«Крещение огнем». Том I: «Вторжение из будущего» - Максим Калашников

Как мы видим, человек может случайно попасть под подозрение. Чаще всего (и это понятно) подозрение падает на людей или такие их группы, которые еще до начала неприятельского вторжения вызывали чувства страха и озлобления. Появление подобных чувств может обуславливаться различными факторами, в большинстве случаев независимыми друг от друга. Иногда это факторы социально-экономического порядка, однако чаще они носят политический характер…» (Л. де Йонг, указ. соч., с.380-383).

То есть, люди во время войны начинают преследовать тех, кто от них чем-то отличается, чужаков и тех, кого они не любили еще до войны. Ну, в Европе 1940 года это были члены нацистских партий, приверженцы Гитлера. Мол, если они помогали немцам политически — то, значит, во время войны помогают ему и диверсиями. А что на нынешнем Западе? Как мы знаем, он состоит из множества групп, которые друг друга и в мирное-то время ненавидят. А уж в войну то, когда рухнет привычный порядок вещей… Вот тут гетеросексуалы начнут искать врагов в среде лесбиянок и «голубых», белые — среди негров, азиатов, мусульман и «латинос», богатые — среди бедных, техасцы — среди жителей Восточного побережья. И так далее. Ведь общества наступившего века — это крайне неустойчивые системы, вывести которые из шаткого равновесия довольно легко. Особенно если удары станут наноситься очень умело. Учтем: нынешний (и завтрашний) Запад — это край, объятый кризисом самоидентификации. Ушли в прошлое времена 1940 года, когда немцы твердо знали, что они — немцы, а американцы — что они американцы. Глобализация и безудержный либерализм за минувшие сорок лет расшатали эти понятия. Старые западные нации все больше раскалываются и расслаиваются. Теперь есть «афроамериканцы», французы-мусульмане, «подданные» транснациональных корпораций. Внутри старых стран образуются группы людей, которые предпочитают звать себя не французами и американцами, а техасцами, бретонцами, гасконцами… Происходит дробление наций по местечковому признаку. Или не по местечковому, а по принадлежности к какой-нибудь субкультуре. То есть, я — не англичанин, скажем, а член банды «Дикие волки» из припортового района. Или рокер-металлист. Или рейвер, байкер, «нью эйджер», рэпер, сатанист, буддист — список можно продолжать почти до бесконечности. Глобализация превращает в призраки и пустые декорации старые национальные государства, и вместе с ними крошатся на части привычные, некогда монолитные нации. Минули те времена, когда государства заботились о благосостоянии своих граждан, об обеспечении работы всем здоровым или об обеспеченной старости. В эпоху Глобализации государства отбрасывают все эти заботы как нерыночные, как досадные помехи для свободного движения капиталов. Все: теперь должны выжить лишь самые приспособленные, а слабым — горе. Главное — не отпугнуть частных инвесторов, которым не нужны слишком дорогие работники и высокие налоги. А это значит, что массы западных жителей превращаются в отверженных. В «лишнее население», озлобленное на свои же государства. И если в благословенном сороковом даже культурно и национально целостные общества раскалывались в считанные дни, то что говорить о нынешних пестрых салатах? Уже сегодня в западных обществах копится такой потенциал скрытых напряжений и конфликтов, что для его высвобождения хватит относительно легкого толчка. Это сродни вызыванию землетрясения с помощью точечного подрыва динамитной шашки в месте, где накопилось взаимное давление тектонических плит.

И ведь можно ускорить этот процесс — стоит лишь нанести западным силам эффектные поражения, совершить пугающие диверсии. Тут же начнется поиск «козлов отпущения».

«Как только подвергшаяся нападению страна терпит на фронте неудачу, начинают искать козлов отпущения, выискивать и создавать в своем воображении все новых и новых «врагов из собственной среды». Люди стараются не думать о том, что все они тоже несут ответственность за недостатки и ошибки, приведшие к неудачам на фронте; общая вина перекладывается на плечи определенных лиц. Именно благодаря халатности этих лиц враг получил возможность одерживать победы. А может, халатность и ошибки допускались намеренно? Вскоре обвинения становятся более серьезными: указанные лица «совершили предательство». Поиски козлов отпущения (кстати сказать, их ищут лишь отдельные люди, но выдвинутые ими обвинения подхватываются сотнями тысяч) имеют еще одну выгодную сторону; при этом отпадает необходимость искать настоящие глубокие причины неудач и поражений, которые определяются относительно стабильными факторами экономического, политического и военного порядка. Значительно проще утверждать, что причиной поражений являются действия немногочисленной группы лиц. Таким образом, у всех на устах появляются имена видных общественных деятелей: политических руководителей, выдающихся представителей генералитета, известных промышленников — именно они и являются предателями. Как только названы имена, к уже выдвинутым против них обвинениям добавляются все новые.

