Ушма - Алексей Наумов

мои, Свифт! Драный весь, грязный, тощий как смерть, все лапы в крови. Еле выходили. Анюта его в свою кровать брала…

— Это ты к чему сейчас? — смутился я.

— Сам не знаю… Просто, пёс то умный был… Верный… — Отец отвернулся и сплюнул на землю. — Шутки шутками, а он тогда за Анютой ушёл… Ушёл, и не вернулся… Так-то вот…

Мне стало окончательно не по себе. Кто-то третий, невидимый, всё это время стоявший от нас в стороне, вдруг приблизился и в упор посмотрел на меня сквозь колючие ветви боярышника тёмными глазами ночи. Старые страхи ожили во мне. Я откашлялся и покрутил головой. Я вспомнил то неприятное чувство слежки, что всякий раз охватывало меня на пустошах и мороз побежал у меня по коже.

— И всё же, я уверен, что это был просто очень похожий пёс, — сказал я. — В темноте легко ошибиться…

— Наверное…

Мы помолчали, разглядывая угасающее багровое зарево на западе и сосредоточенно дымя.

— Вы ведь тогда много искали… ну… Анюту?.. — отчего-то спросил я.

— Искали… — помедлив, ответил отец. — Всё вокруг облазили, да что толку?.. Не нашли ведь… Ничегошеньки не нашли… Я, бывало, сяду передохнуть, и другие мужики, а Олег нет… Всё кружил, кружил по болотам, с топором в руке… И лицо такое, смотреть страшно… Хотя я сразу почувствовал — не найдём… Живой не найдём… Может и он тоже…

Отец хмуро помял ладони.

— Дикость конечно, так говорить, но может помнишь, Настюков как то историю рассказывал… Про ведьму лесную… Ушму… Я её тогда как будто даже видел один раз… Мельком… Ясное дело, что мне все почудилось, но у меня чуть сердце не встало…

— Болота, — ответил я, слыша шум крови в ушах. — Сам знаешь, там и не такое померещиться может…

— Да в том то и дело, — сказал отец, таким тоном, что я окаменел. — Я её не на болотах видел, а на переулке… На нашем… У дома… Возвращался с поисков затемно уже… Подхожу, а у калитки тень… Метра два… У меня мурашки с вишню размером выскочили… А поближе подошёл, так вроде и нет никого… Только…

— Запах, — еле слышно произнёс я и теперь вздрогнул отец.

— Вроде того…

Отец рассеянно огляделся.

— Страшно, когда дети пропадают… После такого, что только не привидится… Натерпелись все страху… Не за себя конечно… За вас… Ты ведь тоже тогда весь больной лежал, мать не знала, что делать… И не признавался, главное, подлец, что с тобой происходит!.. Что то вы там на Разрыве учудили, непотребное… Сам не свой оттуда пришёл… И не ходил ведь больше туда никогда… Что случилось то там, а?.. Может ты тонул?..

Я как всегда промолчал и отец вздохнул.

— Ладно, дело былое… Хватит об этом… Вот будут у тебя дети, тогда сам поймешь каково это!.. Пойдём ка лучше чай пить… Мать, вон, машет, готово всё…

Мы пошли на кухню и сели за стол. Самовар важно пыхтел на подносе, чай был душист от мяты и сладкий пирог с вареньем удался на славу, но разговор наш не клеился. Отец был рассеянным, а я, как много лет назад, поминутно вздрагивал от собственного отражения в тёмном стекле веранды, за которым летняя ночь плела свои колдовские кружева.

Я подставлял себе каково это очутиться сейчас на болотах и волосы шевелились на моей голове. Хоть прошло много лет, но я держал своё детское обещание и никогда больше не был там, где бродит, ходит, дышит и переливается мёртвая вода. Те места навсегда сделались мне чужими, как и большое торфяное озеро в конце участков, где мы так любили резвиться детворой.

Я был жив, но у моей жизни были определённые рамки, нарушать которые было нельзя. По крайней мере, я был в этом уверен. Иногда, особенно в жаркие дни, когда все друзья спешили на Разрыв, это казалось мне несусветной глупостью, но стоило мне приблизиться к лесу, вдохнуть запах нагретой на солнце зелени и сухого торфа, услышать шелест листы и призрачное пение осоки, как всякое желание идти туда у меня исчезало. Нечто зловещее виделось мне в хитросплетениях теней на узких тропинках. Я сразу же перемещался в своей памяти на 25 лет назад, и в моей голове, казалось, начинала журчать вода. Жуткая тайна, что некогда коснулась меня, начинала оживать, как оживают некоторые странные и примитивные создания, с виду давно мертвые, но на самом деле лишь ждущие своего часа. Я пятился и едва ли не бегом возвращался на участок, где долго не мог успокоится.

Чтобы окончательно прийти в себя, я частенько брал велосипед и ехала на поле. Там, среди душистого аромата горячих луговых трав, я закрывал глаза и на время мог вновь почувствовать себя беспечным мальчишкой и окунуться в светлый мир детства, полный добродушных таинств, простых загадок и приятных открытий. Мир, который существовал «до» и навсегда исчез «после» тех событий. Мир, в котором хозяином был я, а не Хозяйка.

Впрочем, избегать болот было куда проще, чем прихода тьмы. Каждая ночь с той поры была испытанием. Нет, чудовищные кошмары не мучили меня непрерывно, и ужасные тени не являлись беспрестанно моему вздыбленному бессонницей взору. Всё это происходило лишь иногда. Всегда неожиданно и бессистемно. Поэтому я никогда не мог с уверенностью сказать, что ждёт меня после наступления темноты. Первые годы это сильно меня выматывало, но постепенно, я привык. Я смирился с тем, что любая из ночей может стать для меня не отдыхом, но эшафотом, а чудесно прожитый день, закончится серией испепеляющих ужасов, от которых потом трудно отдышаться.

Единственное, к чему я так и не смог привыкнуть, это ощущение того, что тьма узнаёт меня. Тянется ко мне. Убаюкивает. Но не с нежностью, а дабы скрыть от меня приближение того, кто в ней таится… Точно зло вечно искало меня, но не помнило дорогу… Внезапно узрев меня в темноте, оно спешило дотянуться до меня, но не успевало и с наступлением зари вновь забывало путь к моему дому… Но лишь до следующей ночи, когда всё повторялось.

Я знал, что злу вовсе не обязательно сразу же впиваться в меня своими жуткими когтями. Всё, что ему требовалось, это вновь коснуться моей души, оживить ту старую чёрную связь, что угасла, но навсегда осталась во мне, как остаётся шрам от тяжёлого увечья. Тогда, оно смогло бы прийти ко мне и взять своё. До сих пор у него никак это не получалось, но эта бесконечная игра не давала мне покоя.