На границе тучи ходят хмуро... - Алексей Кулаков

– Итак?

– Ваше сиятельство, я должен передать письмо вам лично в руки и дождаться ответа!

Хотя немец говорил серьезно и с очень значительным выражением на лице, Александр с трудом удержался от усмешки: уж больно забавно шепелявил порученец «пушечного короля». Получив в руки письмо, князь немного озадачился его объемом: вместо того чтобы достать конверт из портфеля, ему отдали портфель полностью – большой, коричневый и явно набитый бумагами. Александр задумчиво повертел его в руках и, молча вздохнув, принялся знакомиться с содержимым. Старина Фридрих черкнул для него всего пару строк, остальное место занимала солидная пачка техдокументации на модернизирующийся завод: планы, счета, акты сдачи-приемки и ввода в эксплуатацию, скрытых работ… Отдельно лежал подробный отчет племянника Лунева по имени Геннадий, в котором тот полностью подтверждал выполнение всех работ первой очереди, то есть новые домны, мартеновские и бессемеровские печи уже стояли в полной готовности.

«Неплохо, часть работ сделана, причем большая часть. Теперь очередь прокатных станов и другого оборудования».

Поискав среди завалов корреспонденции письма от Шухова (нашлись сразу три), он вскрыл самое последнее по дате.

«Ну что же, причин сомневаться вроде бы и нет».

Достав чековую книжку «Дойче-банка» и легонько постукивая ею по своему письменному столу, хозяин осведомился у гостя:

– У вас больше ничего нет для меня?

Почитав расписку Фридриха Альфреда Круппа, в которой тот признавался в получении шестисот тысяч марок от владельца РОК, Александр взамен дал почитать посланнику заполненный по всем правилам чек на такую же сумму, после чего запечатал его в самый дорогой конверт, что у него имелся.

– Прошу передать мои самые лучшие пожелания герру Круппу!

– Яволь! Непременно. Позвольте откланяться.

«Офицера-отставника ко мне, что ли, прислал? Или действующего? Акула капитализма!»

Только он успел переодеться и попросить домохозяйку побаловать его вкусным, хотя и запоздавшим обедом, как в прихожей затопал очередной гость. Ротмистр Николаев с трудом держался в рамках приличий, целых пять минут разговаривая на посторонние темы. Наконец, посчитав, что все условия соблюдены, он перешел к делу:

– Поручик, помилосердствуйте! Господа офицеры меня в форменную осаду взяли, по всем правилам военной науки. Давеча даже в ресторации отыскали! Что же прикажете им отвечать, можно ли обнадеживать?

– Конечно! Не далее как через десять дней я ожидаю прибытия груза с фабрики.

– О! Позвольте полюбопытствовать, сколько и чего ожидается?

– Все, как и уговорено: пятьдесят штук «рокотов», двести «орлов» и столько же «плеток».

– А боеприпасы к ним?

– Разумеется. По триста патронов на ствол, ну и всякая мелочь, как в прошлый раз.

Ротмистр так обрадовался, что убежал не попрощавшись, уж больно торопился поделиться со всеми радостной вестью.

«Не забыть бы еще сегодня телеграмму послать Греве. Не, Савву пошлю, тут напортачить сложно. Только денег в обрез дам, а то один текст раза три отправить попытается».

Причина, по которой он разрешил отгрузку оружия, завалила ему весь обеденный стол: нанятые Сониным журналисты качественно отработали полученные гонорары, осыпав простого и не очень читателя историями о нелегком труде таможенников. На взгляд заказчика, они даже немного перестарались, откопав несколько неизвестных ему историй, в которых Таможенный департамент выглядел совсем уж неприглядно. Так что общественное мнение (особенно господ офицеров) было целиком и полностью на его стороне. Два заседания суда уже были, и сомнений в хорошем (для Александра) завершении дела не было. Да еще и подполковник Васильев вскоре должен был получить откровения стряпчего Губермана.

Принимая следующего посетителя, Александр неожиданно сам ощутил себя чиновником, до того привычным жестом указал на место напротив себя и приготовился слушать. Пока гость устраивался поудобнее, хозяин пытался понять, кого он перед собой видит: одежда добротная, не дорогая, но и не дешевая, подходящая скорее служащему средней руки. Да и лицо с фигурой тоже намекало в пользу этой версии: сразу было видно, что господин Квятковский любит и умеет хорошо поесть. Конечно, возможно было и другое, то есть то, что он попросту пухнет от голода. Однако в последнее верилось с трудом, особенно при взгляде на живот с объемистой «пивной» мозолью.

– Чем обязан вашему визиту?

– Ваше сиятельство, я являюсь доверенным лицом господина Вятова…

Поручик молча и с неподдельным интересом смотрел прямо в глаза своему гостю, ожидая продолжения. А гость почему-то нервничал и все никак не мог собраться с мыслями.

– Мой доверитель желал бы покончить с делом между вами полюбовно, если на то будет ваше желание. Хотелось бы узнать необходимые для того условия.

