Люди и деньги - Анна Фенько

Такое несоответствие, видимо, связано с традиционным для бывших граждан СССР стремлением к уравнительной оплате труда и недооценкой результатов интеллектуальной деятельности. Единственной группой, ориентированной на укрепление интеллектуальной собственности, оказались малообеспеченные студенты, которые надеются на достижение успеха за счет собственных усилий и интеллектуальных способностей.

Более или менее терпимо массовое сознание относится и к такому уголовному преступлению, как хулиганство (видимо, в силу его повсеместной распространенности). Осуждению скорее подвергнется тот, кто попытается дать отпор хулигану и защитить свою честь и достоинство с помощью суда. Типичное отношение к издевательствам, побоям и оскорблениям даже со стороны работников правоохранительных органов — это полное равнодушие и дружеский совет потерпевшему «разобраться самостоятельно».

Респонденты не видят ничего особенно страшного в абортах, разводах, добрачных сексуальных связях, проезде в транспорте «зайцем», эмиграции, покушении на самоубийство и неверии в Бога.

Этот список интересен в первую очередь тем, что в нем собраны наиболее массовые и широко распространенные виды поведения. Как только некоторое действие становится массовым, оно автоматически получает общественную санкцию. Эмиграция, например, вовсе не воспринималась снисходительно в советское время, когда число эмигрантов было ничтожным.

Еще один характерный пример-уравнивание таких поступков, как аборт и проезд в транспорте без билета. Именно скандально высокий уровень абортов в СССР и постсоветской России примирил наших соотечественников с этим действием, которое многие консервативно настроенные жители западных стран приравнивают к убийству.

Правосознание человека определяется не только тем, какие проступки он осуждает, а к каким относится снисходительно. Не менее важно, насколько он сам готов следовать требованиям закона. Примечательный материал для размышления на эту тему дает исследование правосознания подростков, проведенное под эгидой фонда Макартуров (1999).

Менее трети респондентов готовы соблюдать законы при любых обстоятельствах. Большинство считают, что обязательно подчиняться требованиям только тех законов, которые соответствуют традициям общества или собственным представлениям человека. 8 % подростков уверены, что люди должны решать проблемы между собой, опираясь на традиции общества, а не на законы государства. С возрастом число тех, кто предпочитает жить «по понятиям», растет. Старшие респонденты чаще отвечают, что в реальной жизни соблюдать законы необязательно и что люди делают это только из страха перед наказанием.

Молодые да ранние

В отношениях студентов и преподавателей произошли существенные сдвиги — студенты получили больше прав.

Наступление новой эпохи в истории России всегда сопровождалось появлением нового типа студентов, молодежи. В 60-е годы XIX века это были «новые люди» — Базаров и Рахметов, которые резали лягушек, спали на гвоздях и грезили о социальной революции. В 20-е годы прошлого века появились рабфаковки в красных косынках, со снисходительным презрением слушавшие лекции недобитых старорежимных профессоров. Нынешний студент — особый. На лекции он жует чипсы и разговаривает по мобильному телефону, а после идет жаловаться в деканат, что ничего не понял.

В одном столичном вузе уже несколько месяцев не утихает конфликт. Студенты обратились к ректору с письмом, где выразили недовольство содержанием базового учебного курса. Суть их жалобы в том, что, во-первых, то, чему их учат, не пригодится им в дальнейшей профессиональной жизни, во-вторых, в западных вузах аналогичного профиля этому не учат, а учат совсем другому, более легкому и интересному. Вот и они хотят того же.

Руководство института сначала опешило от такой наглости, а потом решило спустить дело на тормозах — распорядилось поставить всем недовольным зачет по спорному курсу. Но тут возмутились уже преподаватели: «Что же это получается? Теперь первокурсники будут диктовать нам, профессорам, содержание учебных курсов? Да к чему же это мы тогда придем?!»

Вуз, о котором идет речь, государственный, и большинство студентов учатся в нем бесплатно. В негосударственных институтах и на платных программах государственных вузов к подобной привередливости студентов уже давно привыкли.

