Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт

Но Гровсу было недостаточно сделанного. Был еще один путь, воспользовавшись которым, американцы могли бы исключить всякий прогресс немецкой программы. Бор подтвердил предположение многих физиков: в германской ядерной программе ведущую роль играет Гейзенберг. И Оппенгеймер, и Чедвик признавали его наиболее выдающимся немецким физиком-теоретиком и единственной звездой первой величины, которой располагали немцы. Мысли, витавшие в кругу лос-аламосских физиков, теперь стали понемногу оформляться. Почему бы не обезглавить германскую ядерную программу, просто лишив ее основного интеллектуального ресурса? Почему не предотвратить всякий прогресс исследований, выкрав их научного лидера?

В отличие от многих физиков Манхэттенского проекта, которые встречались или работали с Гейзенбергом, Гровс не разделял глубокого пиитета своих подчиненных перед их бывшим коллегой. По мнению Гровса, в сложившейся ситуации вполне допустимо было просто убить Гейзенберга. Стало известно, что немецкий нобелевский лауреат иногда приезжает в нейтральную Швейцарию и читает там лекции. Гровс, обдумывая детали выведения Гейзенберга из строя путем похищения или убийства, поделился этим предложением с Лэнсдейлом, сказав, что оно поступило из УСС.

Для Лэнсдейла это предложение определенно даже не подлежало рассмотрению. Он просто пришел от него в ужас. Он решительно отверг такую идею, аргументировав отказ как политическими последствиями со стороны швейцарского правительства, так и тем, что сам факт похищения или убийства Гейзенберга красноречиво скажет о существовании атомной программы Союзников. Лэнсдейл расценил подобное предложение как слишком нехарактерное для Гровса и, когда тот не вернулся к этому вопросу, решил, что идею быстро замяли.

Но Гровс просто передал ее Фурману, который продолжил переговоры с УСС. В феврале 1944 года руководство миссией принял на себя полковник Карл Эйфлер. Представляя из себя почти два метра и более ста килограммов живых мышц, Эйфлер окончил лос-анджелесскую полицейскую академию, после чего служил в пограничной службе США, пока его не призвали на действительную военную службу. В Перл-Харборе его джип попал под огонь японских истребителей Zero. В УСС Эйфлер командовал подразделением 101, которому довелось поучаствовать в очень грязной войне с японцами в бирманских джунглях. Из-за полученных ран полковнику пришлось вернуться в Вашингтон.

В Вашингтоне ему поручили организовать убийство Чана Кашли[131]. А теперь разрабатывались планы по похищению Гейзенберга прямо из Германии, доставки его в Швейцарию, где физика следовало пересадить на борт американского военного самолета, сбросить на парашюте в Средиземное море — там его уже ждала бы подводная лодка, которая затем доставила бы нобелевского лауреата в Америку. Даже по меркам УСС план был просто сумасшедший.

Если бы что-то пошло неправильно (а с таким планом это было весьма вероятно), Эйфлер, меткий стрелок, любивший демонстрировать свое мастерское владение пистолетом после нескольких стопок виски, должен был «вынести врагу мозг». Его отправляли в Лондон в конце марта.

Однако возникла серьезная проблема. Гейзенберг исчез. Ни американской, ни британской разведке не было известно, куда он пропал.

«Тщеславие» Гейзенберга

Абрахам Эзау, глава физического отдела Имперского исследовательского совета и административный руководитель «Уранового общества», не пользовался особым расположением среди членов этой организации. В октябре 1943 года Эзау потерял поддержку Альберта Шпеера, и к концу года его заменил Вальтер Герлах, профессор физики из Мюнхенского университета. Геринг одобрил такую замену. Официально Герлах вступил в должность 1 января 1944 года.

Герлаха убеждали занять этот пост и Гейзенберг, и Ган. В отличие от Эзау, Герлах смотрел на работу с точки зрения физики и страстно увлекался «чистыми» исследованиями. Будучи предан германскому делу не менее своих коллег, он тем не менее считал свое назначение возможностью спасти немецкую физику от «обмана» военных приоритетов, и начать нужно было с «Уранового общества».

Однако задача была не из легких, и пыл Герлаха вскоре поостыл. Он сломя голову носился между Берлином и Мюнхеном, со встречи с физиками «Уранового общества» спешил на совещание в компанию IG Farben, которая строила новый завод по производству тяжелой воды недалеко от своего химического комплекса в Лойне — городе неподалеку от Мерзебурга в Саксонии-Анхальт на востоке Германии. Он не успевал вовремя писать отчеты в Имперский исследовательский совет, и там уже начинали терять терпение. Поскольку сроки поджимали, Герлах решил переложить часть забот на плечи своего хорошего друга Пауля Росбауда, с которым он обедал два-три раза в неделю.

