Прихоти любви - Евгения Марлитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невероятно! И это еще не все! И к тому же кровотечение у герцогини! Ясно, что оно было следствием горя и волнения. В конце концов, нельзя винить герцога, раз Клодина так легкомысленна, и так далее, и тому подобное.
– Ужасно! – жалобно воскликнула старая баронесса. – Кто мог ожидать такого от Герольдов?
– А как относится ко всему этому барон Герольд? Он был бледен, как мертвец, когда герцогиня развенчала Клодину.
Толки все разгорались, но вдруг все умолкли. Кто-то сказал:
– А ведь вон едет нейгаузовский экипаж!
– Верно, и быстро приближается!
Все сделали вид, что заняты разговором о совершенно других вещах. Дамы обращались друг к другу, обмахиваясь веерами, но все глаза – молодые и старые – устремились навстречу подъезжавшему экипажу. Быстро неслись вороные кони, кучер и лакеи были в безукоризненных ливреях, голубых с желтым, а кто же в коляске? За длинным столом вдруг все сняли шляпы, мужчины вскочили, дамы начали кланяться и любезно улыбаться.
Но что это? О господи! Клодина фон Герольд с перевязанной рукой рядом с фрейлейн Беатой? А напротив барон?
Экипаж остановился у подъезда курзала. Молодой гусарский офицер и мрачный атташе при посольстве стремительно кинулись к экипажу. Любопытство одолевало всех.
– Как здоровье герцогини? – спросил офицер у Клодины.
– Герцогине лучше, – последовал приветливый ответ.
– Но вы, милостивая государыня, кажется, повредили руку? – спросил атташе, подкручивая усы.
– Незначительное повреждение, – ответил за Клодину Лотарь. – Я надеюсь, моя невеста скоро будет владеть рукой. Ах, извините, забыл сказать, что перед вами только что помолвленная пара: мы дали друг другу слово вчера вечером. Неожиданность, не правда ли, господа? Но, Клодина, вот принесли воду. Надеюсь, она холодная?
Он пожал руки стоявшим, и они обменялись выражениями поздравления и благодарности. Клодина выпила стакан воды.
– Поезжай дальше! – приказал Лотарь и, сняв шляпу, низко и серьезно поклонился сидевшим за столом.
Скоро быстро катившийся экипаж выехал на пустынную дорогу, сопровождаемый заключительными аккордами вальса, продолжавшими звучать в пронизанном лучами солнца и пропитанном запахом сосен воздухе. У большого стола вдруг смолкли языки, так же, как после аккорда на литаврах и трубах замерли звуки вальса. Общество не сразу пришло в себя от изумления. Первым с достоинством заговорил старый генерал:
– Я говорил, что это все были пустые разговоры!
– О бог мой! Всегда все так перевирают! – вздохнула чувствительная баронесса. – Кто, собственно, это выдумал?
– Антони фон Болен писала мне сегодня, – сказала одна из хорошеньких графинь Паузевитц, – но просила ничего не рассказывать.
– Ну, так говори теперь! – воскликнула графиня-мать, раздраженная чрезмерной скрытностью дочери.
– Клодина фон Герольд дала вскрыть себе артерию, чтобы отдать свою кровь для спасения герцогини, – сказала молодая графиня. – Антони пишет, что без этого переливания герцогиня умерла бы от сильной потери крови. Ох, ужасно! Я бы никогда не решилась!
– Боже, какой ужас! – воскликнули дамы.
– Безумно отважно! – воскликнул маленький офицер с блестящими глазами.
– Ей-богу, можно влюбиться! – воскликнул генерал и получил за это строгий взгляд своей супруги.
– Она была сейчас удивительно хороша, – меланхолично сказал мрачный атташе. – Черт возьми, почему у меня нет двух имений! Нельзя не позавидовать этому Герольду!
– Да, он подал в отставку, – сказал гусар, – и собирается сам управлять своими имениями.
– Что ты знаешь еще, Лоло? – спросила графиня Паузевитц у дочери.
– О, она получила так много бриллиантов, – поспешно отвечала та, – старая герцогиня ухаживала за нею, как за дочерью, целовала и ласкала ее.
– Ах, прелестно!
– Когда будет свадьба?
– Они, вероятно, проведут зиму в резиденции.
Разговор продолжался в том же духе. В глубине души каждый считал Клодину недостойной такого счастья, но никто не смел отзываться непочтительно о невесте барона Герольда фон Нейгауза. Теперь настроение общества совершенно изменилось, и дамы единодушно постановили послать молодой невесте корзину цветов в знак благодарности за спасение жизни всеми любимой герцогини.
Тем временем нейгаузовский экипаж подъехал к Совиному дому. Сад и дом были залиты мирным вечерним светом. Прекрасное лицо Клодины вдруг выразило болезненный испуг – старая створчатая дверь была украшена гирляндой из листьев и цветов!
– Лотарь, – прошептала она и, выходя, коснулась его руки. – Я прошу, нет, я требую от вас – вернитесь домой с Беатой, я одна подготовлю Иоахима. Я вам сообщу, когда захочу видеть вас. Здесь я не могу разыгрывать спектакля – это выше моих сил.
Он, видимо, боролся с каким-то решением, но вид полных отчаяния голубых глаз заставил его уступить, должно быть, она еще плохо чувствовала себя. Он не возразил ни слова, только обернулся и попросил Беату остаться в экипаже, потом проводил невесту до ворот, где их встретила маленькая Эльза, и против ее воли поцеловал ей руку.
– Когда вы желаете поехать в Альтенштейн? Сегодня вечером позволите мне проводить вас? – спросил Лотарь.
Клодина остановилась в калитке и кивнула на прощания Беате; в своем волнении она чуть не забыла о подруге, но та не заметила этого – она смотрела на окно башни.
– Благодарю вас, Лотарь, – тихо, но решительно сказала Клодина. – Я не вернусь в Альтенштейн, а останусь здесь и отсюда извещу об этом герцогиню. Вы не верите? – продолжала она с усталой улыбкой. – Уверяю вас, у меня действительно нет сил для этой игры. Я пыталась сегодня храбро исполнить свою роль, не правда ли? Пожалейте меня!
Она наклонила голову и вошла в дом. Ее встретила фрейлейн Линденмейер. Старушка чуть не споткнулась о порог в радостной спешке, она была в своем торжественном наряде – чепце с красными лентами, и обняла Клодину.
– Ах, барышня, какое счастье! – воскликнула она, плача от радости. – О, мы знаем уже, знаем! Как вы думаете, от кого? Здесь была внучка старого Гейнемана и рассказала нам все. Но почему жених не с вами?
Клодина должна была принять поцелуй и объятия, рукопожатие Гейнемана, поздравления и пожелания Иды; наконец, совершенно оглушенная, она взошла по лестнице. Иоахим поднял голову от тетради, когда она вошла, – ему потребовалось несколько секунд, чтоб вернуться к действительности. Потом он вскочил, быстро подошел к Клодине.
– Моя маленькая отважная сестра – невеста! Посмотри на меня, дорогая, – попросил он.
Но ресницы ее не поднялись, и из-под них покатились слезы.
– Ах, Иоахим, Иоахим, – тихо произнесла она с рыданием в голосе. Он погладил ее шелковистые волосы.