108 минут, изменившие мир - Антон Первушин

Очередной уклончивый ответ, позволяющий обойти опасную тему. И снова возникает путаница. С одной стороны, пилот не обязан знать технических деталей, а потому мог предполагать возможность многократного использования «Востока». С другой – выглядит странным, почему первый человек, отправленный в космос, не способен уверенно описать возможности своего корабля. Плохо готовили?..

Вопрос:

– Вы сообщали, что над Южной Америкой ваш полет проходил нормально и вы чувствовали себя хорошо. Как житель Южной Америки, хочу вас спросить, красив ли наш континент с высоты космического полета?

Ответ:

– Очень красив. Вопрос:

– Вчера вы сказали, что ваши друзья, пилоты-космонавты, готовы совершить новый космический полет. Сколько их? Больше дюжины?

Ответ:

– В соответствии с планом освоения космического пространства, в нашей стране подготавливаются пилоты-космонавты. И я думаю, что их вполне достаточно, чтобы осуществить серьезные полеты в космос.

Зачем скрыли численность отряда космонавтов? К Советскому Союзу стали бы хуже относиться, если бы узнали, что первый набор состоял из двадцати слушателей?

Вопрос:

– Выполнили ли вы всю программу задания, намеченную учеными? Можно ли было без труда выполнить еще большее количество заданий?

Ответ:

– Всю намеченную программу я выполнил. А в отношении второго вопроса – я думаю, что программа была рассчитана с условием возможности ее выполнения, и то, что нужно было сделать, я сделал.

Вопрос:

– Думаете ли вы, что полет по такой же орбите, но в течение нескольких часов или даже нескольких дней не будет сопряжен с какими-либо физиологическими или психологическими неудобствами для пилота?

Ответ:

– Мое самочувствие в то время, которое я пробыл на орбите, позволяет мне сделать субъективный вывод, что находиться в полете можно значительно дольше, чем я был в этом полете.

Вопрос:

– Укрепляет ли вас в ваших политических убеждениях полет, который вы совершили? Подтверждает ли он мысль, которую вы высказывали, что нужно добиться полного и контролируемого разоружения? Почему?

Ответ:

– На этот вопрос мне трудно что-либо прибавить, и боюсь, что я не скажу так красочно и хорошо, как сказал по этому поводу академик Федоров[214]. Я думаю, что он на этот вопрос ответил полностью.

Вопрос:

– Отличались ли истинные условия вашего полета от тех условий, которые вы представляли себе до полета? Если да, то в чем?

Ответ:

– В книге Константина Эдуардовича Циолковского очень хорошо описаны факторы космического полета, и те факторы, с которыми я встретился, почти не отличались от его описания.

Юрий Алексеевич Гагарин мог бы красочно описать условия своего полета, благо он уже сделал это перед Госкомиссией. Но почему-то опять ушел от ответа, отправив журналистов штудировать труды Циолковского, который, конечно же, сумел многое предсказать, но далеко не все.

Вопрос:

– Ответьте, пожалуйста, с какими чувствами вы вышли из космоса и вернулись опять на родную землю?

Ответ:

– Трудно передать чувства, которые испытал я в то время. Это были и радость, и гордость, и счастье. Счастье, что выполнено доверенное мне задание, что полет осуществлен Советским Союзом, его учеными, что наша передовая наука еще дальше шагнула вперед.

Вопрос:

– Какое у вас жалование? Получили ли вы специальное вознаграждение за полет?

Ответ:

– Жалование у меня, как у всех советских людей, вполне достаточное для удовлетворения моих потребностей. Я удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Это самая высокая награда.

А ведь Юрий Алексеевич получил и денежную премию, и набор подарков от правительства. Постеснялся сказать? Почему? Как это умалило бы его подвиг?

Вопрос:

– Думаете ли вы, что полетите второй раз, или это будет другой человек?

Ответ:

– Я уже докладывал партии и правительству о том, что готов выполнить любое новое задание. Мне присвоено звание летчика-космонавта СССР, с этим званием можно лететь в космос. Я буду рад и признателен, если мне доверят выполнение второго полета. Но я думаю, у нас много космонавтов, которые хотят совершить этот полет.

Вопрос:

– Вы сказали, что видели Землю хорошо. Значит ли это, что вы видели через окно корабля или через цветной телевизионный аппарат?

