Тайна жёлтых нарциссов - Франк Хеллер

их бесконечную терпеливость и ненависть, которая, однажды возникнув, ничего нс прощает. Убитый Торнтон Лайн, судя по всему, смертельно оскорбил не только девушку, но и всю ее семью: в Китае, оскорбляя одно лицо, оскорбляешь все общество. И бедная девушка от сознания позора, навлеченного также на се брата, выбрала единственный выход, оставшийся ей по китайскому обычаю.

Но какого рода могло быть это оскорбление? Тарлинг стал копаться в вырезках из китайских газет и нашел еще несколько рассказов, написанных в цветистом восточном стиле. Все рассказы сходились в одном: какой-то англичанин открыто стал ухаживать за китайской девушкой. Впрочем, с точки зрения европейцев, это не было еще оскорблением, но в дело вмешался китаец, и в результате вышел большой скандал.

Тарлинг прочел все газетные вырезки с начала до конца, заботливо упаковал их и возвратил пакетик в лаковую коробочку. Он сложил вещи в сундучок с чрезвычайной осторожностью, в том же порядке, в каком они лежали раньше, запер его на ключ и поставил под кровать.

Совершив все это, он попытался выстроить ясную картину событий.

Линг Чу увидел Торнтона Лайна и поклялся отомстить ему. Похитить пистолет Тарлинга для китайца было делом нетрудным. Но почему же он оставил оружие на месте преступления? Если это он убил Торнтона Лайна, то почему он так поступил? Нет, на Линг Чу это не похоже. Так мог поступить только неопытный человек или враг Тарлинга.

Но как же ему удалось заманить Торнтона Лайна в квартиру Одетты? И откуда вообще китаец мог знать про Одетту?

Вдруг в голову Тарлинга пришла мысль. Ведь Линг Чу присутствовал с ним на беседе в частном бюро Лайна. Он тогда ясно понял всю ситуацию. Линг Чу знал, что Торнтон Лайн влюблен в Одетту и жаждет обладать ею. Ничего удивительного, если эти сведения китаец использовал для себя.

Но зачем ему было навлекать подозрения на эту девушку?

И потом, телеграмма, вызывавшая Лайна в квартиру Одетты, написана по-английски, а Линг Чу едва понимал этот язык.

Здесь Тарлинг снова оказался на мертвой точке. И хотя он мог доверить китайцу и собственную жизнь, но совершенно ясно — Линг Чу говорит ему далеко не все, что знает. Кстати, можно вполне допустить, что Линг Чу владеет английским, но почему-то это скрывает...

— Я отказываюсь понимать!.. — с отчаянием сказал Тарлинг, стоя посреди своей пустой квартиры.

Он даже не мог решить, как ему лучше,поступить: допросить ли своего помощника китайца и бросить ему в лицо обвинение в убийстве или подождать несколько дней, предоставив дело естественному ходу, посвятив, конечно, во все Одетту Райдер? Он решился на второй вариант, оставил китайцу записку и уже через четверть часа был в маленькой гостинице, где Одетта Райдер его ожидала.

Она была бледная и выглядела усталой. Похоже, что прошедшей ночью она мало спала. Но встретила она его приветливой улыбкой.

— Могу сразу вас обрадовать, — начал Тарлинг, — вам не надо являться в Скотленд-Ярд, вы избавлены от допроса.

Он видел по ее глазам, насколько она довольна таким поворотом событий.

— Вы, надеюсь, успели прогуляться в это прекрасное утро? — с невинным видом спросил он.

Но девушка только рассмеялась в ответ:

— Вы же и сами знаете, что я никуда не выходила. Ведь три сыщика Скотленд-Ярда охраняют гостиницу, и сразу же они последовали бы за мною, ступи я хоть шаг от гостиницы...

— Да как вы узнали об этом, Одетта?

— Потому что я выходила гулять, — сказала она и рассмеялась, — Вот я и перехитрила вас, мистер сыщик! Я думала, что вы уличите меня во лжи, если я скажу, что никуда не выходила. Но за мной и действительно, значит, никто не следил, если вы не знаете, куда я ходила и что купила.

— Ну, Одетта, если уж вы непременно желаете... Вы купили зеленого шелка, шесть носовых платков и зубную щетку.

— Ну и ну!.. — сказала девушка. — Я все-таки плохо вас знаю, мистер Тарлинг. Так, значит, шпионы были? Скажите, это вы приставили их ко мне?

— Ну, как сказать... — ответил он с улыбкой. — Я только что говорил в вестибюле с одним из них, он-то мне все и доложил. А вы, Одетта, значит, никакой слежки нс заметили?

— Нет, никого не видела, — созналась она, — хотя я очень внимательно осматривалась... Но скажите, что вы сейчас собираетесь делать?

Вместо ответа Тарлинг достал из кармана плоский продолговатый ящичек. Когда он открыл крышку, она с удивлением увидела, что там находится фарфоровая чашечка, покрытая тонким слоем черной краски, и две белые карточки. Его рука дрожала, когда он положил коробку на стол, и девушка догадалась.

— Вы желаете, сэр, снять отпечатки моих пальцев?

— Мне очень неприятно, что я должен просить вас об этом, но...

— Покажите, как я должна это сделать, — только и сказала она.

Сыщик действительно чувствовал себя не совсем хорошо. Он казался себе предателем. Возможно, она понимала его состояние, потому что рассмеялась, вытирая краску со своих пальцев.

— Долг остается долгом, — произнесла она чуть насмешливо. — Но скажите, сколько вы собираетесь держат^ меня под наблюдением?

— Ну уж это как потребует ваша безопасность, — серьезно ответил Тарлинг. — И до тех пор, пока мы не соберем всей необходимой по этому делу информации.

Он убрал коробочку в карман и попытался выспросить Одетту снова:

— Неужели вы не хотите, милая девушка, помочь нам? Мне кажется, вы совершаете крупную ошибку. Но в конце концов я ведь тоже не нахожусь в зависимости от ваших показаний. По всей вероятности, я раскрою это дело и сам, без вашей помощи. Это зависит от...

— От чего? — спросила она с любопытством.

— От того, что мне расскажут другие.

— Другие? Кто эти другие?

Она смотрела прямо ему в лицо.

— Был когда-то знаменитый политик, пустивший в ход

выражение: «Обожди и присмотрись!» — ответил Тарлинг. — Я прошу вас следовать этому совету. Но теперь я должен кое-что сказать вам, мисс Райдер. Завтра же я удалю наблюдателей, но прошу вас еще немного времени провести в этой гостинице. Тем более что, как вы понимаете, в свою квартиру вы вернуться не можете.

— Не говорите об этом... — тихо попросила она. — Но разве так уж необходимо, чтобы я непременно оставалась здесь?

— Я мог бы найти и другой выход, — медленно сказал он, пытливо глядя