Сквозь топь и туман - Анастасия Александровна Андрианова

упырём. Вокруг него сгущалась темнота, перемешанная с мерцающим туманом – ни слуг, ни царского трона, только безмолвная пустота. Может, Мавне всё это снится? Может, она всё-таки утонула?

– Варде сказал, – начала она ломким голосом, – что я могу остаться, а Раско пойдёт домой. Обменяй нас. Я буду хорошо служить.

Болотный царь издал густой смешок, напоминающий рык.

– Ва-арде сказал. Ты сама пришла мне в руки, оставалось только дёрнуть посильнее, и топь тебя приняла. Зачем мне кого-то отдавать? Нам нужны свежие души и тела. Мои дети хотят есть. Проходи, оставайся.

Он повёл рукой, и сзади, сквозь туман, выступили очертания деревни: без ограды, с ладными избами и дворами. В садах зрели яблоки и цвели цветы. Мавна отшатнулась.

– Ты морок наводишь? Только что ничего не было видно.

Болотный царь невесело усмехнулся. Его глубоко посаженные глаза сверкнули зеленью – как у Варде.

– Ты точно знаешь, что морок, а что явь? Быть может, чернота – морок? А вдруг вся твоя жизнь – тоже морок?

Мавна куталась в платок, теребила его концы. Деревня за спиной болотного царя принимала всё более явственные очертания: стали видны и куры во дворах, и птицы на ветвях, и занавески в окнах – как в Сонных Топях, только безмятежнее и спокойнее. Тут не надо было выстраивать высокие заборы и ходить в дозор при полном оружии. Не надо было звать чародеев и платить им за защиту. Не от кого защищаться.

– Вы, людские отродья, хорошо устроились, – продолжал болотный царь. – Выжгли и высекли наш род, а теперь делаете вид, что ничего не произошло. Забыли, и всё. Строите деревни на наших старых землях, а потом плачете, когда мы забираем своё по праву.

– Что мы забыли? – Мавна всё косилась на деревню. Она её манила – покоем и безмятежностью, яркими красками, неуместными среди тьмы и тумана.

– Обо всём забыли. – Голос болотного царя стал низким и глухим, как у рычащего пса. – Обо всех бедах, что вы нам принесли. О своём людском и чародейском бесчестии. Но расплата настигнет. Не может быть такого, чтоб не настигла. А помнящие пытаются вам рассказать – так, как могут, но вам, конечно, удобнее прозябать в неведении.

Сверху полыхнуло алым, будто сверкнула красная молния. За ней целая череда других, короткими вспышками. Болотный царь задрал голову. Его глаза сузились, лицо потемнело от злости. Тело стало меняться – и перед Мавной стоял уже не дородный деревенский мужик, а чудовище, напоминающее огромную жабу, как в самых страшных вымыслах.

Чудище распахнуло полную кривых зубов пасть и взревело:

– КОГО ТЫ КО МНЕ ПРИВЕЛА?!

Мавна отшатнулась и зажмурилась. Земля под ногами задрожала: чудище начало метаться, как пёс на привязи, било конечностями по земле. Над головой гремело, и вспышки были видны даже сквозь сомкнутые веки.

– Проваливай! Чародейское отродье! – бушевал болотный царь. – Не будет чародейских тварей на моей земле! Не бывать!

«Смородник, – подумала Мавна. – Живой».

– Отнеси моему сыну, что принадлежит ему! То, что притащила, забирай с собой! Оно не твоё! Отдашь ему! Отдашь!

Из пасти чудовища повалила бурлящая пена, глаза вытаращились, налились кровью. Его облик снова стал меняться: из похожего на жабу оно становилось бесформенным, уродливым, покрытым бородавками и буграми. Деревня позади него пропала, вновь затянулась мглой и туманом, какие-то очертания взмывали вверх, как птицы. Чудище продолжало бушевать.

Поднялся ветер, сырой и промозглый, пронизывающий до костей. Мавна сперва куталась в платок, но холод стал таким обжигающим, что и это не помогало. Наверху всё так же полыхало, рыки чудовища становились неразборчивыми. Сквозь рёв и влажные хрипы она слышала:

– Отдай… Сыну… Уведи… И не возвращайся.

– Но как же мой брат?! – в отчаянии крикнула Мавна, и не надеясь, что болотный царь её услышит. – Я пришла за ним!

Чудище взбрыкнуло, ударило оземь перепончатыми лапами. От его рыка заложило уши. Мавну что-то подхватило, подбросило вверх. Миг – и в рот снова хлынула вода с запахом гнили. Из груди выжали весь воздух, одежда отяжелела, волосы облепили лицо.

Мавну протолкнуло сквозь землю и грязь, и она закашлялась, выплёвывая чёрные сгустки. Ночь ещё не закончилась, тонкий месяц серебрил болота. Убрав волосы с лица и вытерев рот тыльной стороной ладони, Мавна подняла глаза.

Посреди болота стоял Смородник. В его руках был зажат полыхающий кривой кинжал. Огонь был повсюду: жарко плясал по кругу, а за ним визжали и корчились упыри, не решаясь напасть. Мавна сообразила, что её, к счастью, выплюнуло из болота прямо посреди огненного круга.

– Смородник! – окликнула она.

Он быстро обернулся и коротко кивнул:

– Не натвори глупостей. Они не тронут огонь.

Хотелось бы верить. Мавна пошарила руками по земле, ища свою сумку, и замерла.

Рядом с ней лежала уже привычная шкурка Варде, а ещё – поджав под себя длинные ноги – чёрный козёл с витыми рогами.

Глава 18

Горящие угли

Нога ещё болела, и каждый шаг давался с трудом, но Илар, стиснув зубы, вышел во двор – за баню, чтобы не попадаться на глаза никому из местных. Посидел немного на лавке: Купава ушла в деревню, раздобыть обед, поэтому можно было, не таясь, поморщиться от боли, недовольно пофыркать и заглянуть под повязку.

Рана на ноге выглядела лучше, но мышца ещё не зажила. По-хорошему нужно было бы зашить, но Илар твёрдо сказал: к знахарю не пойдёт, а Купаве не позволит. Да и пора бы двигаться дальше, и так уже засиделись. Скоро баню растопят, как всегда к концу недели, и придётся освобождать насиженное место.

Илар тронул бедро. Вокруг раны воспаление стало меньше, но всё равно дотрагиваться и ходить было больно. Промыв и перевязав заново, он осторожно стянул вторую повязку, с руки.

Эта рана волновала его куда больше.

Рука с трудом поднималась и постоянно горела, но Илар не говорил об этом Купаве, делал вид, что всё в порядке. Под повязкой и вовсе всё было худо. От раны расползлись чёрные разводы, как при скверной хвори, но Илар надеялся, что в рану не попала зараза, а жар и пятна связаны лишь с тем, что его ранили зачарованным клинком.

За баней начинался поросший ивами и ольховником овраг – оттуда тянуло прохладой и пахло почти как дома: влагой, крапивой да сладкими цветами болиголова. В ветвях сновали птицы, какие-то мелкие и до того невзрачные, что походили на мышей, зато пели вполне сносно. Илар прикрыл глаза и откинулся спиной на стену бани.

Жаль, что нельзя