Ответ:

– Я это видел через иллюминатор корабля. Вопрос:

– Когда будет новый полет в космос?

Ответ:

– Думаю, что этот полет будет совершен нашими учеными и космонавтами, когда это потребуется.

Вопрос:

– Будете ли вы председателем союза космонавтов? Ответ:

– Могу сказать только, что это не от меня зависит. Если выберут, то да.

Вопрос:

– Смогли бы вы при данной программе совершить полет на «Востоке» на Луну?

Ответ:

– Корабль «Восток» не предназначен для полета на Луну. Для этих целей создаются и будут созданы специальные корабли…

Позднее вышла книга «Дорога в космос», которая представляет собой литературную запись воспоминаний Юрия Алексеевича Гагарина. В ней информации больше, чем в этом и прочих интервью, однако по-прежнему обходятся стороной самые важные вопросы: как проходил полет, как на самом деле был устроен корабль и ракета-носитель, кто поддерживал связь с кораблем, кто готовил его к старту и встречал после приземления. Вряд ли Юрий Алексеевич Гагарин не хотел или не мог рассказать все подробности, но советские политики с самого начала указывали ему, что именно говорить, что писать, как выступать, а он, будучи офицером и патриотом, не смел противостоять им. Да и, скажем честно, не желал этого противостояния.

Под сильнейшим прессом находились и все остальные. Правду о первом полете выдавали неохотно, на протяжении десятков лет, постоянно путаясь во лжи. Далеко не все подробности известны и сегодня.

Например, с тяжелым чувством читаешь статью Николая Петровича Каманина «На космодроме» о старте космического корабля «Восток», опубликованную в самом массовом советском журнале «Огонек» 14 мая 1961 года. Вот только один характерный фрагмент из нее:

Первая подробная схема «Востока» (Энциклопедия «Космонавтика», 1968 год)

«…Предстартовая подготовка проводилась быстро, тщательно и четко. Проверялся скафандр, оборудование корабля, все каналы радиосвязи космонавта с Землей.

Лифт поднял Гагарина на верхнюю площадку обслуживания, он махнул на прощание рукой, и тяжелая дверь космического корабля закрылась за ним.

А через несколько минут Гагарин спокойно докладывал:

– «Земля», я «Космонавт». Проверку связи закончил. Исходное положение тумблеров на пульте управления заданное. Глобус на месте разделения. Давление в кабине – единица, влажность – 65 %, температура – 19°, давление в отсеке – 1,2, давление в системах ориентации нормальное. Самочувствие хорошее. К старту готов. Как поняли?

Земля ответила, что хорошо поняла. На экране телевизионного устройства было ясно видно улыбающееся лицо космонавта, а за 15 минут до старта Земля передала: ««Космонавт»! Я «Земля». Наблюдаем за вами по телевидению. Ваш вид нас радует. Вы держитесь бодро. Ваш пульс – 64, дыхание – 24. Все идет нормально».

«Космонавт» ответил: «Сердце бьется нормально. Чувствую себя хорошо, перчатки надел, гермошлем закрыл, к старту готов».

Последние минуты перед стартом Земля непрерывно информировала космонавта и передавала на борт корабля все команды по пуску. В 9:07 на команду технического руководителя пуска «Подъем!» космонавт ответил: «Поехали! Все проходит нормально».

«Земля»: Время – 70 секунд после вашего взлета.

«Космонавт»: Понял вас – 70. Самочувствие отличное. Продолжаю полет. Растут перегрузки. Все хорошо.

«Земля»: 100. Как чувствуете?

«Космонавт»: Самочувствие хорошее, как у вас?

«Земля»: Все нормально.

«Космонавт»: Слышу вас отчетливо. Самочувствие отличное. Полет продолжается хорошо. Перегрузки растут. Вижу землю, лес, облака, реки.

А затем следующее сообщение:

– «Земля», я «Космонавт»: произошло разделение с носителем, согласно заданию. Самочувствие хорошее. Параметры кабины: давление – единица, влажность – 65, температура – 20 градусов, давление в отсеке – единица, в системах ориентации – нормальное.

В соответствии с заданием Гагарин следил за работой оборудования корабля, вел наблюдения в иллюминаторы и оптические ориентиры, вел бортовой журнал…»