Сын человеческий - Аугусто Бастос

Я написал письмо врачу Росе Монсон, где подробно изложил все, что касалось болезни Крисанто. Она ответила, что послать Крисанто на лечение в Асунсьон просто мой долг, и пообещала сама уладить это нелегкое дело: государство ведь не занимается инвалидами войны. Я знаю, она выполнит свое обещание.

Мне не придется уговаривать Крисанто поехать в Асунсьон. Стоит ему сказать, что «славная война» началась снова, как он, не раздумывая, сядет в поезд, словно мальчик, едущий на праздник.

Кучуй я заберу к себе.

Я думаю не только о нем и его отце. Я постоянно размышляю и о других отверженных, которые, подобно Крисанто и Кучуй, обречены на жалкое существование. Как будто страдания отпущены человеку с первого дня творения и ему на роду написано нести на плечах бремя нескончаемой скорби. Но я верю, что даже из этого абсурдного мира, где человек распят своим ближним, должен быть выход. Иначе я укреплюсь в мысли, что человечество проклято отныне и во веки веков, что мир — это ад и нужно оставить всякую надежду на спасение.

Должен быть выход, иначе…

«…На этом обрываются записки Мигеля Беры. Он писал их на обороте измятых деловых бумажек с печатью алькальда. Неровные листки были засунуты в кожаную сумку. Мигель писал все это незадолго до того, как пуля застряла у него в позвоночнике. Чернила на последних страницах не успели выцвести, конец его воспоминаний дописан карандашом.

Когда мы с доктором Мельгарехо приехали к раненому Мигелю в Итапе, я сразу же заметила потертую полевую сумку. Она висела в изголовье кровати и была набита этими листками. Я взяла ее с собой, в полной уверенности, что в записках нашла себе прибежище душа человека, лежащего неподвижно передо мной и сжигаемого предсмертной агонией. О случившемся с ним несчастье ходили разноречивые толки: одни утверждали, что он выстрелил в себя случайно, когда чистил пистолет; другие сваливали вину на Кучуи, которому Мигель нередко позволял играть с оружием. В конце концов остановились на первой версии.

Я познакомилась с Мигелем Берой в Чако, в самом начале войны. Я лечила его в госпитале Исла-Пои, куда он поступил в шоковом состоянии, когда осада Бокерона уже подходила к концу. Мигель со своим батальоном провел в ущелье десять дней: он оказался в окружении, умирал от жажды и голода, без крошки продовольствия и капли воды. Мигель был высокий, стройный, с красивыми карими глазами. Говорил он мало и из-за этой своей молчаливости слыл человеком замкнутым и нелюдимым. «Отщепенец, отравленный чрезмерной чувствительностью», — как он сам характеризовал себя в одном из писем, присланных мне из Итапе. Я думаю, что, вероятнее всего, он был натурой впечатлительной, отличался ясным умом, но абсолютно не годился для практической деятельности. Хотя он и родился в деревне, в нем не было ни крестьянской закваски, ни твердости своих односельчан, ни их сметки и умения сопротивляться физическим и душевным страданиям. Он не умел ориентироваться ни в чем, даже в «дозволенных желаниях», мог заблудиться в трех соснах. Я нимало не удивилась тому, что во время осады Бокерона его батальон был единственный, который сбился с пути, и что затем до конца войны Мигеля перевели в резерв. Всякое страдание приводило его в ужас, и он не находил в себе сил его побороть. Он сразу же предавался отчаянию, начинал копаться в себе. Стиль записок Мигеля — рельефное изображение его судьбы. Он постоянно терзался неисцелимыми душевными муками; жестокость окружающего мира вызывала у него физическое отвращение. Но он упрямо гнал от себя мысль о самоубийстве. «Парагваец никогда не кончает с собой, — писал он мне водном из последних писем, — в лучшем случае он покорно ждет смерти, а это не равнозначно самоубийству». В Итапе он был одинок, его родители умерли, обе сестры жили с мужьями в Асунсьоне. Когда я с ними познакомилась, мне сразу же стало ясно, что они никогда не понимали своего брата. В Итапе простой народ дичился его. Суровая неприступность Мигеля не вызывала у односельчан симпатии и расположения. Кроме того, должность алькальда была сильно дискредитирована, несмотря на смену названия и функций политического начальника. Его единственным другом был Кучуи. Меня не удивляет, что Мигель занялся воспитанием ребенка. Вероятно, сам того не подозревая, он сделал Кучуи своим невинным палачом, который не давал притупиться чувству вины, никогда не покидавшему Мигеля. Он умер в Асунсьоне через несколько дней, так и не придя в сознание.

