Техник-ас - Панов Евгений Владимирович

Ох и ругался я с Новиковым, когда узнал, какое «счастье» мне привалило. На матюках с ним орали друг на друга. Увы, но мои лампасы против его, как говорится, не пляшут. Мне в очередной раз подсубботили сборную солянку из лётчиков для «лавочкиных». Как говорится, на тебе, боже, что нам негоже. Собрали откуда только можно «безлошадных» и со спокойной душой пристроили к нам в группу.

А то, что нужно ещё и слетаться, так это уже не их забота. Хорошо хоть удалось буквально вырвать две недели на подготовку. И ведь не поспоришь особо. Смог в прошлый раз за две недели сколотить эскадрилью, ставшую самой лучшей в ВВС не только Советского Союза, но и всех стран-союзников, так, значит, справишься и на этот раз. Так что, как говорится, флаг тебе в руки, барабан на шею и вперёд, в светлое будущее с песнями. Я с тяжёлым вздохом только рукой махнул на эти аргументы.

Кстати, с фотографиями всё получилось просто замечательно. Через пару дней нам их привёз человек, предъявивший документы личного порученца товарища Сталина. Он передал, что товарищ Сталин распорядился, чтобы фотографии доставили по указанным адресам спецпочтой: так они точно и быстро дойдут к адресатам. Естественно, что все воспользовались этой возможностью.

Пе-8 со здоровенным «блином» над фюзеляжем вызвал фурор. Каких только предположений не было о предназначении этого самого «блина». Кто-то даже сказал, что это гиперболоид[88], с помощью которого будут в воздухе лучами смерти разрезать на части немецкие самолёты.

Близко к самолёту, стоящему на самой дальней стоянке, никого не подпускали. Крепкие даже на вид бойцы своим присутствием отбивали всякую охоту проявлять лишний интерес. Даже мне пришлось предъявить письменное разрешение, чтобы познакомиться с самолётом и его экипажем.

Увиденное приятно удивило. Нашим конструкторам и инженерам удалось сделать поистине уникальную машину. Совместив наработки по радиолокации всех стран, они сконструировали и построили самолёт, который просто не знает аналогов. Да что там аналогов. Подобное должно было бы появиться лет на двадцать позднее[89], а оно вот, рядом.

Теперь цели на экране отображались не вертикальной линией, а привычными мне точками. Ещё в Казани, где осуществлялось переоборудование бомбардировщика, провели испытания по определению типов самолётов по их отметкам. Для этого привлекли не только отечественные самолёты, но и поступающие от союзников, и трофейные немецкие, так что теперь операторы могли достаточно точно указать тип цели, её курс и удаление.

С экраном тоже поступили изобретательно. Так как выпускать достаточно крупные электронно-лучевые трубки пока не умели, то расположили перед экраном линзу, как впоследствии сделают на первых советских телевизорах.

Экипаж состоял из командира корабля, второго пилота, штурмана, бортового техника, помощника бортового техника, бортрадиста. Кроме того, имелся расчёт РЛС в составе четырёх человек и техника, обслуживающего эту самую станцию, плюс трое операторов-планшетистов наземного командного пункта, который нам предстояло развернуть по прибытии на место.

Мы летим на фронт. Позади две недели интенсивной подготовки. Вымотались и бывалые лётчики из 13-й, и новички. Да, новички. Особенно один. Когда я его увидел, то не поверил глазам, а уж когда он представился, то просто уронил челюсть на землю. Сержант Иван Кожедуб. Лучший ас в моём времени. Шестьдесят четыре сбитых (это если официально), трижды Герой Советского Союза.

Хотя пока он никакой не герой, да и сбитых у него ровно ноль. Его выдернули из полка, где он, после того как чудом посадил сильно повреждённый в бою истребитель, стал безлошадным и летал на «остатках», то есть на свободных самолётах. Пришлось мне подсуетиться и отправить на него представление на звание младшего лейтенанта. Вот накануне отлёта приказ и пришёл. Так что своё офицерское звание Кожедуб получил немного раньше, чем в моём мире.

