Болшевцы - Сборник Сборник

«Что ж это?.. А я?» разочарованно и удивленно подумал он.

Ему захотелось догнать машину, побежать к Мелихову, выругаться… Но было уже поздно. Кузнецы и столяры уехали…

«Да и на рабфак вечером надо», подумал Накатников, чтобы успокоить себя, но чувство обиды оставалось.

Грузовик добрался до Люблина.

Деревообделочная фабрика была длинная, низкая, похожая на барак. В углах трещали сверчки. Осторожно ступая, словно боясь спугнуть застоявшуюся тишину, болшевцы разглядывали станки, переходили гуськом от одного станка к другому:

— Которые наши?

— А почему тут народу нет?

— Эх, кабы нам такую фабричку сгрохать…

Комендант учтиво объяснил дяде Лене, какие станки предназначены коммуне, и равнодушно махнул рукой:

— Кладбище. Все оборудование — сплошной мусор. Фабрика отработала свой век — назначена на слом.

Откровенное разъяснение коменданта, пренебрежительные его слова и тон не охладили болшевцев.

Вооружившись инструментом, они обступили станки. Похоже, что мусором это оборудование признано по недоразумению. Какой же это мусор — такие чудесные станки! Тем лучше: захватить, пользуясь случаем, побольше этого «мусора» и убраться поскорее,

Станки были укреплены в цементном фундаменте. Ребята ломали, скалывали цемент. Притащили доски, бревна, устроили рычаги, соорудили помост на катках, и постепенно, подталкиваемый с боков и сзади, пополз в кузов автомобиля сначала фрезерный станок, потом — токарный, затем — ленточная пила и еще фрезерный и еще пила. Дядя Леня охрип. Его заменил Королев. Он командовал визгливым голосом:

— Ра-аз, два — взяли!

Автомобиль оседал, становился ниже ростом, рессоры его гнулись.

Когда на обратном пути грузовик добрался до Москвы, начался дождь. Москва — половина пути до Болшева.

Перегруженная машина капризничала, останавливалась. Колеса буксовали. Натужно кряхтя, автомобиль упрямо карабкался в гору. На середине подъема он остановился, долго кашлял бензиновой гарью, тщетно пытаясь сдвинуться с места. И всем стало ясно, что в Болшево с грузом сегодня не доехать. Придется или ночевать на мостовой посреди улицы или разгрузить машину и за оставшимися станками вернуться завтра.

Мелкий, холодный дождь усилился.

Беспалов выругался, снял шинель и накрыл ею мокрый токарный станок. Затем, не говоря ни слова, деловито спрыгнул на землю. Остальные коммунары последовали за ним. Они уперлись плечом в кузов, и Королев снова запел надрывно:

Ра-аз, два — взя-али!Взя-а-ли юзом…

Дядя Леня вылез из шоферской кабины и тоже подставил свои плечи под кузов. Медленно, сантиметр за сантиметром, машина лезла на подъем. В промежутках между толчками клали под задние колеса булыжники, чтобы грузовик не откатывался назад.

Через час, оглянувшись на пройденное расстояние, ужаснулись — оно было ничтожно мало… два метра. Дядя Леня высчитал, что при такой скорости они доберутся в Болшево не ранее как через полтора года. Он попросил у шофера взаймы серебряный гривенник и побежал разыскивать аптеку с телефоном-автоматом.

В коммуну попали только поздно вечером. Их привезла буксирная машина хозяйственного отдела ОГПУ.

События следующего дня были неожиданностью решительно для всех. Ребята толпились у привезенных станков, временно сложенных возле прачечной, рассматривали потемневшие от пыли валы трансмиссий, разбросанные шкивы, похожие на половинки стальных колес, слушали рассказ Румянцева и Умнова, как было нелегко их разобрать и доставить.

А Накатников в этот день дежурил на кухне. Он несколько раз порывался выскочить на улицу, посмотреть станки, дать им свою авторитетную оценку, но останавливало какое-то сложное чувство. Да и нельзя было уйти: на кухне пекли пышки.

В синеватом чаду у жаркой плиты расторопно двигались ребята — очередные «повара». Белые куски теста падали в кипящее масло, мгновенно зарумяниваясь там, затем их укладывали пышными рядами на длинный противень; вокруг распространялось щекочущее ноздри благоухание. Горький дымок стлался по потолку и, проникая через открытую дверь наружу, вился сизыми струйками.

К огоньку и вкусным запахам привычно сползались незанятые воспитанники. В небольшом помещении становилось тесно. Накатников чувствовал, что в нем накипает раздражение. Было почему-то неприятно слушать о том, как устроены части станков, в чем заключается их назначение. Кроме того недавно было вынесено постановление, чтобы на кухне лишние люди не толкались. Мог ли Накатников терпеть на своем дежурстве такие беспорядки?

— Выметайся, братва, выметайся, — решительно сказал он, оттесняя непрошенных гостей к двери. — Сколько раз говорили, чтобы на кухне не торчать. Нечего здесь делать. Плыви, выкатывайся.

Накатников брал непокорных за рукав и даже подталкивал легонько в спину., Изгнанные из кухни теснились в коридоре.

Некоторые из них относились к Накатникову недоброжелательно. Не любили его напора, уверенности в себе, манеры говорить всегда так, словно он один на свете по-настоящему прав. Не забывал кое-кто также и нередких его разоблачении на собраниях.

— Что ж ты не всех гонишь? — зло и язвительно ухмыляясь, спросил Накатникова Королев. Он упорно не желал покинуть кухню. — Или иным закон, а иным другой? Косой тебе друг-приятель, так его оставляешь?

Накатников побледнел… Он мог спокойно снести все, но только не обвинение в пристрастии или несправедливости. Но крыть в сущности было нечем.

Почему-то на кухне задержался из посторонних именно Васильев, с которым Накатников издавна дружил. Довольно жмурясь, Косой сидел на табуретке неподалеку от плиты в позе человека, к которому все происходящее не относится.

Накатников секунду колебался, потом сурово сдвинул брови и с намеренной грубостью крикнул:

— Катись, Косой, и ты!

Тон, каким это было сказано, и строго нахмуренные брови не произвели на Васильева никакого впечатления. Он только лениво повернул голову, точно разомлевший кот, и посмотрел на товарища с благожелательной ухмылкой.

— Тебе говорят или нет? — вспылил Накатников.

Он подскочил к Васильеву и, цепко схватив его за шиворот, потащил к двери.

Одно мгновение Косой был совершенно растерян. Он никак не ожидал, что его приятель так бесцеремонно нарушит права и традиции дружбы. Лицо Косого потускнело, губы дрогнули. В следующий момент он резко рванулся из крепких рук и ударил Накатникова. Тот бросился на Косого.

Два рослых, крепких парня месили друг друга кулаками, точно тесто. Отброшенный свирепым пинком, полетел к двери табурет, покачнулся стол, упало с подоконника решето, из опрокинутой корзины покатился по полу картофель.