Искатели необычайных автографов - Владимир Артурович Левшин

всегда говорил, что дружба Роанне с этим одержимым геометром до добра не доведет. Великий ученый. Изобрел арифметическую машину. А для чего, спрашивается? Разве может она сделать хоть кого-нибудь бессмертным?

— Узнаю де Барро́, — язвит Миттон. — Вечно бранит тех, кто что-то делает, в надежде оправдать собственное безделье.

— Вы и вправду несправедливы, де Барро, — говорит Севинье. — Можно одобрять или не одобрять поступок Паскаля, но не следует забывать, что он наш новый Архимед. О его машине трубит вся Европа. Говорят, о ней хлопотала сама шведская королева Христина, и Паскаль, разумеется, не отказал.

— А все-таки он человек не светский, — упорствует де Барро. — У вас снова ремиз, маркиза.

— Не так уж он безнадежен, — снисходительно заступается де Мере. — Он был куда неотесанней, когда Миттон и я обнаружили его в карете, мчавшей нас к Роанне в Пуату.

— Так вы знакомы? — живо интересуется маркиза. — Признаться, не ожидала. И что ж, каков он?

— Средних лет, простое темное платье, белый воротник… Черные башмаки с квадратными пряжками. Мило, не правда ли? При том ни капли светского такта. То и дело невпопад вмешивался в разговор, доставал из кармана полоски бумаги и что-то записывал. И всякий раз сворачивал на свою любезную математику.

Все четверо сдержанно смеются.

— Вполне простительно. — Маркиза насмешливо закусывает губку. — Ведь он математик.

Де Мере комически заводит глаза под потолок.

— Увы, мадам, это самый большой его недостаток! Впрочем, я уж говорил, что он не безнадежен. Несколько дней в хорошем обществе заметно его усовершенствовали. Он оставил в покое математику и, право же, стал довольно занятным.

— Настолько занятным, что вы добровольно взяли на себя обязанности его ментора, — подкалывает Миттон.

Де Мере с достоинством выпячивает розовопенную кружевную грудь, отчего и впрямь становится похожим на индюка.

— Никогда не отказываю в советах тем, кто их ищет. И смею надеяться, Паскалю они на пользу. Да вот вам доказательство: мои наставления склонили его к занятиям философией. Я убедил его, что математика мешает ему обрести познания, более возвышенные и не такие обманчивые.

— Вы полагаете, математика обманывает? — любопытствует маркиза, поглядывая на де Мере поверх карт.

— Несомненно, мадам. Я ведь и сам не прочь побаловаться ею на досуге и хорошо знаю, что житейский опыт надежнее. За примером недалеко ходить. Во время нашей совместной поездки я предложил Паскалю две задачи, связанные с азартными играми. И можете себе представить, мое решение оказалось точнее.

— Браво, де Мере! — Маркиза так заинтригована, что забывает выложить карту. — Вы непременно должны рассказать про ваши задачи.

Тот изящно склоняет голову в золотистом парике.

— Желание дамы — закон! Итак, первая задача: двое играют в кости, выбрасывая по два кубика сразу. Один ставит на то, что выпадут две шестерки одновременно, второй, наоборот, на то, что две шестерки одновременно не выпадут. Спрашивается: сколько бросков потребуется, чтобы шансы на выигрыш первого игрока превысили шансы противника? Математический расчет Паскаля показал, что для этого необходимы двадцать пять бросков, в то время как мой опыт подсказывает, что довольно будет и двадцати четырех.

— Что до меня, то я держу вашу сторону, притом не требуя доказательств. Ибо кто же лучше вас знает, как выиграть в кости? — язвит Миттон, раздраженный тем, что, кажется, проигрывает.

— А вторая задача? — поспешно напоминает маркиза, не давая де Мере времени обидеться на это рискованное замечание.

— По правде говоря, вторая принадлежит не мне, — признается де Мере. — Я ее позаимствовал в одной старинной книге. Это задача о разделении ставки. Суть ее такова: игроки внесли свои ставки, сумма которых по условию предназначена победителю. Игру, однако, закончить не удалось. Как разделить деньги так, чтобы каждый игрок получил то, что ему причитается к моменту прекращения игры?

— О! Задача не из легких…

Маркиза слегка задумывается, но тут же, смеясь, капитулирует. Нет, нет, это не для нее! Она ведь не обладает математическим талантом шевалье, который наверняка справился со второй задачей не хуже, чем с первой.

— Без сомнения, — подтверждает де Мере, и тень неудовольствия омрачает его безмятежное чело. — Не скрою, однако, что Паскаль счел мое решение неправильным. Его пространные объяснения чуть было не вывели меня из себя. Но я поставил его на место, не теряя достоинства. Я дал ему понять, что человек, подобный мне, при желании легко достигнет его уровня в математике. Он же — сколько ни бейся! — никогда не сравняется со мной ни утонченностью чувств, ни благородством мыслей.

Завершив свою высокопарную тираду, де Мере обводит партнеров величественным взглядом и собирается продолжать… Но тут сильный, неизвестно откуда налетевший ветер задувает свечи; слышатся испуганные возгласы; и Асмодей увлекает филоматиков прочь от погруженного во мрак особняка де Куланж.

Последнее, что они слышат, — голос маркизы.

— Ну вот, — говорит она полудосадливо-полунасмешливо, — ветер сделал свое дело: прервал нашу игру. Теперь очередь де Мере — ему остается разделить ставки.

Разговор на высоте

— Безобразие! — ворчит Фило. — Асмодей, опять вы дали занавес раньше времени.

— Будто бы? — сомневается черт. — А по-моему, в самый раз. Еще минута — и был бы скандал. Не так ли, мсье Мате?

— Не отрицаю, — хмуро признается тот. — Уж я бы сказал этому де Мере пару теплых слов. Подумать только, он ставит себя выше Паскаля! Этакое самодовольное ничтожество…

— Спокойно, мсье. Не перегибайте палку! Де Мере, конечно, ограничен понятиями своей среды и своего времени и все же в своем кругу не без оснований слывет человеком незаурядным. Он далеко не глуп, образован и даже обладает некоторыми способностями к математике. А главное, это ведь он предложил задачи, которые побудили Паскаля, а вслед за ним и других ученых обратиться к математике случайного. Да, да, мсье, именно задачи де Мере стали тем точильным камнем, на котором оттачивались первые положения теории вероятностей…

Но Мате не слушает. У него из головы не выходит недавний разговор об янсенизме Паскаля. Дорого бы он дал, чтобы все это оказалось неправдой. А может, неправда и есть? Светские сплетни? Асмодей, однако, отнимает у него эту надежду. Как ни жаль ему огорчать мсье, а Паскаль и впрямь примкнул к янсенистам.

— Так, может статься, не из соображений веры? — цепляется