Мозгоускорители. Как научиться эффективно мыслить, используя приемы из разных наук - Ричард Нисбетт

Рис. 7. Эпициклы Птолемея, изображающие движение Марса вокруг Земли

Популярный совет «Не усложняй»[222] может быть прекрасным девизом во многих ситуациях. Слишком сложные теории, предложения и схемы часто приводят к путанице. Я знаю по своему опыту, что люди, которые жертвуют полнотой охвата проблемы и сложностью решения в угоду упрощенности, чаще находят правильные ответы — если не на исходный вопрос, то хотя бы на какой-то другой.

Простая теория лучше даже в том случае, когда вы понимаете, что она не способна объяснить все имеющиеся данные. Проверка более сложной теории потребует гораздо больше труда и с большей вероятностью уведет исследователя в неверном направлении.

В начале своей карьеры я изучал пищевые привычки людей, страдающих ожирением. Я обнаружил, что их поведение напоминает поведение крыс с патологией вентромедиального гипоталамуса (ВМГ). Поражение этого участка мозга приводило к тому, что крысы все время вели себя так, будто они голодны. Поэтому они ели так много, что это приводило к ожирению. Аналогия оказалась верной, и я смог продемонстрировать, что пищевое поведение людей, страдающих ожирением, чрезвычайно похоже на поведение крыс с патологией ВМГ. Все это внушало мысль о том, что люди с ожирением постоянно испытывают чувство голода. Я доказал, что они таким образом пытаются сохранить «заданную величину» веса, которая для них выше, чем для большинства людей[223]. Лучшим тому доказательством является тот факт, что пищевые привычки людей с ожирением, которые не стараются похудеть, ничем не отличаются от привычек людей с нормальным весом, тогда как пищевые привычки людей с нормальным весом, которые пытаются похудеть, напоминают привычки людей с ожирением, которые пытаются похудеть[224].

Эксперты в области пищевых привычек и ожирения говорили мне, что эти факты нельзя полностью объяснить простым желанием сохранить определенный вес. Да, конечно. Но большинство людей, которые мне это говорили, не так уж много нового узнали об ожирении, а люди, изучавшие простые гипотезы, узнали намного больше.

То, что разумно для науки, не менее разумно для бизнеса и самых разных профессий. Некоторые чрезвычайно успешные компании открыто применяют принцип «Не усложняй», а бизнес-консультанты настойчиво рекомендуют его клиентам.

Консалтинговая компания McKinsey & Company учит своих бизнес-консультантов использовать исключительно простые гипотезы и усложнять их только тогда, когда без этого никак не обойтись.

Эксперты, которые консультируют стартапы, настоятельно рекомендуют делать все как можно проще: выпускайте товары быстро, чтобы быстро получить какой-то результат; не доводите до одержимости стремление выпустить идеальный продукт; определите, на каких рынках можно получить максимальную прибыль на раннем этапе, а не разбрасывайтесь на большое количество разных рынков; не ждите, пока вы начнете в совершенстве разбираться в рынках или других аспектах ведения бизнеса, действуйте; демонстрируйте бизнес-модели потенциальным инвесторам как максимально доступные и простые.

Как говорят в Google: «“Готово” лучше, чем “идеально”».

Чрезмерно усложненные способы решения проблем иногда называют машиной Руба Голдберга. Карикатурист и изобретатель Голдберг придумывал и рисовал чудовищно изощренные устройства для решения простейших задач. Видео с примерами машин Руба Голдберга можно найти в YouTube.

Та часть принципа бритвы Оккама, что запрещает разнообразие гипотез, конечно, не вполне применима к некоторым практическим сферам деятельности, например к медицине. Когда врач пытается решить, какие варианты следует рассматривать и как лучше их исследовать, то чем больше гипотез, тем лучше. Мне не хотелось бы, чтобы мой доктор принимал во внимание только ту гипотезу, которая наиболее правдоподобна. Я хочу, чтобы мой доктор рассмотрел каждую гипотезу, у которой есть хоть какие-то разумные шансы оказаться верной, а также возможность того, что, может быть, необходимо две или более гипотезы, чтобы объяснить мои симптомы. Но принципы экономии применяются даже при постановке диагноза в медицине. Студентов-медиков учат применять простые и дешевые методы диагностики прежде, чем перейти к более сложным и дорогим методам при необходимости, а также первым делом проверять наиболее вероятные варианты («Думай о лошадях, а не о зебрах»).

