100 великих узников - Надежда Ионина

Она не препятствовала дружбе молодого Петра с Лефортом, хотя они целые дни, а часто и ночи проводили в забавах. Да и чего, казалось бы, можно было опасаться от юноши, который рос почти без всякого образования? Но так было только поначалу, и вскоре Софья стала примечать плоды своего заблуждения. Любовь народа к Петру увеличивалась, и потому намерения царевны не приглашать юного царя на заседания Тайного совета остались без внимания. В 1688 году он первый раз появился в собрании, поколебав ее надежду впредь располагать им по своему усмотрению. Присвоенная царевной власть начала колебаться, да и военные игры Петра, казавшиеся поначалу только потешными, для стрельцов становились опасными и страшными. Падению царевны немало способствовали и неудачи ее любимца Василия Голицына, который вел войну с турками. Но несмотря на них, царь Иоанн и царевна Софья приняли возвратившегося полководца милостиво; Петр же не хотел допускать его к себе, что было для Софьи очень значительным оскорблением. С того времени достаточно было малейшего повода, чтобы обнаружилась взаимная вражда их. Итакой случай вскоре представился…

Вместе с царями соправительница стала участвовать и в крестных ходах, публично появляясь перед народом, что уже было отступлением от обычая, так как девушке царского рода не полагалось быть на виду у людей. Участвовала царевна Софья и в торжественных проводах русского воинства, отправлявшегося в Крымский поход, и в других церемониях. 8 июля 1689 года память явления Казанской иконы Божьей Матери праздновалась обычным крестным ходом из Кремля в Казанский собор. На дворцовой площади, против угла Грановитой палаты, иконы встретил патриарх с духовенством, подал благословение царям, после чего процессия вступила под своды Успенского собора. Царевна Софья несла в поновленном окладе образ «О тебе радуется» и пришла в собор не с другими царевнами, а отдельно и в сопровождении пышной свиты. Ее наряд, по роскоши соперничавший с царским, поражал воображение. На величаво вскинутой голове царевны покоилась корона, искусно составленная из драгоценных камней и жемчуга в виде 12 башенок — по числу апостолов. По обеим сторонам короны на грудь Софьи ниспадали тройные ряды бриллиантов и огромных изумрудов. Поверх платья из толстого шелка, густо расшитого жемчугом и драгоценными камнями, она накинула отороченную черным лисьим мехом мантию — с виду простую и безыскусную, а на самом деле сотканную из самой дорогой материи.

В Успенском соборе государям пропели «Многие лета», потом участники шествия вновь подняли иконы, чтобы направиться в Казанский собор. Но тут Петр I вдруг строго потребовал от царевны Софьи, чтобы она осталась, так как женщинам участвовать в подобных процессиях не полагается. Царевна не отступала от своего намерения, Петр настаивал, и между ними произошел совершенно неприличной для праздничной обстановки спор. Царевна все же не послушалась, и Петр I, с трудом сдерживая гнев, покинул процессию и возвратился в Коломенское, даже не дождавшись конца церемонии. Оттуда он с супругой своей и со всей свитой отправился в село Преображенское.

В 1689 году Петр был еще несовершеннолетним, и регентство Софьи на законном основании могло бы продолжаться еще несколько лет. Но вот наступила историческая ночь с 7 на 8 августа — светлая летняя ночь, когда Петр внезапно был разбужен верными ему стрельцами, прискакавшими в Преображенское. Они сообщили, что царевна собрала вооруженное войско, чтобы напасть и убить его[31] [Существование плана покушения никакими документами не подтверждается, а вот войско в Кремле действительно было собрано]. Испуганный Петр прямо с постели, в одной сорочке и босой, бросился в конюшню, вскочил на коня и скрылся в ближайшем лесу. Вскоре принесли ему платье, он быстро оделся и, не теряя ни минуты, поскакал в Троицкий монастырь. Утром к нему приехали царица-мать Наталья Кирилловна и царица Евдокия Федоровна.

Из Троицкого монастыря Петр распространил прокламацию, в которой указывал, что против него учинен заговор, цель которого — уничтожить как его самого, так и близких ему людей, а посему требовал от войск своих защиты. Собранные по этому случаю генералы и полковники стали на сторону Петра, и царевна, узнав об этом, поспешила примириться с обиженным братом. Она посылала к нему для переговоров родственников, а потом патриарха, но те поняли, что о примирении невозможно даже думать, и решили не возвращаться к Софье. Тогда царевна сама отправилась в Троицкий монастырь, но в дороге через посланного ее известили, что Петр не намерен с ней видеться, и потому ей следует немедленно возвращаться в Кремль и вещать начальника стрельцов Ф. Шакловитого. Софья еще надеялась спасти себя с помощью брата Иоанна, но тот уговорил ее не противиться Петру. Однако она не спешила с переездом и по-прежнему расхаживала по Кремлю, гордо снося от придворных упреки в непристойном поведении.