Так было во Франции в мае 1940 года после катастрофы на Севере; предполагали, что мосты через Маас были захвачены противником в результате преступной небрежности, иначе говоря предательства нескольких французских офицеров. О командующем 9-й армией генерале Корапе рассказывали, будто в «критический момент он выехал в роскошную виллу богатейшего промышленника, куда вызвал затем свою любовницу». (Заявление бывшего французского министра Ландри).

Ни у кого нет такой широкой спины, как у козла отпущения.

Мы хотели бы несколько остановиться на том моменте, когда «враг в нашей собственной среде» впервые называется по имени.

Рациональное мышление играет весьма незначительную роль в том внутреннем процессе, который ведет к этому моменту. Можно сказать, что мышление в этом случае уподобляется прокурору, который получил бы распоряжение судьи подобрать улики для вынесения беспощадного приговора. Такие улики предъявляются в решающий момент. Многих людей обвиняли в подрывной деятельности на основании подозрений. Их обвиняли в том, что они подают противнику самыми разнообразными средствами всевозможные сигналы (световые, дымовые, зеркалами, белыми полотнищами, путем условной окраски крыш домов, нанесением планов и схем на обратную сторону рекламных вывесок и плакатов). Обвиняли, исходя из наблюдений, в таких действиях, которые не имели, если разобраться объективно, никакого отношения к боевым операциям противника. Однако с точки зрения отдельного субъекта, который заявлял о том, что видел подобные сигналы, они, конечно, казались уликами, в которых так нуждалось возбужденное население той или иной страны, подвергшейся нападению.

Как удалось выяснить, в подавляющем большинстве случаев за световые сигналы в феврале и марте 1940 года принимались совершенно естественные явления: свет фар автомобиля, поднимающегося по дороге в гору, блеск световых реклам и т.п. В отдельных случаях не удалось найти никакого объяснения сигналам. Не исключено, что их подавали люди, заинтересованные в увеличении царившей в Голландии нервозности…

Многие нормальные явления мирного времени начинают вызывать подозрения в условиях военного времени или в тех случаях, когда над людьми нависает серьезная опасность. Скрежет шестерен в коробке скоростей автомобиля кажется звуком сирены, а хлопанье двери — разрывом бомбы. Еще более подозрительными кажутся поведение и поступки людей, по отношению к которым заранее сложились предубеждение и некоторая враждебность, особенно когда за такими людьми наблюдают в обстановке надвигающейся войны. Каждый услышанный выстрел кажется тогда неприятельским, а если самого неприятеля поблизости нет, значит, речь идет о его сообщниках. Впечатление обстрела со всех сторон становится особенно сильным, когда бои идут на улицах города и повсюду свистят пули. Офицеры и солдаты возбуждены; они ведут беспорядочную стрельбу, чтобы подавить собственный страх…

Для того, чтобы впервые назвать по имени внутреннего врага, достаточно бывает одному человеку выдвинуть обвинение, как все его подхватывают. Такое явление может наблюдаться в небольшой группе людей (кто-то заметил в руках человека немецкую газету. Значит, ее владелец немецкий шпион!) Оно может происходить и в масштабе страны в целом. В адрес военных и гражданских властей люди шлют донесения, написанные под влиянием возбуждения, без достаточной проверки, содержащие частично или полностью ошибочные выводы. В атмосфере общей нервозности такие донесения превращаются в сообщения для печати, коммюнике и военные сводки, что в свою очередь усиливает склонность к поискам новых «преступлений». Как только возникает подозрение, что вода отравлена, сразу же кажется странным ее вкус; это еще больше усиливает подозрение, и люди начинают верить в то, что вода действительно отравлена…