Инь vs Янь. Книга 2. - Галина Валентиновна Чередий

чтобы понять, как лучше подойти к захвату. Заодно они автоматически стали бы помощниками в моих планах. Первой целью был, само собой, главный орденский дом со всеми находящимися в тот момент. Но сейчас весь этот постепенный план вдруг утратил смысл. Нечего подкрадываться на мягких лапах и играть в военные игры! Если то, что я осознал только что, найдет подтверждение, то нет у меня на это долбаного времени. Его и так ушло непозволительно много на заблуждения и, возможно, не осталось совсем для того, чтобы хоть что-то исправить. Если это вообще возможно. Яна и раньше-то не горела желанием быть со мной, впускать в свою жизнь. Все, что у нас было — навязано мною. Оставалась хлипенькая надежда, что беременность и рождение общего ребенка смягчит ее и позволит мне постепенно стать ближе. Но для этого мне следовало быть рядом, а не прозябать не знамо где, а потом являться как исчадье ада с обвинениями, разборками и предложением прощения за несуществующие грехи! Что же, в таком случае все мое поведение, включая и первое знакомство с собственным чадом, было оглушающе провальным. Но останавливаться я не собирался. Засуну себе в зад самолюбие, ревность и чертовы пещерные инстинкты. И дракону это тоже придется сделать. Будем изучать новые правила игры… Нет. Не игры. Законы жизни. Насколько мы будем в этом успешны, покажет то самое время, которого и много, и ничтожно мало одновременно.

Но в любом случае задачей номер один оставалось найти Яну. А там уж видно будет. Буду ли я увещевать и соблазнять или уворачиваться от летящей в голову утвари поначалу. И допустят ли меня в постель, или спать мне как безродной дворняге в прихожей на коврике. Дракон мгновенно как-то даже приуныл, когда я в красках представил эту картину. Но ничего! Уж упрямства, граничащего с каменной упертостью, мне не занимать. Яна частенько мне об этом сообщала, не стесняясь в выражениях. Так что, каким бы ни было начало, я никуда не уйду и буду, если понадобится, беречь и заботиться, не раздражая своими попытками приблизиться. Сердце снова сжали ледяные тоскливые обручи. Как же я безумно скучал по Яне. По тому, как пахнуть могла только она, по ощущению тепла, родного, присущего только ей, когда ее тело прижато каждым сантиметром к моему, и она просто спала. Вдыхала и выдыхала, а я смотрел и чувствовал себя идиотом, словно даже это Яна делала как никто больше на этом свете. По ее взглядам, то гневным, то упрямым, иногда рассеянным, когда задумывалась, и самых желанных мною — затуманенных страстью, когда она уже не могла с собой бороться и сдавалась. По обычным жестам, когда она сидела напротив за столом и просто ела, а я не мог отвести глаз от тонких пальцев и её губ. И даже по ее голосу, когда она осыпала меня ругательствами, язвила, говорила доводящие до бешенства гадости… Сейчас бы я хотел слушать это, каждое бранное слово, вылетающее из ее рта, и улыбаться, как потерявший разум придурок. Все что угодно, лишь бы все ее внимание было сконцентрировано на мне.

Но чтобы все это снова было у меня, я должен пойти и найти ее. Что я и сделал.

Захватить орденский дом со всеми обитателями оказалось так просто, что даже вызвало презрение. Да уж, братья настолько за века уверовали в свою силу и в то, что никто не посмеет открыто посягнуть на них, что даже ничего не поняли. Мой дракон просто прервал какой-то канал общения между братьями и их ящерами, или временно ее заблокировал. По крайней мере никто не смог прибегнуть к силе, пока все не было уже кончено. К тому же насмешкой судьбы над ними оказалось и то, что в орденском доме присутствовали на тот момент все до единого члены Совета, обсуждавшие в очередной раз что-то архиважное. Рядовые братья тоже оказались почти в полном составе. Это было просто — как накрыть стеклянным колпаком сразу целую колонию суетящихся и зацикленных только на своей значимости существ, которые даже не успели осознать, когда их собственная воля вдруг стала чужой. Хотя сейчас, когда неожиданно стал тем, кто смотрит извне, вставал вопрос: а была ли у каждого из нас своя воля вообще? Или мы просто следовали навязанным правилам, принимая их без вопросов и обсуждений и позволяя им руководить, не задумываясь об их правильности, гуманности, а особенно справедливости в отношении тех, кто находится вне круга избранных. Угрызений совести я не ощутил. Единственным настоящим испытанием было глядеть в глаза отца. Хуже всего было то, что он не смотрел на меня с презрением или осуждением. На краткий миг, когда эмоции проступили сквозь его обычную каменную маску, я увидел потрясенное осознание и вину. Но говорить со мной добровольно он отказался и выглядел так, словно и правда окончательно окаменел. И у меня не хватило духу позволить подселиться к нему мааскохии. Просто велел отправить его в ту же камеру, где совсем недавно ждал приговора сам.

Все сведения я получил от других, когда они стали марионетками паразитов. Теперь я знал все точно. И о ребенке, и о разнице во времени. И о странных обстоятельствах Восхождении Яны, и ее побеге с Романом. Удушил свой гнев и ревность от того, что защитой ей стал тот, кого считал врагом. Не время рефлексировать, что какой-то амбициозный сукин сын сумел добиться от моей женщины, чего не смог я. Доверия или по крайней мере добровольного желания сотрудничать. Еще одна горькая пилюля, которую, впрочем, заслужил.

От вожака мааскохии исходило жадное нетерпение. Он желал уже не просто питаться, а изощренно ковыряться в сознании братьев, выискивая их страхи, потаенные грехи и глубокие привязанности. Но я остановил его и остальных, позволив лишь утолить голод, но время для наказания и его степень выберу я сам. Вожак отозвался раздражением, но ошейник не оставлял ему выбора. Ублюдку хотелось страданий, они, а не просто жизненная энергия были его излюбленной пищей, и я четко ощутил это и содрогнулся, вдруг осознавая, что, возможно, совершил ужасную ошибку. Но останавливаться сейчас, когда узнал, что Яны нет больше у Ордена, и это самое сборище было ничем иным, как преддверием той самой пресловутой Охоты, не собирался. Гнев снова чуть не затмил мне глаза. Шевельнувшееся раскаяние и стыд за то, что позволил обратить в послушных кукол тех, кого раньше считал друзьями и братьями растаял без следа. Они собирались найти и убить мою