На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

при его участии осуществлялась программа модернизации авиазавода «Бреге», выпускавшего для Франции транспортные самолеты. На континенте в самом разгаре была война, и под нажимом немцев португальская полиция арестовала Шварцера как агента Франции. Он оказался в лиссабонской тюрьме «Форт-де-Кашилес». После долгих мучений ему удалось получить за немалые деньги кубинский паспорт. Шварцера освободили, и с первым же рейсом он вылетел в Гавану.

На Кубе Шварцер обратился в министерство обороны, предложив программу модернизации кубинских заводов, чтобы наладить выпуск военной продукции. Девиз всего проекта – «Промышленность Кубы – победе союзников» – президенту Батисте понравился, и он поддержал Шварцера, интересовался ходом дел, оказывал содействие, торопил. Однако всё уперлось в американцев, которые не хотели конкуренции в сфере вооружений, да к тому же у себя под боком. После всех неудач Шварцер создал фирму «Индустриа де Дефенса», которая, как позже выяснил Гаранин, не имела ни реального веса, ни солидных заказов.

По словам Шварцера, действия американцев открыли ему глаза на истинную политику Соединённых Штатов на Кубе и в Западном полушарии. Он «признался» Гаранину, что собирается написать «антиамериканскую книгу разоблачительного характера». Он понимает, что последствия для него могут быть тяжёлыми, но он должен раскрыть кубинцам и Латинской Америке всю правду о лицемерии американцев. Попутно Шварцер пытался ознакомить Гаранина с документами военного характера, содержанием своей обширной переписки с военным министерством Кубы и посольством США. Гаранин отмахнулся: советская миссия подобными материалами не интересуется.

Когда не вышло с Гараниным, Шварцер решил «прощупать» другого дипломата, принёс ему пачку «секретных документов», включая секретную телеграмму Госдепартамента, которая «запрещала» Кубе развивать торговлю с Советским Союзом. Отказ взять документы не охладил стремления Шварцера к «развитию отношений». Он предложил дипломату «совершить экскурсию по Гаване», провести вместе выходной день на лоне природы, сходить в театр или какое-нибудь увеселительное заведение. Дипломат, как мог, отбивался: много работы, все дни заняты, в том числе выходные.

В отчёте для Центра Гаранин высказал мнение, что не поиски родных, а финансовые проблемы побудили Шварцера, «эмигранта поневоле», как он себя называл, обратиться в советскую миссию. В Москве считали, что при любых условиях связь со Шварцером опасна. Телеграмма Гаранина прошла по инстанциям и обросла резолюциями. Одна из них была наложена начальником разведки Фитиным: «Товарищ Овакимян! Нужно запретить «Сыну» связи с такими подозрительными лицами». И ещё резолюция Овакимяна – Грауру: «Ш. – подозрительная личность. Он может быть подставой американцев, кубинской контрразведки или антисоветских организаций в Гаване. За предложениями Ш. могут скрываться его собственные авантюры. Больше никаких встреч! 28.01.44».

Визит Громыко в Гавану отозвался всплеском «нездорового интереса» (выражение Заикина) к миссии, хотя наблюдение за нею началось ещё до её официального открытия 11 ноября 1943 года.

Люди в штатском лениво фланировали вдоль ограды миссии и по близлежащим улицам. Иногда слежка приобретала такой вызывающий характер, что приходилось реагировать на неё радикальным образом. Военный атташе вышел вечером из дому и направился в миссию, чтобы завершить работу над годовым отчётом. И вдруг, буквально на своей шее, почувствовал прерывистое дыхание одного из «топтунов». Атташе – человек крепкой комплекции, спортсмен, – резко развернулся и выставил вперёд плечо: соглядатай «на полной скорости» врезался в него и оказался на земле. Извиняться он, конечно, не стал, вскочил на ноги и растворился в темноте. После этого агенты стали вести наружное наблюдение с «более приличной дистанции».

«Наружка» была замечена у домов, в которых сотрудники миссии арендовали квартиры. Для экономии валюты семьи Гаранина и Мельникова поселились вместе. Не проходило дня, чтобы «любопытствующие прохожие» не заглядывали в окна квартиры и не торчали без видимых причин на противоположной стороне улицы. Когда мужчин не было дома, за всеми изменениями «оперативной обстановки» по месту жительства следили жёны. Их особенно удивляло то, что «наблюдатели» подбирали и увозили пакеты с мусором, которые по утрам выставлялись на обочину. Неужели надеются найти черновики служебных бумаг?

После того, как подозрительные типы забрались на крышу дома и пытались пробраться через чердачное окно в квартиру «Ника», Гаранин принял решение о переселении Мельниковых на территорию миссии. Но и там не обошлось без вторжений. Поздней ночью жена Мельникова, которая кормила грудного ребенка, услышала треск черепицы на крыше гаража, вплотную прилегавшего к балкону их новой квартиры. По внутреннему телефону она позвонила мужу, находившемуся на дежурстве. Мельников оповестил комендантов о вторжении. Они бросились к гаражу, но успели увидеть только силуэты двух мужчин, перелезающих через решётку ограждения.

Вскоре последовал ещё один непрошеный визит, на этот раз утренний. В половине девятого, перед началом консульского приема, завхоз Филиппов заметил, что по территории миссии вдоль декоративного кустарника пробирается здоровенный негр. Завхоз, заподозрив неладное, с криком бросился к нему. Короткая погоня за нарушителем экстерриториальности закончилась у ограды. Филиппов вцепился в ноги негра, но тот, отбиваясь, сумел перемахнуть через решётку на соседний участок, тот самый, на котором находился стационарный пост полицейского наблюдения.

В траве были обнаружены трофеи – отвёртка и долото. Что собирался вскрывать в миссии нарушитель, так и не поняли. После этих вторжений Заикин направил в Москву «аргументированный» запрос по увеличению штата охраны на два человека. Министерству иностранных дел Кубы вручили несколько нот по фактам проникновения на территорию посольства подозрительных лиц, но реакции не последовало. «Даже для маленьких миссий, – написал по этому поводу Гаранин, – обеспечивается круглосуточная полицейская охрана. Молчание кубинских властей на наши обращения – дело их совести».

Попытки вторжений, и особенно к «Нику», встревожили Гаранина. Неужели конкуренты узнали, что он является шифровальщиком, и надеялись найти кодовые таблицы под матрасом супружеской кровати? Опасения резидента были не напрасны. В конце 1944 года один из советских агентов в Вашингтоне сообщил, что американская служба дешифровки пытается «расколоть» советские коды. Эта сверхсекретная операция получила название «Венона». Работа шла туго, и потому резидентуры СРС в тех странах Латинской Америки, где имелись советские представительства, получили указание Гувера сделать всё для получения оригинальных шифровальных таблиц.

Гаранин подыскал себе другую квартиру, ближе к миссии и более безопасную, как ему казалось, но ошибся. Через неделю в квартиру залезли воры. Ценных вещей там не было, а личные деньги Гаранин хранил в ящике рабочего стола в миссии. Пропал только конверт с публицистическими статьями Эренбурга на русском языке и папка с газетными вырезками, которые собирал Гаранин для справочных целей. «Воры» наносили спорадические визиты и к другим сотрудникам, живущим в городе. Правда, страдали сотрудники посольства и от настоящих преступников – карманников и пляжных воришек, которые похищали ботинки, кошельки и кожаные ремни.

Стало рутиной ночное «обшаривание» светом мощных фонарей территории миссии с автомашины без номерных знаков. Всякий раз, когда дежурный комендант выходил на улицу, автомашина резко срывалась с места и уезжала.