Роман с Постскриптумом - Нина Васильевна Пушкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, оператор нашей группы Федор сказал:
— Нин, знаете, это не английский. Я тоже не понимаю, о чем вы спрашиваете их. Давайте я на своем английском у них спрошу.
Он остановил пожилого итальянца с собачкой, именно так по его представлению должен был выглядеть коренной житель Кремоны, и спросил по-русски:
— Сеньор, где здесь Страдивари? — Затем повторил на своем английском: — Where Stradivari? — И повел рукой вокруг себя.
И случилось чудо! Итальянец его понял! С просветлевшим лицом он закивал:
— Stradivarius! Stradivarius!
— Музей! Скрипки! — Федя положил воображаемую скрипку на плечо и энергично задвигал правой рукой.
— Museo! — Еще больше просветлевший лицом старичок указал нам на здание, которое находилось у нас за спиной.
— Грация, — с достоинством поблагодарил его Федор и церемонно поклонился.
И надо же, есть оно, цыганское счастье! Через две минуты мы были в музее, и я уже разговаривала с девушкой-экскурсоводом, которая очень хорошо понимала мой английский. Я попросила ее помочь нам разыскать телефон русского, скрипичных дел мастера, Сергея Крылова.
Однако в моем сознании произошла накладка. Я не взяла из Москвы листочек с именем, который мне дал Николай Николаевич. Уж слишком простой показалась мне фамилия, чтобы забыть ее.
А в те годы на российском телевидении очень часто показывали толстяка в панамке, который распевал попсовые песни. Его звали Сергей Крылов. И вот подсознание подсунуло его имя: вместо Александра — Сергей. Но девушка уже радостно протягивала мне телефон и говорила:
— Sergio, Sergio Krilov. Вот его телефон.
Я позвонила, услышала молодой голос «Pronto» и уже без надежды спросила по-русски:
— Вы Сергей Крылов?
— Si, то есть да, — ответили мне задорно, с легким акцентом и итальянскими модуляциями, но по-русски!
Я представилась, сказала, что из Москвы и хочу сделать фильм о Страдивари для русского телевидения.
— Mamma mia! Это вам нужен мой padre, мой папа. Он сейчас вышел ненадолго. Он Александр Крылов. И он будет счастлив. Москва, Mosca, Madonna mia, он будет умирать от счастья. Я его сын — Сергей. Где вы сейчас находитесь? А, это совсем рядом с Piazza del Comune. Ждите там. Выпейте кофе у Пьетро. Я сейчас найду отца. Мы придем к вам. Чинквэ минути.
Трубка была повешена. Федор, стоявший рядом и слышавший часть разговора, был ошарашен. Я, признаться, тоже.
Ну и у какого же Пьетро нам пить кофе?
Было раннее утро. Небольшая центральная площадь маленького городка благоухала цветами, прохладой и кофе. Казалось, эти запахи источает каждое открытое окно, каждая открывающаяся дверь.
Мимо нас на маленькой скорости, притормаживая и позвякивая стеклянными банками с молоком, проехал молочник на велосипеде. Он так чисто и музыкально высвистывал арию Мефистофеля из «Фауста», что Федя пожалел:
— Вот черт, надо же — классная картинка с интершумом, а я без камеры.
— Не жалей, Федя. Италия — это миллион картинок. Будешь еле успевать крутиться, — любуясь холмами вдалеке, сказала я оператору.
— Да вон же они! Calme, calme! Транквиле… Ке Bella твоя russa, — услышали мы помесь русского с итальянским.
Пересекая маленькую площадь, к нам направлялись двое мужчин — Крыловы: отец и сын — у меня не было сомнений.
Потом мы пили утренний кофе у Пьетро, рядом с которым мы, оказывается, стояли. И тогда я поняла, что фильм уже готов. Мне было приятно слушать скрипичного мастера Александра Крылова, который в эмиграции не расстался с профессией.
Как рассказал нам Александр Крылов, для того чтобы стать скрипичным мастером, надо получить подготовку по музыкальной культуре, материаловедению, музыкальной акустике, рисунку, черчению, основам химии, физики, иметь представление о сопротивлении материалов.
О скрипках Александр мог рассказывать, как поэт о любви, — часами. Он и сам делал прекрасные скрипки, но имя Страдивари произносил с придыханием.
В гостях у скрипичных дел мастера. Так делают скрипки. Кремона. Италия
— Ведь это же мог сделать только гений! Он создавал такой клей, который никто не может повторить, хотя сейчас все знают его химический состав! Он так отполировывал деки, что это невозможно сделать никаким инструментом! Говорят, что он тоннами, как у нас в деревнях сено, заготавливал хвощ, растущий в пойме реки По. Каким-то образом его вымачивал, высушивал и именно им полировал свои любимые скрипки.
Он отправлял обозы в Венецию, куда приходили суда, груженные боснийским кленом, который обладал изумительными резонирующими свойствами и фантастическим рисунком на срезе. И терпеть не мог, когда ему говорили: «Сделайте скрипку». Он чуть ли не с ненавистью отвечал: «Скрипки не делают! Делают бочки и скамейки! А скрипки — как хлеб, виноград и детей — рождают и взращивают».
Верхняя дека обычно делается из ели, поскольку ель обладает прекрасными резонирующими свойствами. Она долго держит, медленно отдает звук, и в ней сразу же делаются изящные прорези — эфы, через которые этот звук будет выходить.
Нижняя дека делается из совсем других деревьев — из тополя или клена, а иногда из груши. Здесь есть тоже свои тайны и свои секреты почти у каждого мастера. Важно не только угадать породу дерева, его возраст, место, где его надо срезать, надо придумать специальный способ промывки, просушки, пропитки лаком и знать, сколько слоев накладывать, чтобы не испортить рисунок дерева