Промелькнули годы, и страна снова стоит на пороге гражданской войны. Поэтому я решила извлечь из забвения и предать гласности записки Мигеля, так как он уже не сможет взять назад эти слова, пойти на попятный, сдаться… Я переписала их, не изменив ни одной строчки, ни единой запятой. Я опустила только те места, которые касаются лично меня; они ни для кого не представляют интереса.

Я убеждена, что главная ценность этих записок заключается в их достоверности. Надеюсь, они хотя бы частично помогут понять не только Мигеля Беру, но и его оклеветанный народ, который на протяжении многих веков то бунтует, то носит ярмо угнетения, то прозябает под сапогом бесчестных насильников, то идет за своими мучениками-пророками…»

Примечания

1

А. И. Герцен, Собр. Соч., т. 12, изд-во АН СССР, М. 1957, стр. 190–191.

2

См. предисловие, стр. 15.

3

Питогуá — небольшая птица (гуарани); испанское название — бичо фео, буквально: урод.

4

Энкомендеро — испанский помещик.

5

Капитан — руководитель колониальной испанской или португальской экспедиции (конец XV — начало XVI в.), который по завершении ее получал от короны право на управление завоеванной областью.

6

Кебрачо — дерево с особо твердой древесиной.

7

Алоха — напиток, приготовляемый из воды, меда и пряностей.

8

Карай гуасу — повелитель (гуарани).

9

Таита — ласковое обращение к старшим.

10

Великая война (1864–1870) — война между Парагваем и Тройственным союзом (Бразилия, Аргентина, Уругвай).

11

Имеется в виду сражение между парагвайскими и бразильскими войсками в 1868 г. за крепость Умайтй, оборонительное сооружение вокруг которой носило название Куадршытеро.

12

Ньяндуй — легендарный персонаж, олицетворявший народную смекалку на войне.

13

Лопес Солано Франсиско (1827–1870) — политический деятель Парагвая. В 1862 г. был избран президентом. Погиб в одном из сражений во время Великой войны.

14

Имеется в виду Элиза Линч, жена Франсиско Солано Лопеса.

15

Мертвецам нечего делать среди живых (гуарани).

16

Чаpки — вяленое или копченое мясо.

17

Мате — парагвайский чай.

18

Фидель Маис (1828 — ок. 1916) — видный деятель католической иерархии Парагвая. Воспитатель президента Франсиско Солано Лопеса и его армейский капеллан. В последние годы жизни написал книгу, обличающую Лопеса.

19

Монтойа Антонио Руис де (1585–1652) — испанский ученый, уроженец Перу, миссионер, член ордена иезуитов, проживший среди индейцев-гуарани тридцать лет. Составил первый слосарь и грамматику гуарани.

20

Столетие независимости Парагвая праздновалось в 1910 году.

21

Политический начальник (исп. jefe político) — назначаемое правительством лицо, которому принадлежит административная власть в деревне, городе и т. д.

22

Канья — тростниковая водка.

23

Нья (исп. ña; сокращенное от niña— девочка, девушка) — обращение к женщине.

24

Гринго — презрительное прозвище иностранцев в Латинской Америке.

25

Альпаргаты — самодельные сандалии.

26

Святой Рох обычно изображается с посохом, в рубище и с собакой.

27

Цивилист — сторонник гражданской власти.

28

Проклятье! (гуарани)

29

Хоть бы скорее! (гуарани)

30

Менсу — сельскохозяйственный рабочий, нанимающийся на месяц.