Прихоти любви - Евгения Марлитт

– Глупости! – услыхала Клодина французскую речь. – Я тысячу раз говорил, что доеду до Франкфурта и вернусь!

– Я вам не верю, – резко и горячо прошептала дама, – все остается, как я сказала: если вы обманете меня, вы знаете, как я отомщу!

– Ну, это не поможет вам, многоуважаемая!

– Что ж, посмотрим, что произойдет, – сказала она громче, чем хотела, и ударила по столу маленьким кулаком. Господин успокаивающе положил на него свою руку и испуганно осмотрелся.

Вуаль Клодины была очень густа и вполне скрывала ее черты и глаза. И тут она узнала господина – это был Пальмер, и, конечно, так шипела фрау фон Берг, когда сердилась. Клодина узнала ее густые волосы и полную фигуру. Но что происходило?

– Пожалуйста, – говорил Пальмер ласково, – что мне делать без тебя, мой ангел! Будь же разумна и исполни мою просьбу!

К вокзалу подошел поезд, окна слегка задрожали. Прозвучал звонок, и кондуктор закричал нараспев: «Франкфуртский поезд!» Пальмер поспешно встал.

– Останься здесь, – сказал он резко.

– Нет, я не лишу себя удовольствия проводить вас до купе, – насмешливо возразила дама. – Кто знает, как долго я буду лишена вашего общества?

Он не ответил и выбежал вон, она устремилась за ним. Клодина невольно встала и подошла к окну, она видела, как Пальмер поспешно исчез в купе первого класса. Дама стояла перед вагоном, плотно завернувшись в тальму. Наконец пришел поезд Клодины. Она подождала, чтобы видеть, в какое купе сядет фрау фон Берг. В поезде было только два вагона первого класса. Дама вошла в один вагон, Клодина подошла к другому, и кондуктор тотчас отпер купе. Клодина на минуту задержалась; там сидел один господин, не поехать ли ей во втором классе?

– Некурящее отделение второго класса свободно? – спросила она.

– Нет, сударыня, там пятеро мужчин и одна дама, а в дамском купе семейство с детьми.

Тогда Клодина наконец решилась, вошла и села у окна; господин, видимо, спал, его нельзя было разглядеть, видны были только шуба, шапка и лиловый плед. Теперь ехать оставалось недолго, всего часа два.

Она опустила свою белокурую голову в темной меховой шапке на подушку – ужасно устала, и все же беспрестанно сменяющиеся мысли не давали ей уснуть. Герцогиня умрет, она потеряет любящее сердце и получит свободу; как только потухнет последняя похоронная свеча, она вернет обручальное кольцо Лотарю и вздохнет свободно. Грудь ее поднялась, но даже мысль об этом облегчении причиняла ей страдание. Ах, как бесцветна, однообразна жизнь бедной дворянки, постепенно становящейся старой девой! Пропавшая жизнь! А если Иоахим снова женится? Если к отсутствию радости присоединится сознание бесполезности? Нет, нет, такие мрачные мысли были греховным малодушием. У нее еще есть много больше, чем у других. Прочь, прочь печальные мысли, надо крепиться и держать себя в руках, впереди еще много переживаний. Скоро поезд подъедет. Тут мысли ее спутались, и она на мгновение забылась.

Среди стука колес и скрипа тормозов поезда, подъезжавшего к какой-то станции и резко замедлившего ход, Клодина не услышала, как второй пассажир купе встал и подошел к ней. Только почувствовав, что кто-то прикоснулся к ее шубке, она очнулась и открыла глаза: перед ней стоял Лотарь.

– Так, стало быть, верно? – ласково сказал он. – Узнал, несмотря на вуаль. Но что я говорю? Есть только одни такие золотистые волосы. Вы тоже едете в резиденцию?

Он не скрывал своего радостного удивления. Его рука невольно протянулась, чтобы взять ее руку, он снял шапку и снова надел, борясь со своим волнением.

Клодина сидела, как статуя, она очень быстро овладела собой.

– Да, – коротко отвечала она, не замечая протянутой руки, и крепко сжала руки в муфте, как будто затем, чтоб удержать их. – Камергер Штальбах телеграфировал мне, что их высочества приезжают завтра, и я тотчас собралась.

– Не скажете, как все обстоит в Полипентале? – спросил он.

– Хорошо, – отвечала она.

– А моя девочка?

– Она здорова, думаю я.

– Вы думаете? – повторил он с горьким выражением.

Оба замолчали. Поезд остановился, снаружи заскрежетал снег под тяжелыми мужскими сапогами, отворилась дверь какого-то купе, потом прозвучал звонок, раздался свисток, и поезд двинулся дальше.

– Клодина, – нерешительно начал Лотарь. – Третьего дня я писал вам. Письмо придет в Совиный дом сегодня утром.

Клодина склонила голову, не глядя на него.

– Я был в ужасном настроении, – продолжал он. – Представьте себе, совсем один в занесенном снегом старом, плохо меблированном доме, в двух часах езды от города. Я промок на охоте и сидел перед окнами. Один в совершенно пустом здании. К тому же меня мучили видения: я видел общую комнату в Нейгаузе, видел, как моя малютка резвится и играет, слышал ее лепет и даже ясно чувствовал запах яблок, пекущихся в камине. – Лотарь на мгновение остановился – И я подумал: Господи, зачем, собственно, я здесь с этими грустными мыслями? В такую минуту я подошел к столу и написал вам, чтобы прямо спросить вас.

Клодина поспешно перебила его:

– Зачем спрашивать? Ведь я не могу принудить вас сдержать обещание, да я никогда и не посылала вас в замок Штейн. Ведь вы могли ехать в Берлин, или в Вену, или, наконец, в Париж! А может, и в еще более отдаленный город.

Он дал ей договорить.

– Я хотел спросить вас я письме, – спокойно продолжал он, – не пора ли кончать комедию, Клодина? Ведь преступно…

Она возмутилась – неужели он говорит серьезно?

– Это вы говорите теперь, когда конец так близок? Бедная больная, может быть, не проживет и суток. Неужели вы так спешите получить свободу?

– Как вы раздражительны, Клодина, – произнес он терпеливо, и в его голосе слышалось сожаление. – Но вы правы: ввиду предстоящих грустных дней не следует говорить об этом.

– Нет, нет, не говорите, – сказала она со вздохом.

– Между тем я не могу иначе, – неумолимо продолжал он. – Последняя новость та, что ее высочество прямо обратилась ко мне.

Он вынул портфель и подал Клодине письмо.

– Прочтите лучше сами.

Клодина отклонила письмо рукой.

– Это собственноручное письмо герцогини, – повторил он, не убирая письма. – Бедная женщина отравляет свои последние дни заботой. Если позволите, кузина, я прочту вам письмо.

И он начал, взглянув на бледное лицо девушки.

Милый барон!

Эти строки пишет вам, после долгого колебания, умирающая и просит, по возможности, помочь в очень сложных и затруднительных обстоятельствах.

Ответьте мне правду на один вопрос и простите мне, которой скоро не будет в живых, его нескромность. Любите ли вы вашу кузину? Если вы только под влиянием рассудка и великодушия предложили ей руку, то, барон, верните девушке свободу и будьте уверены, что вы сделаете счастливыми двух людей, которые для меня дороже всего.