– А почему вы соизволили обратиться именно ко мне, а не к моему стряпчему? У Вениамина Ильича есть все необходимые полномочия на ведение моего дела. Он должен был объявить, что я не желаю никаких встреч с противной стороной до получения судебного решения.

– Он отказался обсуждать саму возможность примирения сторон, и мне ничего более не оставалось, как искать нашей встречи. Ваше сиятельство, так я могу услышать ваши условия?

– Скажу вам прямо, господин поверенный, у меня нет никакого желания заканчивать дело миром. А посему мои условия огласят секунданты. Я достаточно ясно все объяснил? Всего хорошего и прощайте.

– Ваше сиятельство, позвольте мне задать последний вопрос?

Александр, уже предвкушавший заслуженный отдых, вздохнул и одновременно кивнул, разрешая говорить.

– Вы готовы убить человека из-за пустяковой обиды? Да к тому же нанесенной не преднамеренно, а лишь по велению служебного долга? Ваше сиятельство, возможно, все же…

– Нет, не возможно. У господина Вятова была возможность не доводить дело до крайности, и он ею не воспользовался. У вас все? Тогда не смею больше задерживать…

Глядя в окно на уныло-печальную фигуру поверенного, князь насмешливо фыркнул:

«Ишь, задергался чиновничек. Зря только переживает, гандольер. Суд чести стопроцентно обяжет меня принять его публичные извинения. Можно, конечно, упереться рогом, только тогда в секунданты никто не пойдет. Да и не нужна мне его смерть, достаточно общего итога – пригодится потом чиновников пугать. Ну а теперь приступим к долгожданному обедоужину…»

Глава 36

– Саша! Я прошу, я требую, я умоляю! Откажись от самой мысли об этой твоей дуэли!

– Соня, дорогая моя! Ты беспокоишься совершенно напрасно, уверяю. Право же, эта мелочь не стоит и минуты твоего времени.

– Мелочь?! Бессердечное чудовище! Я в прошлый раз едва не… Обещай, немедля обещай мне, что дуэль не состоится! Ты сам мне признался, что повод совершенно ничтожен для тебя.

Конечно, можно было бы и уступить, вот только Александр в своей новой жизни приобрел и новые привычки. Одной из них была нетерпимость к любому давлению извне: одно дело уступить самому, другое – по требованию. Он так это не любил, что из принципа старался сделать все по-своему, чего бы это ни касалось. Нет, попроси его Софья о такой уступке по-другому, как-то помягче, что ли… Без требовательно-непреклонных, хозяйских ноток в голосе, и наверняка он не устоял бы. Увы, этого не случилось, тем более что у баронессы в очередной раз приключился приступ ревности, осложненный повышенной раздражительностью. Сперва Софья Михайловна битых полчаса допытывалась у своего любовника, не подурнела ли она. А потом, и тоже полчаса, допрашивала на другую тему – кого князь Агренев считает красивее ее? И только попробуй надолго задуматься перед ответом!

– Соня, не будем ссориться, прошу тебя. Давай поговорим о другом?

Баронесса резко остановилась, сильно побледнев. Сорвав с плеч роскошный палантин, она в бессильной ярости бросила его на пол и холодным тоном объявила, кусая дрожащие губы:

– Князь, я думаю, вам следует удалиться!

– Ну что же, не смею навязывать вам свое общество. Честь имею.

«Слов нет, одна ругань осталась. Пожалуй, месяц-другой нам лучше не видеться, а там и дело с дуэлью разрешится. Так или иначе».

Дорога от Ченстохова до Олькуша помогла ему немного успокоиться и остыть после неожиданной размолвки, но все же явно недостаточно. Верный денщик, поглядев на своего командира, стал непривычно молчалив и даже ходить старался неслышно. Лишь часа через три он рискнул заговорить, да и то по делу.

– Александр Яковлевич, вы велели напомнить, что к вечеру занятия…

– Да? Верно. Ступай, Савва, на сегодня ты свободен.

Тренировка с унтером и корнетом оказалась самым лучшим средством от невеселых раздумий и плохого настроения: Григорий и Игорь как-то незаметно спелись и удачно дополняли друг друга. То есть если они в конце занятий вполне еще могли шутить, то Александр, как правило, даже стоял с трудом, пошатываясь минуты две-три от таких удвоенных нагрузок. Труден путь к совершенству, тем более что наработанной и проверенной методики никто не знал, и приходилось пробовать разные варианты, добиваясь одного – результата. Как можно более быстрой реакции. Вернее – скорости ответных действий на любую угрозу, этакого рефлекса, очень полезного и нужного для офицера-пограничника. Чего только не пробовали: и кидать маленькие деревянные шарики (маленькие-то маленькие, а синяки оставались будь здоров!), потом то же самое, только с завязанными глазами… И борьба вслепую… И курицу поймать… И с утяжелителями побегать через полосу препятствий, да на время… и… Хорошо, что этого никто не видел, а то дружно записали бы трех здоровых мужчин в сумасшедшие. Александр уже заказал полдюжины шариков из каучука и две ракетки, собираясь попробовать пинг-понг – лишней эта забава точно не будет. Да и заниматься ею можно у него дома, без лишних свидетелей.