Раб великого султана - Мика Валтари

– Во имя Аллаха, вы не первые мусульмане в этом почтенном заведении, ибо Пророк не запретил правоверным утолять жажду пивом. В священной книге говорится только о вине. Так что можете со спокойной совестью осушить здесь по кружке пива. У меня на стене написано даже мудрое изречение, напоминающее правоверным о пагубности вина и советующее заменять его пивом.

Говоря все это, хозяин погребка внимательно приглядывался к нам, словно раздумывая, не видел ли нас где-нибудь раньше. Я тоже пристально смотрел на трактирщика – и внезапно узнал эти нависшие брови и сизый носище. Тогда я с изумлением вскричал:

– Пресвятая Богородица! Вы ли это, мэтр Аймер? Откуда, Господи спаси, вы тут взялись?!

Трактирщик побелел, как мел, долго и истово крестился, а потом схватил мясницкий нож и бросился на меня с воплем:

– Это и впрямь проклятый Микаэль Пельцфус, прихвостень мерзкой госпожи Женевьевы! Ну погоди, сейчас я сделаю из тебя отбивную!

Но Антти вырвал у него нож из рук и прижал кабатчика к своей груди, давая ему таким образом время прийти в себя. И пока пивовар извивался и верещал в объятиях Антти, я сердечно похлопывал Аймера по плечу, а брат мой по-дружески говорил мэтру такие слова:

– Вот это радость – в первый же вечер встретить в городе султана старого знакомого! Пусть же это будет для нас добрым предзнаменованием! Не кляните Микаэля, мэтр Аймер, ибо лишь вы сами, слишком понадеявшись на свое богатство, увели у моего брата госпожу Женевьеву, чем и навлекли на себя неисчислимые беды. Микаэль и правда не виноват в том, что госпожа Женевьева выманила у вас деньги, а потом продала вас в рабство на венецианскую галеру. Все это – лишь расплата за ваши собственные грехи. А на ваши деньги госпожа Женевьева открыла весьма уважаемый теперь бордель в Лионе.

Мэтр Аймер посинел и зашипел:

– Да гореть мне в аду, если я скажу хоть слово таким собакам, как вы. Вы оба помогли обокрасть меня, и мне с самого начала не надо было доверять вам – одержимым дьяволом еретикам! Вполне можно было ожидать, что вы отступитесь от Господа нашего и примете ислам. От безумной ереси Лютера – лишь шаг до Пророка Магомета и его учения.

Услышав это, Антти побагровел, схватил мэтра Аймера за горло и прорычал:

– Немедленно возьми свои слова обратно, а не то я позову на помощь мусульман – и тут камня на камне не останется!

Мэтр Аймер огляделся вокруг и притих. Он попросил прощения за то, что забылся, объяснив это потрясением, вызванным неожиданной встречей с нами. Потом он угостил нас пивом, заботливо осведомившись, нравится ли оно нам, и заметив, что сам он не вполне доволен венгерским хмелем, который приходится здесь использовать.

Антти, выхлестав целый кувшин, облизал губы и ответил, что у напитка и в самом деле какой-то странный привкус, но тут же добавил, что давно уже не пробовал пива. Придвинув к себе еще одну кружку, брат мой все же кивнул головой и с видом знатока сказал:

– Вот теперь я это чувствую. Да, отлично чувствую! Это вкус настоящего пива! И его роскошный запах, от которого так восхитительно щекочет в носу! Черт, я просто не верю, что в этой части света, в землях, лежащих на восток от Венеции, кто-то может варить лучшее пиво!

После того, как мы осушили еще несколько кувшинов пива, дружба наша полностью восстановилась и мы втроем решили, что очень приятно встретиться с добрыми христианами среди всех этих мусульман.

Я попросил мэтра Аймера рассказать о своих приключениях, но ему явно не хотелось говорить о тех временах, когда он плавал гребцом на венецианской боевой галере. Лишь основательно напившись, он обнажил спину и показал нам густую сеть белых шрамов, которые всегда будут напоминать ему о биче надсмотрщика. Аймер сидел, скособочившись, и утверждал, что уже никогда не избавиться от этой привычки, которую приобрел за те два года, что был прикован к веслу. Мэтру было уже за пятьдесят, и он сам говорил, что наверняка умер бы в неволе, не протянув на галере и месяца, если бы не унаследовал от предков здорового сердца пивоваров, которое стало еще крепче от пива, выпитого им, Аймером, самолично.

В одном из сражений императорский флот так потрепал венецианскую галеру, что мэтру Аймеру удалось воспользоваться всеобщим замешательством и разорвать цепь, которой он был прикован к веслу, спрыгнуть за борт и доплыть до берега.

Вскоре после этого он очутился в плену у мусульман, и те продали его на невольничьем рынке в Каире. Но один милосердный еврей, принявший ислам и совершавший добрые дела, угодные Аллаху, выкупил мэтра Аймера и даровал ему свободу. Этот почтенный и состоятельный человек взял потом Аймера с собой в Стамбул и помог мэтру открыть здесь пивной погребок.

Заведение это приносило огромные доходы, поскольку пиво было для мусульман такой редкостью, что мэтр Аймер мог заламывать за него любые деньги. Это явно был камешек в наш огород, ибо пивовар с ужасом наблюдал, как лихо осушаем мы кувшин за кувшином. Я тряхнул кошелем, чтобы убедить кабатчика, что мы при деньгах, и осведомился, сколько мы ему должны. А он, чуть поколебавшись, назвал такую неслыханную сумму, что я сразу перестал удивляться, как это ему за столь короткое время удалось вновь разбогатеть. И я попросил у него совета: что делать такому ничтожному человеку, как я, чтобы тайно встретиться с великим визирем Ибрагимом? Дело в том, что я должен сообщить визирю вещи чрезвычайной важности…

К моему несказанному удивлению мэтр Аймер ответил:

– Нет ничего проще! Тебе надо лишь пойти вверх по этой улочке и отыскать дом господина Алоизия Гритти. Если этот человек захочет тебя выслушать, то можешь быть уверен, что он доложит великому визирю о твоем деле – если дело и впрямь того стоит. Во всяком случае, попробуй; ты рискуешь лишь тем, что слуги господина Алоизия могут швырнуть тебя в сточную канаву.

Я поинтересовался у пивовара, кто такой этот господин Алоизий Гритти. Мэтр Аймер ответил:

– Во всей Пере нет человека с более скверной репутацией. Да, второго такого пьяницы не найти… Но он – богач и родной сын нынешнего венецианского дожа и греческой невольницы. По слухам, господин Гритти – хороший друг безбожного великого визиря; утверждают, что именно господин Гритти ведет тайные переговоры Великой Порты с христианскими странами.

Я сильно сомневался, что окажу Хайр-эд-Дину услугу, посвятив в его дела венецианцев. Но отступать было поздно: услышав имя Гритти, из-за одного из столов поднялся человек в одежде христианского писца. Он учтиво заговорил с нами, вежливо осведомившись, не ищем ли мы господина Алоизия? Писец немедленно выразил готовность проводить нас к нужному дому, ибо идет в ту же сторону, насладившись уже своим скромным кувшином пива.