Роковой подарок - Татьяна Витальевна Устинова

заметалась в разные стороны и обнаружила Павла на подоконнике. Он сидел и набирал что-то в телефоне.

– Давай, – сказала Маня. – Быстрей! Мы можем опоздать!

Пихая в спину Павла, у которого то ли координация нарушилась, то ли ноги отказали, писательница Покровская ворвалась в калитку и заспешила по дорожке, вымощенной розовым кирпичом, к дому.

Она хромала и сильно опиралась на трость-бультерьера.

Павел смотрел себе под ноги.

Со стороны дома прибежала Фиби, гигантская собака, вопросительно замерла, а потом приблизилась и шевельнула кольцом хвоста.

– Привет, – сказала ей Маня. – Где твои родственники?…

– Она чужих не любит, – пробормотал Павел, – а вас признала.

– Потому что я не чужой.

С крыльца скатилась Машка и бросилась Павлу на шею.

– Ты приехал! – закричала она, повиснув на его шее. – Павлуш, как хорошо, что ты приехал!.. Тебя отпустили? Совсем отпустили, да? Навсегда?

Павел подхватил её, закружил, но потом словно опомнился и осторожно опустил на землю.

– Мама! – надрывалась Машка, увлекая Павла в сад. – Павел приехал! Мама, ты слышишь?

Она засмеялась, поцеловала его в щёку, а потом ещё раз – в ладонь.

Маня пошла вокруг дома на лужайку. Из роз навстречу ей торопливо выбралась домоправительница Рита.

– Вот и хорошо, вот и слава богу, – заговорила она. – Приехала! Женя с Феденькой на пристань ушли. Она с нами теперь и разговаривает, вот и гуляет сегодня в первый раз. А всё ты, дочка.

– Они давно ушли?

– Да я на часы-то не смотрела. Ну, с полчаса точно. А что? Ты спешишь, что ли? Всё равно дождись Женю, дождись! Она о тебе спрашивала.

– Мы с Павлом вместе приехали.

– Отпустили?! – ахнула Рита. – А то прям не знаешь, что делать, когда ребят на глазах хватают и в милицию везут! А ты где его подобрала, дочка?

– Мне его в следственном комитете выдали ещё вчера, – объяснила Маня. – Можно я на диван сяду? Нога болит.

– Ступай, ступай, конечно! Я тебе туда сейчас кофейку принесу.

– Лучше чаю, – попросила Маня и захромала на лужайку.

Ей не терпелось поговорить с Женей, и она сильно нервничала. От беспокойства сохло во рту, и руки были липкими.

…А что, если всё-таки… она, Женя? Где она была утром, когда убили Елену Васильевну? Как это проверить? Позвонить Раневскому? И что он сделает?

Маня понимала, что «ведёт своё расследование» неправильно, кое-как! Вот ей совсем не хочется подозревать Женю или Павла Кондратьева, и она делает всё, чтобы доказать самой себе, что они ни при чём. А что, если она упускает… самое важное, главное?

Итак, что там самое главное?… Мотив, возможность и средство.

Мотив у жены Максима был – он обзавёлся любовницей, и, видимо, дело оказалось серьёзным, раз Женя даже уехала из дома!.. Так сказал Павел.

Впрочем, у Павла тоже был мотив – Максим не разрешал ему видеться с Машкой, но Павел никак не мог застрелить ещё и Елену Васильевну, потому что в день убийства ночевал в камере!..

…Возможность?

И возможность у Жени есть – она стреляет без промаха, и наверняка достать пистолет для неё пара пустяков. Она связана со стрелковым клубом, там наверняка подскажут все входы и выходы.

Но зачем ей было убивать Елену Васильевну?

Или Маня опять что-то упускает?…

Все вокруг в один голос твердят, что Женя никогда не убила бы мужа, потому что сильно его любила, но ведь всё может быть наоборот – убила как раз потому, что слишком сильно любила.

…И непонятно куда девать историю с драгоценностями!

Почему Максим так секретничал? Даже взял с помощницы слово ничего не рассказывать? И куда они делись? И куда делись фотографии, которые Елена на Маниных глазах убрала в сумку?…

Неожиданно прибежала откуда-то Машка и затараторила:

– Извините, пожалуйста, я с вами даже не поздоровалась, я просто так обрадовалась, когда увидела Павлушу. Вы не представляете, что нам пришлось пережить! Я чуть не умерла. И так страшно. И папы нет. А мама всё время молчит. А Павел сказал, что уедет и чтоб я ехала с ним. А как я с ним поеду, я же не могу маму бросить совсем одну. Здравствуйте!

– Привет, – поздоровалась Маня.

– Мама с Федькой сейчас придут, раз Фиби здесь, значит, Федя тоже где-то поблизости. Она от него далеко не отходит! Он в Карелию собрался в поход и Фиби с собой взял, потому что её одну нельзя оставлять. У неё детская травма. Она боится, что её бросят. И Федька специальный билет на поезд для неё брал, они вдвоём в купе ехали. А в самолёт такую махину не пускают! Хотите чаю? Или пообедать? У нас наверняка есть обед. Я сейчас проверю!

И убежала в дом.

Пока девчонка тараторила, Маня всё время улыбалась.

Хорошая девчонка. Добрая, правильная.

…Что с ней будет, если окажется, что отца застрелила мать?…

Маня вдруг поняла, что немедленно, прямо сейчас должна отказаться от расследования. Насовсем, навсегда!

Выбежать с участка и уехать в Москву – вечером, любым поездом! Или вот на той самой машине, которая привезла её сюда! И никого ни о чём не спрашивать, и не думать, и не сводить концы с концами.

Она не сможет!.. Пусть они сами во всём разбираются! У неё больше нет сил.

Кровь прилила к щекам, Маня сдёрнула очки и стала подслеповато оглядываться по сторонам.

Никого нет. Можно бежать.

Маня напялила очки, нашарила трость и стала подниматься с дивана.

– Как хорошо, что ты приехала, – издалека негромко сказала Женя. – Спасибо тебе, Маня.

Писательница замерла. План побега сорвался.

…Придётся доводить дело до конца.

Она с силой вдохнула, выдохнула и оглянулась.

Женя подходила со стороны реки, за ней трусила Фиби.

Сегодня вдова Максима не была похожа на брошенную старушку из дома призрения. Она была бледной, осунувшейся, волосы по-детски заложены за уши. Но она выпрямилась, словно приободрилась, и глаза перестали быть водянистыми, слепыми.

– Какое лето началось, – продолжала Женя. – Дни роскошные. Хотя ветер всё равно холодный. Как там у вас в заповеднике, Маня?

– У нас прекрасно, – пробормотала писательница. – Вчера топили баню и ставили самовар. Павла Кондратьева мыли и кормили.

– Хорошо, что ты догадалась его забрать к себе в деревню, Машка тут с ума сходила, пока ты не позвонила.

– Он тоже умом немного тронулся, Жень.

Женя опустилась в кресло и стала гладить собаку Фиби по громадной башке.

– Ты знала, что у них с твоей дочерью… – Маня вздохнула, – любовь?

– Максим знал. Он мне рассказал. Я догадывалась, но мне казалось, что это всё так, ерунда. Графиня и садовник, просто