Камнем преткновения многих философских и научных споров является редукционизм — методологический принцип, который на первый взгляд напоминает бритву Оккама. Согласно редукционистскому подходу, явление или система, которые на первый взгляд кажутся сложными, на самом деле есть не что иное, как сумма простых составных частей. Иногда редукционисты идут дальше и утверждают, что сами составные части можно лучше понять на таком уровне сложности, который должен быть проще или ниже, чем данная система или явление. Такая позиция отрицает возможность наличия эмерджентных свойств, когда явление нельзя объяснить, обращаясь к процессам на более простом базовом уровне. Лучший пример эмерджентности (системного эффекта) — наше сознание. Оно обладает свойствами, которые не существуют ни на физическом, ни на химическом, ни на электрическом уровне тех явлений, которые лежат в его основе (и, следовательно, сознание нельзя рассматривать ни на одном из этих уровней). Если вам действительно удастся применить принципы редукционизма в одном из смыслов, приведенных выше, вы одержите заслуженную победу. Но люди, изучающие явление на определенном уровне, естественно, не согласятся с попытками понизить его до уровня эпифеномена, второстепенного явления — до событий, вторичных по отношению к основным.

Некоторые ученые считают, что макроэкономику (совокупность поведения и принятия решений в экономике в целом) можно полностью объяснить с помощью микроэкономики (выборов, которые совершают отдельные люди). Другие ученые полагают, что вся микроэкономика объясняется психологией. А есть и такие ученые, которые считают, что психологические феномены можно полностью объяснить физиологическими процессами или же это, несомненно, станет возможным в будущем. И так далее. Физиологические процессы можно полностью объяснить клеточной биологией, которая объясняется молекулярной биологией, которая объясняется химией, которая объясняется квантовой теорией электромагнитного поля, которая объясняется физикой частиц. Конечно, никто не предлагает до такой степени следовать принципам редукционизма. Но некоторые ученые действительно одобряют одно или несколько редукционных звеньев этой цепи.

Труды редукционистов часто оказываются полезны. Принцип экономии требует от нас объяснять явления на простейшем возможном уровне и усложнять объяснение, только когда в этом появляется необходимость. Попытка объяснить что-то, спустившись на уровень ниже в той или иной иерархии, может быть полезной, даже если конечный вывод заключается в том, что эмерджентные свойства этого явления не позволяют полностью объяснить его с помощью более простых процессов, лежащих в его основе.

Но то, что для одного человека будет упрощением, для другого окажется той простотой, которая хуже воровства. Ученые из самых разных областей науки пытаются объяснить феномены моей области психологии, объявляя их «всего лишь» действием различных факторов на более низком уровне сложности.

Я приведу два примера редукционизма в психологии, которые кажутся мне ошибочными и бессмысленными. Я буду максимально честным: вспомните, что я сам психолог!

Лет десять назад новый редактор престижного журнала Science объявил, что при нем в журнале не будут публиковаться статьи по психологии без соответствующих снимков мозга. В этом выражалось его мнение, что психологические явления всегда можно объяснить на нейронном уровне или по крайней мере что продвижение в познании психологических явлений требует хотя бы частичного понимания того, какие физиологические процессы лежат в их основе. Мало кто из психологов или в данном случае нейробиологов согласится с тем, что мы находимся на такой стадии, когда чисто психологические объяснения психологических явлений должны считаться бесполезными и неподходящими. Поступок редактора, настаивающего на таком психологическом редукционизме, был, мягко говоря, необдуманным.

Еще более животрепещущим примером того, что философ Дэниел Деннет назвал «жадным редукционизмом», является политика, сформулированная около десяти лет назад ректором Национального института психического здоровья (NIMH), которая заключается в отказе от поддержки теоретических исследований в области поведенческих наук.

Институт продолжает поддерживать исследования в области нейробиологии и генетики, отражая крайне спорное мнение ректора, что душевные болезни порождаются некими физиологическими процессами и должны рассматриваться в основном или даже исключительно с точки зрения этих процессов, а не в качестве результата взаимодействия неких событий внешней среды, ментальных образов и биологических процессов.