Несмотря на то что перед вступлением в должность Герлах обращался к Гейзенбергу за советом, он не мог отделаться от ощущения гейзенберговского «тщеславия». Это чувство могло возникнуть из-за политиканства, которым был проникнут процесс назначения Гейзенберга на должность главы Физического института Общества кайзера Вильгельма. Либо его причина крылась в невозможности постичь личные гейзенберговские планы.

Как бы то ни было, в соответствии с этими планами Гейзенберг очень часто выезжал в оккупированные страны Европы по приглашению Имперского министерства народного просвещения и пропаганды или нацистских бонз. Как всегда, и у иностранных коллег он вызывал в лучшем случае двоякие чувства, в худшем — отвращение. В Нидерландах он прочитал голландскому физику Хендрику Казимиру целую лекцию по истории и мировой политике, объясняя, что историческая миссия Германии — защитить Европу от «восточных орд».

Хотя многие немцы и отказывались признавать существование гитлеровского «окончательного решения»[132], Гейзенбергу как минимум были известны его детали. В декабре 1943-го он принял приглашение посетить своего старого друга Ханса Франка. В то время он жил в Кракове и был генерал-губернатором Польши. В рамках визита Гейзенбергу предлагалось прочитать лекцию в обществе культурной пропаганды. Франк контролировал безжалостное уничтожение еврейских гетто в Кракове и Варшаве[133]. Разумеется, то, что Гейзенберг был знаком с исполнителем массовых убийств, не означало, что он одобрял его преступления или был соучастником. Но желание Гейзенберга соответствовать занимаемой должности и его равнодушное, неопределенное отношение к политике часто создавали впечатление, что он не отделял себя от нацистов.

24 января 1944 года Гейзенберг ехал в Институт Бора в Копенгаген, на этот раз — с миссией совсем другого рода. Обнаружив побег Бора, 6 декабря немецкая военная полиция заняла Институт и арестовала двоих людей, которые были в здании в тот момент — физика и лабораторного техника. Гейзенберг и Дибнер три дня провели в Копенгагене, пытаясь разобраться, как быть дальше.

Все предложения Гейзенберга, по его мнению, нужно было представить на одобрение оккупационным властям. Он предлагал либо реквизировать Институт для военных целей, либо вывезти все ценное оборудование, в том числе циклотрон, и вернуть Институт под контроль датчан, либо оставить его в имеющемся виде, но при условии, что здесь не будут проводиться никакие военные исследования. Вайцзеккер уже сообщил Гейзенбергу, что не хотел бы, чтобы Институт работал как немецкая лаборатория под руководством «Уранового общества». И едва ли это было важно. Все предложения датские физики решительно отклонили. Среди них был Кристиан Меллер, который, несомненно, с ожесточением вспоминал о последнем визите Гейзенберга в сентябре 1941 года.

Положение было близким к тупиковому. Министерство иностранных дел, руководимое Эрнстом фон Вайцзеккером, настаивало на безусловной передаче Института датчанам, а также на том, что арестованных сотрудников следует освободить.

Если датские физики и чувствовали какую-то благодарность к Гейзенбергу, который значительно посодействовал разрешению проблемы, эти теплые чувства определенно сошли на нетчерез несколько месяцев, когда Гейзенбергвернулся в Копенгаген, чтобы прочитать лекцию в Институте германской культуры. В ходе последнего визита Гейзенберг присутствовал на публичном обеде у оберштурмбанфюрера СС Вернера Беста, полномочного представителя Германии в Дании и бывшего заместителя Рейнхарда Гейдриха. Правда, под влиянием датского народа и шведских властей Бест практически спас 8000 датских евреев от попадания в немецкие концлагеря.

Усилившиеся бомбардировки Берлина союзной авиацией серьезно осложняли продолжение исследований. 15 февраля 1944 года во время авиаудара, который Герлах назвал «катастрофическим», бомба попала прямо в здание Института химии Общества кайзера Вильгельма. Были уничтожены лаборатории Гана вместе с документами, накопленными им за годы работы в институте. Физический институт получил лишь незначительные повреждения, и Гейзенберг вместе с другими сотрудниками попытался спасти книги из библиотеки Гана.