По сложной прямой - Харитон Байконурович Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А затем я, презрев острую пульсирующую боль, намекающую, что так делать ну очень небезопасно и вредно, конденсируюсь в человека. Да, поскальзываюсь, конечно, на своем же собственном разлитом богатстве, но с каким же удовольствием я в падении бью этого паскудника по внутренней стороне колена!
О, у меня есть еще одна не испачканная пока еще в слизи рука? Надо пожать родному дяде что-нибудь! Руку? Пошло! Пожму-ка я ему здоровое колено, оно очень весело хрустит!
Человек захлебывается мучительным криком. Он вопит срывающимся голосом, но при этом, я чувствую, ищет точку опоры для руки. И находит, но не только её. Он также находит в себе силы перевернуться на рывке, одновременно с этим раскрывая поврежденные, полные слизи, но работающие глаза.
— Скажи-ка дядя, ведь не даром…? — шепчу я, а когда он наводит на меня взгляд…
…трансформируюсь.
Моя способность срабатывает за неполную секунду до того, как он активирует свою парализацию. Я успею превратиться в облако, заняв, приблизительно, шесть-семь кубических метров пространства вокруг искалеченного человека, лежащего в углу на слизи. Застываю, как и полагается. В чрезвычайно мучительном для себя виде «неполной развертки». Это очень больно и неприятно, как засунутый в задницу кактус, как попытка просраться после недельного запора от незрелой хурмы, как…
В общем, хреново. Жутко. Это, наверное, будут самые хреновые два часа, которые я запомню за две жизни.
Только вот у Изотова Никиты Павловича, окруженного моим концентрированным туманом, достаточно плотным, чтобы его отчаянно шарящие по сторонам руки не могли продавить псевдоматерию даже на сантиметр, эти два часа будут последними.
Нет, он останется жив.
Последними для его сраной больной психики.
Глава 21. Тень старого башмака
— Ты феерический мудозвон, Изотов, — было сказано мне буквально с порога. После этих слов возникла тяжкая тишина, которую могут генерировать две осуждающие тебя женщины пожилого (тридцать плюс тапок лет) возраста, которым давно и прочно хочется компенсировать себе переживания за счет нагнетания атмосферы. Хотя бы. Ну просто потому, что бить лежащего под капельницей меня ногами — это слегка не комильфо.
Я честно держался с мужественным выражением лица, пока усевшаяся у меня в ногах Окалина Нелла Аркадьевна не извлекла самым подлым образом из кармана пачку сигарет и не закурила, вкусно и шумно выдув клуб дыма. Нина Валерьевна предпочла стоять в отдалении, скорбно поджав губы и разглядывая мою персону, как помершего слишком рано, но очень перспективного в прошлом покойника. Меня, кстати, это всегда умиляло. Гикнется кто-то в сорокет и окружающие вокруг охают как беременные курицы: «Ну как жиж так, ну чиво он так рано ушёл? Такой молодой еще был». Какой молодой, я еще в тридцатник в прошлой жизни заколебался от этого всего! А чувства мужика, берущего в 35 ипотеку… вообще предположить боюсь.
— Курить у постели больного…, — наконец, подал я хриплый, жалкий и дрожащий голос, — …и не давать закурить ему — это издевательство.
— Я б тебе…, — усталое, но очень красивое лицо майора скривилось от переизбытка эмоций, но затем она, под изумленно вздёрнутые брови подруги-свидетельницы, выковыряла из пачки еще один белоснежный столбик, прикурила его и сунула мне в рот. Надо сказать, я тут же улучшил ей настроение, с кряхтением, скорбью и болью двигая левой рукой, чтобы завладеть вожделенным предметом и, наконец-то, покурить.
Несколько минут мы потратили на вредную привычку и осуждающую тишину. А потом Окалина начала рассказывать, что произошло со мной и всеми остальными, после… ну да, я ничего не помнил, очнувшись сутки назад в больничном крыле.
Саму блондинку в самом начале закрыли на допрос, но разразилась самая настоящая буря как в Стакомске, так и в Москве. Шишки из КСИ, КГБ и КПХ пытались разобраться, что вообще происходит, сразу рубя все возможные инициативы своих подчиненных. Навороченный Лахановым и Веком кавардак, отданные приказы, арест самой майора, шляющиеся непонятно где «когти», считающиеся очень приоритетным активом, всё это сплелось в клубок, в центре которого засела блондинка, терпеливо ожидающая любого случая вырваться.
Надо сказать, что пребывающие в крайне жестком цугундере высокопоставленные злоумышленники, то есть, те же самые Лаханов и Век, никакую долгую партию не планировали. Они устроили этот кавардак только с одной целью — добраться до меня. Буквально дотронуться, как выяснилось. Тем не менее, свалившиеся на голову Неллы неприятности её просто заморозили за решеткой, хотя Темеева она выбить из-под них умудрилась, отправив курировать текущую операцию «когтей». Так как заменить его было некем, старший лейтенант умудрился связаться с нами одной из своих неафишируемых способностей, оставаясь при этом хоть и под надзором, но у руля.
Положение у нас внизу затащил Колдун. Мужик, видя, как дела идут хуже и хуже, а сверху еще могут нагрянуть китайские военные, решился на мой перехват всерьез, блестяще его осуществил без жертв, а затем взял на себя ответственность по сепарации временного начальства в лицах Века и Лаханова от цели. Это был абсолютный выигрыш, так как допрошенные выжившие солдаты из Москвы хором утверждали, что единственными непосредственно подчиняющимися обоим москвичам неосапами были две их телохранительницы. Которых я удачно хлопнул. Если бы они были живы, тогда бы операция продолжилась под риском стычки между отрядами, а так командир приданных москвичам сил… просто съехал с темы, оставив Века и Лаханова беспомощными.
Но тут чертиком из табакерки выпрыгнул Никита Изотов, и все вышло из-под контроля. Единственным, что оставалось сделать Колдуну — это отдать приказ выбираться. Здесь им очень неслабо помогла Юлька, начав сиять со всей дури. Так что лезли они при помощи своих телепортера и телекинетика, а также под светом Палатенца, быстро, решительно и без задержек. Куда быстрее, чем гнались за нами.
Тем временем сама майор, чувствуя нехорошее, сломала камеру, в которой ждала результата прений между комитетчиками, а затем пошла прямо в комнату местных безопасников, откуда в режиме онлайн-трансляции и включилась в идущие переговоры, внеся тем самым, решающую лепту отборным военным матом. Это послужило как пинок старому телевизору, от чего тот внезапно заработал, только в масштабах огромного бардака. А там уже выскочили и Изотовы, и какая-то боевая группа неосапов… Точнее, наоборот. Не суть.
Всё самое «вкусное» случилось после того, как Окалина меня послала, а я, собственно, пошёл.
— Витя, ты же нормально соображал, да? — тихим и проникновенным голосом спросила меня Ржа, от чего у меня по спине пошли мурашки, — Как я могла оценить уровень твоих травм, а?