Колдовской камень - Лэйна Джеймс

Люсьен пытался припомнить тот день, когда он впервые осознал, что любит Джессмин, но все его усилия были напрасны. Точно так же он не смог припомнить, было ли когда-то такое время, когда он не любил ее. Когда Джессмин исполнилось восемь, он подарил ей чудесного маленького пони:

Кругленького, ладного, серого в яблоках. Но девочка назвала животное Тистльдон, взяв имя из песенки Дэрина, слышанной ею давным-давно, и король почувствовал себя уязвленным. Ему начинало казаться, что он ничего не сможет сделать, чтобы принцесса перестала вспоминать Гэйлона и Дэрина. Вскоре после этого пони сбросил ее, она упала и сломала руку, а Люсьен в приступе злобы приказал прикончить проклятое животное. Об этом ему пришлось не раз пожалеть впоследствии, так как Джессмин и слышать не хотела о других лошадях, заявив, что больше никогда не станет ездить верхом. И вот уже на протяжении шести лет она оставалась верной своему слову.

В одиннадцать Джессмин все еще была болезненным и бледным ребенком, и Люсьен пригласил из Ксенары лучших врачей. Однако они вполне согласились с диагнозом Гиркана. В физическом плане с Джессмин все было в порядке. Болезнь называлась меланхолия — нервное расстройство, заболевание психики.

Вежливо извиняясь и кланяясь, они почти что назвали Джессмин сумасшедшей.

Люсьен слушал их ученую болтовню, стиснув зубы и сжимая рукоять меча.

Только присутствие Фейдира спасло лекарей от немедленной расправы.

В прошлом году, на тринадцатый день рождения девочки, Люсьен задумал грандиозный бал и послал ей в подарок отрез красного бархата и несколько шкурок ласонских горностаев на отделку. Он до сих пор помнил, какая тишина установилась в огромной зале, когда принцесса наконец появилась. Все гости глядели только на нее и следили за ней глазами, пока она шла к трону, чтобы поблагодарить короля за подарок. Джессмин присела в реверансе, а Люсьен, заметив вдруг нежный изгиб шеи и округлость плеча, чуть не свалился с кресла. И хотя платье было скроено и пошито довольно целомудренно, оно не могло скрыть того факта, что принцесса перестала быть ребенком. Тогда от нее дивно пахло теплой летней ночью, благоухающим жасмином и цветущей жимолостью, и Люсьен долго держал ее руку в своей, не в силах отпустить ее, забыв о музыке и о гостях. В эту бальную ночь все в Джессмин волновало его, и, танцуя с ней, он чувствовал себя неуклюжим и неловким. Всякий раз, когда фигуры танца заставляли их касаться друг друга, Люсьен ощущал нечто очень похожее на боль, только эта боль была сладкой. Джессмин, однако, протанцевала всего один танец и, едва притронувшись к угощениям, умолила короля отпустить ее, ссылаясь на нездоровье. Она и в самом деле выглядела более усталой и бледной, чем обыкновенно, и Люсьен, скрепя сердце, вынужден был позволить ей удалиться.

И сегодня после полудня Люсьен снова пришел в покои принцессы и принес ей новый подарок. По случаю четырнадцатилетия девочки не планировалось никаких торжеств, так как Гиркан заранее уведомил короля, что принцесса слишком слаба и может не выдержать такого сильного волнения. Постучав, Люсьен прислушался к шорохам за дверью, однако прошло некоторое время, прежде чем дверь отворилась. Из покоев принцессы вышла леди Герра, плотно прикрыв за собой дверь.

— Я хочу видеть Джессмин, — заявил ей Люсьен довольно-таки недружелюбно.

— Ваше величество, миледи больна и никого не принимает.

Люсьен словно не слышал ее. Смерив полную фигуру леди Герры ледяным взглядом, король отметил и ее измятое платье, и озабоченное выражение лица. Глаза его сузились, и леди Герра покраснела.

— Передай своей госпоже, что я здесь и хочу ее видеть. Она примет меня.

— Сир?

— Живее! — резко приказал Люсьен, и леди Герра, присев в торопливом реверансе, скрылась за дверьми. В следующую минуту его уже ввели в покои и провели через прихожую в гостевую комнату.

Джессмин сидела на подоконнике и глядела сквозь свинцовые рамы в сад. Солнечный свет играл на ее волосах, которые, словно шелковая пряжа, отсвечивали медом и желтым янтарем. Лицо принцессы, однако, было бледным и измученным. Джессмин почему-то надела светло-голубое платье, и этот цвет только подчеркивал нездоровую бледность ее щек. Тонкие руки лежали у нее на коленях и были неподвижны.

Все его раздражение и гнев мигом улетучились, и Люсьен опустился на колени подле нее, любуясь красотой принцессы. Маленькую коробочку со своим подарком он положил рядом с ней на подоконник.

— Миледи?

Джессмин заметила его, заметила коробочку, но открывать не стала. Люсьен сам приоткрыл крышку. Внутри, на подушке из алого бархата, лежал цветок розы, целиком вырезанный из холодного нефрита. Роза была изящна и совершенна, и ее зеленые лепестки прекрасно сочетались бы с цветом глаз Джессмин. Принцесса пустым взглядом скользнула по чудесному цветку и снова отвернулась к окну. Прошло несколько мгновений, прежде чем она снова посмотрела на Люсьена. Молодой король надеялся хотя бы на слабую улыбку или на какое-нибудь иное проявление радости, однако было очевидно, что Джессмин не испытывает никакого удовольствия от подарка. Тогда король уселся на пятки и, все еще держа свое подношение в руке, низко наклонил голову. В горле он ощущал какой-то комок, и говорить дальше ему было трудно.

— Сколько же еще? — горько спросил он наконец. — Сколько еще времени ты будешь оплакивать его? Неужели ты до сих пор веришь, что Гэйлон не умер?

Страдание, отразившееся на ее лице, причинило королю острую боль, словно по сердцу полоснули ножом.

— Нет, — тихо промолвила Джессмин. — Я больше ни во что не верю. Я уже не дитя.

— Неужели в твоей жизни не будет места для меня? — умоляющим голосом спросил Люсьен.

— Я и так обещана тебе в жены. Чего же еще можешь ты хотеть?

— Любви! Твоей любви!

Джессмин печально улыбнулась:

— Как могу я дать тебе то, чего у меня нет?

Она протянула руку и легко коснулась его светлых волос. Потом ее рука снова безжизненно упала на колени, а глаза снова вернулись к окну и уставились в пространство.

Дрожащими руками Люсьен уложил нефритовую розу в коробочку и поднялся, собираясь уходить. Слезы жгли ему глаза, и он остро ненавидел себя за это проявление слабости, но гораздо больше ненавидел он призраки Гэйлона и Дэрина, которых он убил много лет назад. Видимо, эти призраки до сих пор смущали душу Джессмин.

Люсьен взглянул на леди Герру, и она торопливо распахнула перед ним двери. Король вышел быстрым шагом и почти бегом отправился в тронный зал.

Когда занавески, отделявшие тронный зал от комнаты Совета, раздвинулись и король взошел на возвышение, сотня лиц сразу повернулась к нему. Справа от Люсьена тотчас же возник Фейдир, который сунул ему в руки плотный рулон пергамента и какие-то бумаги.