Летает он очень даже неплохо. До нашего уровня, конечно, пока не дотягивает, но науку схватывает буквально на лету. В последние дни подготовки уворачиваться от его атак стало очень и очень непросто. Также он увлёкся нашей забавой, стрельбой по тарелочкам, благо мы обзавелись специальной машинкой для их запуска. Благодаря превосходному глазомеру, он навострился выбивать восемь, а то и девять из десяти. Я назначил его командиром звена.

– Я Орлан! – раздался в наушниках голос оператора РЛС. – Прямо по курсу, удаление сто, одиночная цель, дистанция быстро уменьшается. Идёт встречным курсом.

– Я Тринадцатый! Принял тебя, Орлан. Зверь-один, прямо по курсу, удаление меньше ста, одиночная цель. Приказываю цель перехватить и опознать. Похоже, это наш проводник.

Смотрю чуть вбок и вижу, как четвёрка «лавочкиных» звена Кожедуба ринулась на перехват. Спустя некоторое время Орлан доложил, что цель перехвачена. Молодцы – и звено Кожедуба, и операторы РЛС. Пока перебазируемся, они времени зря не теряют и отслеживают окружающее пространство, тем более что производить селекцию целей научились. Все самолёты нашей авиагруппы оборудованы авиационными радиоответчиками СЧ-1 системы «свой – чужой». Да и просто фиксировать воздушные цели стало проще. Теперь на экране они были видны не как вертикальные полосы, а в виде привычных мне точек.

Вскоре в пределах видимости появились наши «лавочкины», сопровождающие одиночный Пе-2. Ну точно, наш проводник.

Курс наш лежит почти в сам город Курск. Там, на окраине деревни Толмачёво, находится аэродром, на котором дислоцирована эскадрилья связи. Взлётную полосу удлинили, уложили на неё дефицитнейшее металлическое разборное покрытие. В общем, привели всё в должный вид. Во всяком случае, должны были.

Интерлюдия

Курская область. Деревня Толмачёво. Аэродром эскадрильи связи

В свои двадцать семь лет Наталья Черемезова считала себя опытной лётчицей. Впрочем, не она одна. О ней очень хорошо отзывалась Марина Раскова[90]. И не только потому, что они жили в одном доме в детстве и ходили в одну школу, но и за лётное мастерство. Благодаря Марине, Наталья, окончив аэроклуб, связала свою жизнь с авиацией. Конечно, ей было далеко до тех рекордов, которые ставила её старшая подруга, но она не отчаивалась. Какие её годы. Вся жизнь ещё впереди.

Война внесла существенные коррективы в дальнейшие планы. Узнав о том, что по инициативе Расковой формируются три женских авиаполка[91], Наталья тут же написала своей подруге письмо с просьбой зачислить в любой полк. Увы, но, несмотря на согласие Расковой, из аэроклуба, где она была инструктором, её не отпустили. Пришлось приложить немало усилий и буквально завалить начальство рапортами, прежде чем дали добро и отпустили на фронт. Вместо авиаполка её направили командовать эскадрильей связи, укомплектованной исключительно женскими экипажами.

Казалось бы, связные самолёты летают в тылу, где относительно безопасно, но от первого состава эскадрильи осталось всего два экипажа из десяти. Вот такая вот арифметика. Да и в последний месяц редкий вылет проходил без того, чтобы не быть атакованными немецкими истребителями. Три самолёта уже потеряли.

А две недели назад их тихий аэродром превратился непонятно во что. Вся местность вокруг была оцеплена частями НКВД, въезд и выезд с территории аэродрома – только по спецпропускам. Вокруг понаставили зениток, а прибывший целый сапёрный батальон спешно оборудовал на противоположном конце взлётной полосы землянки, блиндажи, капониры и склады. Туда также никого близко не подпускали. Взлётную полосу удлинили почти до двух с половиной километров, тщательно выровняли, укатали и вдобавок уложили разборное металлическое покрытие, выкрашенное в защитный цвет.