Нора под миром - Марина Казанцева

Рассохшиеся доски легко крошились топором. Собака с той стороны тоже торопливо царапала когтями. Она подвывала от нетерпения и страха.

— Сейчас, сейчас. — говорила Марианна. Почему-то было очень важно спасти это бедное животное. В голове болело, бешено стучалось сердце.

В образовавшуюся дырку протиснулся усатый чёрный нос. Он жадно зашеве-лил ноздрями. Приподнялась чёрная губа и показались жёлтые клыки. Животное свирепо зарычало.

— Ух ты! — девушка вдруг насторожилась. А с чего она взяла, что собачка доб-рая?

Марианна отошла и стала наблюдать, как расширяется дыра, как острые зубы легко выкусывают дерево, как бешено работают когти.

И тут вдруг до неё дошло: она сама впустила в своё убежище врага!

— Пошла, пошла вон! — попыталась загнать собаку обратно. Животное невели-ко, но было в нём что-то неестественное.

С той стороны завозились. Пасть исчезла и в дырку глянул глаз. Весело пово-рочался в глазнице, осматривая комнату и застывшую перед дыркой Марианну.

— Ге-ге-ге! — почти по-человечьи засмеялся пёс.

Мелкие щепочки сыпались на пыльный пол. Бешено ворочаясь, животное просунуло в дыру круглую голову с личиком, поросшим тёмно-серой короткой шёрсткой. Вокруг лица пышный мех коричнево-седого цвета.

— Пошла, пошла назад! — в ужасе кричала Марианна, пытаясь запихнуть топо-ром обратно эту гадкую зверушку. Тот ухватился за топорище своими не по-собачьи длинными пальцами, со смехом подтягивался на топоре и судорожными движениями пропихивал себя в узкую дыру. Вот пролезли плечи и тварь заизви-валась, словно уж, всё так же глядя на Марианну безумными глазами и всё так же хохоча.

Это невероятно! Такого быть не может! Это наваждение! Это дикий, дикий, страшный сон! В нём не может быть ничего хорошего! Ей надо выбраться из сно-видения! Чья злая воля порождает эту темень?! Ещё мгновение и этот кто-то добьётся своего. Зубами этого монстра он вопьётся в Марианну и будет, захлёбы-ваясь от жадности, тянуть её живую кровь!

Пересиливая ужас, отвращение и сострадание, она подняла над головой ору-жие и отчаянно, с размаху, ударила обухом по этой твари. Раздался дикий визг. Тварь вертелась, стараясь зацепить врага когтями. Содрогаясь и захлёбываясь криком, Марианна била и била топором.

Она попятилась и, уронив топор, упала на кровать. Дико посмотрела на свои ладони. Рассудок уплывал.

"Мне всё равно. — подумала она. — Это всё не жизнь. Зачем…"

Вокруг всё наливалось темнотой. Сознание оцепенело. Желание бороться за себя, бежать, спасаться, драться — всё это растворилось в мысли о безнадёжности. Она в ловушке, выхода отсюда нет. Она убьёт одну тварь — прилезут сотни.

Тени суетились вокруг неё, безмолвно нависали над лицом, слонялись, стал-кивались, исчезали. Она не может больше сделать ничего. Марианна проиграла. Осталось лишь одно — уйти в безмолвие, замкнуть рассудок на себя, отрешиться от земного.

Глаза закрылись, и Марианна сошла в ту тьму внутри себя, которой избегала столько лет.

Она тихо шла по тёмным коридорам. Отворяла двери. В руке свеча. Долго-жданное спокойствие и лёгкая печаль. Она прощалась сама с собой. Оставить эту беспокойную Марианну и не вернуться к Люське. Кому они нужны на этом свете? Случайное порождение живого. Комочек плоти. Мысль, запертая в своей тюрьме. Болезненный и жалкий страх, что кто-то явится, большой, тяжёлый, жадный, страшный. Протянет грязные свои ручищи и раздавит в пальцах то маленькое, слабое и боязливое, что называлось Люськой. Ночные ужасы. Больное детство. Убогая и жалкая судьба. Переступи через себя. Выдерни и выкинь.

Что там, впереди? Неужели свет?!

Нет, не свет — просто свечка. Отрешённо она всматривалась в то, что двига-лось навстречу. Такое же лицо, такая же одежда. Такая же свеча. Отражение на-оборот.

Остановилась и посмотрела ей в глаза. Шаг, ещё шаг, они сблизились. Лишь руку протяни. Как захотелось туда, в эти смелые глаза, в эту сильную, насмешли-вую глубину. В этот бурный, страстный, бесстрашный мир.

Притянутая зовом, она отбросила себя саму, как нечто лишнее, как жалкий хлам, как пустой кулёк из-под конфет.

Другая душа вошла в неё и поселилась в ней, как в своём доме. Марианна сжалась в маленький комок и затерялась на дне — как зритель в самом тёмном углу большого зрительного зала. Она смотрела на картины иной жизни. На радостные, светлые. На тёмные и мрачные. На два мира, две жизни, две судьбы.

Всё было очень скверно. Реальный мир превращался в нечто странное. Знако-мые Блошки с их бедными домами и стариковским населением прямо на глазах перевоплощались в новую деревню. В ней появились новые жители, которые пре-красно уживались с приезжими. Но вот со старыми обитателями деревни у них контакта не получалось.

Два подростка и одна перепуганная девчонка прошли по этой призрачной деревне и видели всё, что в ней творилось. То, что деревня была миражом, не бы-ло ни малейшего сомнения. Стоило только Лёну закрыть один глаз, как он всё ви-дел в том виде, в каком оно было на самом деле. Но это ещё полбеды.

Настоящая беда была в том, что гости Блошек почти все попали под странную магию этого места. Едва они входили в дом, в котором квартировали, как тут же изменялись и превращались в других людей. При помощи заклинания, снимаю-щего мираж, было видно, что это всё тот же человек, но вёл он себя уже совсем иначе. Так Виолетта, войдя в дом к Маниловне, тут же забывала, кто она такая и считала себя уже не костюмершей из съёмочной группы, а хозяйкой дома. У неё был сын, в роли которого выступал помощник осветителя — Димка. У неё была ста-рая свекровь, на роль которой была приспособлена бедная Маниловна. Та сидела день-деньской на крыльце и с несчастным видом смотрела на проходящих. Ожив-лялась она только тогда, когда привередливая Виолетта уходила на съёмки. Выйдя за калитку костюмерша тут же становилась сама собой и всё забывала.

Все дома оказались заселены. Техники, осветители, помреж, актёры, декора-торы и прочие оказались приспособлены на роли давно умерших жителей дерев-ни. Только режиссёр Виктор Кондаков и оператор Борис Немучкин почему-то оказались не втянуты в этот спектакль. Впрочем, так же не изменились Марианна и актёр Карсаков.

Но с Антониной неведомая магия обошлась всех хуже — она так и не вышла из образа Лушки. Напрасно Лёнька с Наташей и Катькой поджидали её у калитки. Всё думали, что Антонина выйдет, обратится сама в себя и они всё ей объяснят. Но Антоша устранилась от съёмок. Ей не нравилось то, что творит Кондаков с её сценарием. И мама Катьки не превращалась обратно в саму себя.