Только 5 октября покинула царевна Кремль и переехала в Новодевичий монастырь, где для нее уже были приготовлены хорошо убранные комнаты со всем необходимым. В монастыре царевна пользовалась большим довольствием: каждый день на ее содержание выдавалось по ведру меда и мартовского пива и по два ведра приказного и хмельного пива, а также по два ведра браги. Еда тоже доставлялась в изобилии: с царского кормового двора ежедневно присылали 10 стерлядей, щуку, леща, трех язей, 30 окуней и карасей, два звена белой рыбы, зернистую икру, просольную стерлядь и белужину. Вдоволь было у царевны и хлеба: белого, красносельского, саек, калачей, пышек, пирогов, караваев и т. д. Не обидел царь свою сестру и сладостями, повелев выдавать ей: по четыре фунта белых и красных леденцов, полфунта сахара «кенарского», по три фунта заграничных конфет и сколько угодно пряников, коврижек и всякой другой сласти.

Но ничто не могло усладить царевну Софью в ее нынешнем положении. Окна ее келий выходили на Девичье поле, и, глядя на него, царевна с томительной тоской вспоминала о былом своем величии. За монастырской оградой она по-прежнему продолжала именовать себя самодержицею Великая, Малая и Белая России. Бездействие больше всего угнетало и удручало царевну, привыкшую к кипучей государственной деятельности. Никогда не любила она женских рукоделий, а чтения на русском языке в ту пору было мало. Да и зачем ей читать, если не с кем потом разделить беседу о прочитанном? По большим праздникам Софье разрешалось видеться с сестрами и тетками, в монастыре ее окружали прежние прислужницы, но скучны и томительны были для нее их однообразные разговоры.

Проходили годы, умерла царица Наталья Кирилловна — ее злейшая ненавистница, но положение царевны не изменилось. Брат Петр по-прежнему был суров и непреклонен; да и сама царевна, строптивая от природы и уже побывавшая у власти, не хотела покориться и просить пощады. И в заключении своем бывшая правительница старалась заводить тайные бунты против Петра, возбуждая стрельцов на новый мятеж. Вероятно, до нее доходили слухи, что народ недоволен правлением Петра и ужасается, видя, как государь пренебрегает древними традициями и отдает предпочтение «поганым немецким обычаям». После 9-летнего заключения ей вновь стали грезиться кремлевские палаты и царский венец, и в одном из своих писем царевна Софья писала:

Пусть четыре стрелецких полка станут табором на Девичьем поле и бьют мне челом идти к Москве против прежнего на державство. А если бы солдаты, которые стоят у монастыря, к Москве отпускать меня не стали, то управиться с ними и побить их; то же сделать со всеми, кто стал бы противиться.

И стрельцы двинулись на выручку царевне. Но возмущение их было подавлено, и все сумрачнее становился Петр по мере того, как на следствии открывалось участие Софьи в заговоре. Долго не решался он увидеть и допросить царевну, боялся, что дрогнет его сердце при виде слез сестры, однако 27 сентября он все же отправился в монастырь и с горящими глазами выложил перед ней показания стрельцов. Что она теперь скажет?

Стараясь не выдать своего волнения, Софья медленно перебирала допросные листы. Но письма-то ее стрельцам, улики-то самой главной — нет! И оторвавшись от бумаг, она спокойно сказала, что никаких грамот стрельцам не посылала; если они хотели звать ее на царство, то не по ее письму, а, видно, потому, что она семь лет была в правительстве. Ее упрямство и непокорность вывели царя Петра из терпения, и, как рассказывает предание, он выхватил меч и сказал, что только смерть сестры доставит ему безопасность. Но в это время служившая царевне 12-летняя девочка бросилась к его ногам и закричала: «Что ты делаешь, государь? Вспомни, ведь она сестра твоя!» Эти слова остановили Петра, и меч выпал из его рук… Помолчав несколько минут, он в очередной раз простил непокорную сестру свою, девочку поцеловал в голову, потом успокоился и вышел.