Сентиментальный марш. Шестидесятники - Дмитрий Львович Быков

Дождь пройдет – и загуляет

равнодушный каннибал,

что дышать мне позволяет,

мне за тихость ставит балл…

На окно аппаратуру

ставит добрый людоед.

Веселят его натуру

водка, музыка и свет.

Солнцем сладко припеченный,

он глядит из шалаша,

визгом Аллы Пугачевой

мысли смертников глуша.

«Простодушный плач», стихи памяти кота, выбрасывали из книжки тоже. «Советский кот умереть не может», – говорила она. Стихи эти – из самых у нее пронзительных, доводящих до слез. Тот свет представляется ей в этих стихах как некое джунглево-звериное, мауглиное, счастливое царство (она всерьез верила, что в нее переселилась душа Киплинга: он умер ровно за девять месяцев до ее рождения, писал, как и она, баллады и прозу, любил котов…).

Там для сфинксов есть загоны,

Есть вольеры для орлов,

Есть пруды, где спят драконы

В семь и более голов.

Неужели там не будет

Места рыжему коту?

Бог воздать ему рассудит

За болезнь и маяту.

Даст пригрева, пропитанья,

Шкурку новую пошьет,

Для спортивного хватанья

Тень мышиную пришлет…

Там, усвоив эту байку,

Кот воссядет, как мудрец,

Терпеливо ждать хозяйку —

И дождется наконец.

Если ж я не встречу тамо

Рыжей ласки и ума —

Так тот свет, замечу прямо,

Никакой не свет, а тьма!

Она была противопоставлена современной ей петербургской поэзии – не только тем, что предпочитала короткую строку, не только тем, что культурные реалии в ее стихах подаются впроброс, ненавязчиво и уж никак не доминируют (ибо это ее среда, она коренная ленинградка – что ж ей педалировать то, что с детства стало естественно, как воздух?). Ее поэзия жарка и непосредственна при всем формальном совершенстве и чеканности, при всей органике речи. И этот жар – бесстрашие жить на всю катушку, думать и чувствовать quantum satis, когда все отделываются полужизнью и получувством, – и был ее способом существования и сочинительства. Знала, как надо, но жила и действовала по полной программе – не сообразуясь со скудостью окружающих времен.

Нонна Слепакова умерла 12 августа 1998 года.

До последнего дня она работала.

Ее провожал почти весь литературный Петербург, во всяком случае вся ее генерация, и много в том числе мужчин, в разное время любивших ее. «Молодая, красивая женщина», – в крайнем изумлении говорил один из них. Она действительно до конца жизни была молодая и красивая женщина – сбылись ее стихи об Ахматовой, где старуха на ее похоронах спрашивает: «Сколько ей было?»

Я ответила: семьдесят шесть.

И она, машинально рыдая,

Прошептала: «Еще молодая!»

Я подумала: так ведь и есть.

Труднее всего избавиться от пресловутого ожидания «смешка за левым плечом», от попытки взглянуть на Слепакову, ее жизнь и тексты чужим и недоброжелательным взглядом. Я не задаюсь вопросом, откуда у нее было столько недоброжелателей, потому что это понятно: слишком многих она отменяла своим существованием, и потом – слишком хорошо она себя вела, несмотря на талант, которым многое оправдывают и на который предпочитают списывать любые грешки. Слепакова по самому строгому счету не совершила в жизни и литературе ни одной гадости, ни в чем не пошла поперек себя, а это на вкус людей мелких и мстительных совершенно непростительно. Кроме всего прочего, она была в литературе убежденной одиночкой и нравилась только таким же одиночкам, вроде Слуцкого, с удивлением и радостью сказавшего о первых ее стихах: «Ничего антисоветского не вижу, ничего советского тоже».

Она умела радоваться чужим успехам и признавать талант людей, не любивших ее или нелюбимых ею. Она умела абстрагироваться от личных пристрастий и заморочек. Она помнила добро. В общем, я ни разу не заметил за ней не только безнравственного, но и попросту некрасивого поступка. И потому ей даже нравилось становиться мишенью для всякого рода подонков, выбиравших ее немедленно и безошибочно: так они лучше раскрывались и делались всем видны.

Смею думать, я перенял у нее эту стратегию.

Однажды она водила меня в окрестности яхт-клуба на Крестовском, где часто гуляла со своими мальчишками, и рассказывала, какое прелестное это было место в сороковые – пятидесятые, каким праздником запомнился ей ЦПКиО на Елагином – про этот парк написала она потом одно из лучших поздних стихотворений – о прогулке с матерью. «И все ж сидела с ней на той скамейке, на Масляном лугу, к дворцу спиной, где муж-фотограф снял ее из “лейки” – разбухшую, беременную мной». Это едва ли не самый сильный финал во всей ее лирике – ошеломляюще-внезапный, жестокий, с тем сочетанием надрывной любви и ненависти – к себе, к собственному прошлому, к ближним, – которым всегда обжигают ее стихи. Ее тянуло именно туда – ко временам детства, в котором корни всего, к страсти и напряжению тех школьных травль, к советской перекрытой, перегретой теплице, к ее адской духоте. И гулять она любила на островах – на которых, кстати, неизменно вспоминала Блока: «…вновь оснеженные колонны, Елагин мост и два огня…» Помню, как она показывала мне эти оснеженные колонны летнего театра, пустовавшего зимой.

И вот, присев отдохнуть и покурить на берегу возле яхт-клуба, она вдруг сказала:

– В лучшем случае из тебя получится такая же дрянь, как я.

Надежда на это не покидает меня и сейчас.

Биографические справки о героях книги

Галич (Гинзбург) Александр Аркадьевич (1918–1977) родился в Екатеринославе (позже – Днепропетровск) в интеллигентной еврейской семье. Учился в Москве в Литературном институте и Оперно-драматической студии Станиславского. В 1950-е годы стал популярным драматургом и сценаристом. Одновременно начал сочинять песни, критически отражающие советскую историю и современность. Их публичное исполнение привело к конфликту с властью; Галич был исключен из творческих союзов, лишен средств к существованию и в 1974 году вынужденно покинул страну. Работал на радио «Свобода», погиб в Париже от несчастного случая (удар током при подключении антенны). Его книги и аудиозаписи стали издаваться на родине с 1989 года.

Асадов Эдуард Аркадьевич (1923–2004) родился в городе Мерв (Мары) Туркестанской АССР в семье учителей, карабахских армян. Окончив школу в Москве, ушел добровольцем на фронт, воевал в артиллерии, в 1944 году был тяжело ранен в боях за Севастополь и потерял зрение. После войны окончил Литературный институт им. А. М. Горького, в 1951 году опубликовал первый сборник стихов «Светлая дорога». Автор 47 книг стихов и прозы, выходивших большими тиражами. Выступал в крупнейших