Выбор института для большинства абитуриентов и их родителей начинается теперь не с выяснения условий приема и конкурса, а с изучения программы, учебных планов и наведения справок о возможностях будущего трудоустройства. Если раньше абитуриент, выбирая институт, оценивал в основном себя и свои возможности (поступлю — не поступлю), то теперь он ведет себя на рынке образовательных услуг так же, как на любом рынке: сравнивает цену и качество. Вот в этом институте можно за $5 тыс. приобрести специальность, которая окупится через 10 лет, а здесь — за $15 тыс. получить профессию, которая окупится за три года. А заплатив, он внимательно следит за тем, чтобы ему действительно прочитали обещанное количество часов по обещанным предметам, причем прочитали обещанные профессора с мировым именем, а не какие-нибудь девочки-аспирантки.

Следить за качеством учебного процесса стараются и те студенты, которые не платят за свое обучение, а поступили на конкурсной основе. Дело в том, что они тоже несут определенные убытки — тратят время на образование, вместо того чтобы зарабатывать деньги. Пока они сидят в аудитории и слушают лекции, их сверстники делают карьеру менеджера по продажам или открывают свое дело. Поэтому им тоже не все равно, что и как им преподают.

В результате распространенный тип российского студента — лоботряса и преферансиста, который только и думает о том, как бы прогулять лекцию и списать на экзамене, начал постепенно вытесняться представителями совсем иной породы. Они аккуратно ходят на все лекции, а если преподаватель заболел, заботливо интересуются, когда же он дочитает им недостающие часы.

Студенты новой породы не просто обсуждают между собой преподавателей, но, как только им что-то не нравится, сразу идут жаловаться в учебную часть. Вот образчики некоторых жалоб:

♦ «Преподаватель, который проводил у нас практику в клинике, просто вел прием своих пациентов в нашем присутствии. Все четыре часа он разговаривал со своими больными, а наши вопросы игнорировал».

♦ «То, что рассказывают нам на лекции, можно прочесть в книжке. Мы просто теряем время».

♦ «Лектор дает нам материал, которого нет ни в одном учебнике. Многие не успевают записать лекцию и потом не могут ничего понять».

♦ «Преподаватель не успел рассказать нам последнюю тему. Предлагаем вместо зачета устроить дополнительную лекцию, а зачет поставить автоматом».

Последнее вовсе не уловка лентяев, которым неохота готовиться к зачету. Уже сдав зачет, они могут переписывать у товарища пропущенную лекцию. Знание — это то, за что они заплатили деньги. Совсем другое дело — процедуры контроля, зачеты и экзамены. Многие нынешние студенты искренне не понимают, какой в них смысл. Это как если бы вас экзаменовал продавец, у которого вы купили стиральную машину: если вам непонятно, как ею пользоваться, вы его спросите, а ставить вам оценки — не его дело.

Вот этого-то никак не могут взять в толк преподаватели, по инерции считающие себя хозяевами положения. Они держатся за единственный оставшийся у них атрибут власти — оценки, в то время как реальная власть давно уже принадлежит тем, кто учебный процесс оплачивает.

Престижные вузы, где конкурс в советские времена составлял пять, а то и десять человек на место, оказались в трудном положении: резкое увеличение числа мест в институтах — и числа самих институтов — привело к падению конкурса. В принципе в этом нет ничего страшного. На Западе лишь очень немногие знаменитые на весь мир университеты имеют возможность отбирать абитуриентов по их академическим достижениям. Большинство университетов принимают 90 % желающих, отказывая лишь заведомо слабым. Аналогичная ситуация, кстати, была в СССР в начале 1960-х годов, когда дневные отделения вузов могли принять почти столько же молодежи, сколько заканчивало среднюю школу. Впоследствии конкурс стал расти и достиг максимума в середине 1970-х годов, когда поступить на дневное отделение мог лишь каждый четвертый выпускник средней школы. С тех пор число мест в вузах постоянно увеличивалось, а число выпускников — сокращалось.

В этой ситуации у вузов с традициями было два выхода: можно сократить число мест, чтобы сохранить конкурс, и остаться бедными, но гордыми, а можно увеличить прием за счет студентов, которые не прошли по конкурсу, но готовы платить, и таким образом конвертировать свою гордость в звонкую монету. Жизнь, как обычно, подтолкнула вузы к компромиссному пути: требования к абитуриентам продолжают оставаться жесткими, а тем, кто сдал вступительные экзамены, но не набрал необходимого количества баллов, предлагают учиться за деньги. Обе категории студентов учатся на равных, и если кто-то не справляется, его отчисляют независимо от того, «платный» он или «бюджетный».