конце концов, они с ним справились и спустились вниз: руки кровоточат, матросы выглядят так, будто их пороли.

— Идите вниз, — разрешил Джек. — Перевяжите руки и скажите казначейскому стюарду, что я приказал выдать вам каждому по стаканчику и чего-нибудь теплого. Перегнувшись через поручень и прищурившись от летящих брызг, он увидел, что «Ваакзамхейд» уже не далее тысячи ярдов.

Джек пожал плечами: ни один корабль, даже первого ранга, даже испанский четырехпалубник, не может развернуться бортом в таком море.

— Мистер Грант, — сказал он, — давайте оснастим помпы, мы управляемся довольно тяжело. — Затем, взглянув на новый фор-марсель, тугой, как барабан, он спустился, чтобы перекусить самому.

Как и голландский капитан, Киллик оказался способным прочитать его мысли: внес кофе и пару бутербродов с ветчиной, пока Джек вешал сочащуюся водой штормовку на крючок и шёл в сумрачную каюту, где сел на рундук у пушки правого борта. От кормовых окон ни лучика света: стекла заменены на крепкую древесину и даже поверх светового люка лежит просмоленная парусина.

— Спасибо, Киллик, — поблагодарил Джек после первого жадного глотка. — Новости от доктора?

— Нет, ваша милость, только завывания и мистер Хирепат выглядит плохо. Всегда поплохеет, перед тем, как полегчает, так я всегда говорю.

— Так и есть, так и есть, — ответил Джек смущенно и занялся бутербродами: толстый холодный блинчик вместо хлеба, но встреченный благосклонно. Медленно жуя, он размышлял о женщинах, их трудной доле, проклятии Евы, о Софи, о своих быстро растущих дочерях. Громкий треск ломающегося дерева, поток воды и влетевшее пушечное ядро ​​прервали его мысли.

Он выглянул через разбитые глухие иллюминаторы и увидел еще одну вспышку на носу «Ваакзамхейда». В этом всепоглощающем реве не слышно звука выстрела, а дым мгновенно унесло прочь, но ясно, что семидесятичетырехпушечник открыл стрельбу из носовых погонных пушек, выдвинутых из портов на тупом носу, и удачный выстрел попал прямо в цель, разбив его кофейную чашку — один шанс на миллион.

— Киллик, новую чашку, — крикнул он, неся то, что осталось от завтрака в столовую, — и позови Чипса.

«Никогда не думал, что такой день настанет» — сказал он про себя. Конечно, цель войны — уничтожение противника, и он видел полностью разрушенные в сражениях флотов французские корабли, но в сражениях один на один обычно преобладала идея захвата.

Он ожидал, что семидесятичетырехпушечник будет его преследовать и возьмет на абордаж или попытается взять, когда погода улучшится. При таком волнении не было никакой возможности захвата, и намерением голландского капитана могло быть только потопить его. Любая стычка означает полную утрату первого же корабля, который потеряет мачту или жизненно важный парус, а значит и контроль над кораблем, и смерть всех на его борту. «Кровожадный ублюдок, как я погляжу».