Марргаст. Первое семя тьмы - Анна Чайка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
− Ох, дурни, дурни жадные, − прошипел Ойла, возвращаясь на место. В возке вновь заерзала несчастная «пленница».
− Что будем делать? − спросил я, не убирая руки с оружия.
− Зря сунулись к границам владений Немертвого. Теперь никогда не смогут уйти. Он их не отпустит.
− Они бессмертны?
− Как и все здесь. Нравится? − Оскал кривых желтых зубов ясно говорил о том, что нравится тут нечему. Не удивительно, но я впервые был солидарен с вороном.
Стромир сжалился и кинул мертвым разбойникам мелкую монету. Им предстояло вечность стоять на этой дороге, в плену увядшей природы и отголосков собственных желаний. Пока они дрались на земле за награду, ломая хрупкие сухие ветви, мы отъехали прочь.
− Не бойся, они нас все равно бы не тронули. Нас ждут в замке, − объяснил наставник по ратному делу, возвращая кошелек обратно за пазуху. − А вот и он.
Я вздрогнул. Нет, конечно, мы увидели не самого Каша. Только его жилище, пронизывающее землю и безжизненно-серые небеса. Огромный вертикальный столб с острым шпилем без окон и бойниц, абсолютно гладкий, точно кожа заморского угря, увиденного мной однажды на балагане в просторном аквариуме.
Это величественное и ужасающее сооружение не могло быть творением рук человека.
Мне показалось, что оно стояло здесь всегда. Как только зародился мир, вместе с ним появился и абсолютно мертвый замок, точно некая гангрена, окаменевший со временем паразит.
− Старайся не смотреть, что за ним, − посоветовал Фес, спешиваясь.
Сначала я не понял. Пока внутренний взор не различил некое шевеление под личиной черного строения. Там был свет − зеленая вспышка; потом по ушам ударил необъяснимый шум. Заунывный вой тысяч голосов.
Я согнулся от слепящей боли, пытаясь закрыться от увиденного. Но вид жутких пирамид из плоти, крутящихся огневых спиралей и беспрерывного шевеления, будто голодная дыра непрерывно всасывает густой, жирный, мясной бульон, продолжали стоять перед глазами.
− Говорили же, не смотри! − Стромир развернул меня носом к лошадиному крупу. − Здесь проходит тропа к нижним мирам. Нам, простым смертным, губительно видеть то, что пролегает дальше, − Он нервничал даже больше, чем я. – Первое Царство, чертоги Чернобога, легко сведут тебя с ума…
Пока меня наставляли, Ойла открыл дверцу возка. Залез внутрь и вытолкал Ифанку, не слушая ее заторможенные возгласы. Увидев замок, невеста изумленно икнула. Окаменела, перестала моргать, пытаясь понять затуманенным зельем разумом, что к чему.
− Это место… будто бы знакомо, − произнесла она с заминкой. Красивое лицо с каждой секундой становилось старше. − Я, я точно чувствую, что здесь была. Или должна была быть?.. Не помню.
Ифанка потянулась ко мне, беспомощная, но все еще верящая в чужую честность.
− А что происходит? Константинос, нет, Иван, я не совсем… точнее я совсем не понимаю. Зачем мы здесь?
В моем горле застыл предательский липкий ком.
− Прости.
− Не-ет. Нет, нет, нет, мой дорогой колдун, так не пойдет. Я хочу получить ответ. Где мы? Почему вы привезли меня сюда? Ничего не помню. Я вчера сама так приказала? − Она искала, искала в своих воспоминаниях хоть что-то, что могло отогнать надвигающийся страх. − И как вы отыскали этот жуткий замок?
Я глухо всхлипнул.
− Прости меня. Мне так жаль.
− Простить? Но был уговор! Вы сказали… вы же сами сказали… Вчера, да! Вместе мы справимся с этой напастью!
Ифанка находилась на грани отчаяния. Тени вокруг нее сладострастно извивались, торжествуя. Распахнутые врата замка за нами напоминали голодный зев тысячелетнего чудовища, окаменевшего и сросшегося со своим лежбищем, но все же ждущего новых жертв. И она должна была войти туда, стать подарком для бессмертного?
Я как будто вернулся назад до времени. Стоял на месте, не двигаясь, как во время гибели Беляны и всего Фензино.
Смаги скрутили сопротивляющуюся «невесту» самостоятельно, без лишних слов. Делали они это быстро и профессионально, не обращая внимания на хриплые вопли жертвы. Тогда-то я осознал истинную разницу между нами. Мои братья давно разобрались с собственными бесами, чтобы те не мешали идти к высшей цели.
Они были готовы. Здесь только я оставался слаб.
***
Место, которое было сразу и срединным миром и началом владений Безмерной Мертвости, приняло нас без сопротивления. Без хоть сколько-нибудь ощутимого интереса. Никто не стоял в мрачной парадной, укрытой кружевами паутины и запачканной землей, которую занес внутрь холодный ветер. Никто нас не ждал.
Ступив через порог замка, Ифанка потеряла волю к жизни и перестала сопротивляться. Ойла аккуратно обвел ее мимо глубокой трещины, рассекавшей пол на две части. Невеста Каша послушно шла на привязи, лицо ее стало мягким, как тесто. На подбородке блестела ниточка слюны.
Пару раз, пока мы шествовали по заброшенным, но богато обставленным залам, мимо нежилых комнат и запыленных творений исчезнувших мастеров, я слышал приглушенные звуки. Это был топот сотен босых ног. Маленьких ножек.
Меня мутило так, что я не сразу почувствовал жжение от рубинового перстня.
«Подарку» трехрогого тоже здесь не нравилось. Вокруг не просто не было жизни. Нет − все здесь, начиная от статуй из цельных кусков оникса и заканчивая голыми стенами, кричало о том, что она здесь и не появлялась. Только живое способно принять смерть, но как быть с тем, что являлось неживым изначально?
Поднявшись по широкой винтовой лестнице с красным ковром, мы впервые услышали музыку. Кто-то мучил струны неизвестного мне инструмента. Они стонали, визжали. Затихали. И снова кричали в муке радостной агонии.
Стромир, сам желтее пергамента, указал на очередной поворот и придержал меня до того, как мы оказались в очередном помещении.
− Я должен еще кое о чем рассказать, брат. Пока ты не увидел его, − расширенными зрачками он глядел во мрак, откуда доносилась музыка. − Ты ведь ничего не знаешь. Ну не принято говорить об этом рарогам. Зачем разочаровывать… или давать шанс на сомнения. Так вот вышло, чего уж. Не наша же вина, верно?
Поздно. Ифанка внезапно дернулась с нечеловеческой силой и вырвала конец веревки из рук расслабившегося Феса. Наставник чертыхнулся и бросился догонять. Мы тоже. Невеста Каша молча неслась к источнику шума, пока не запнулась об истлевший ковер. Там она рухнула, зарывшись носом в позеленевший ворс, после чего пыталась двигаться исключительно ползком – как гусеница, подтягивая к груди свободные от привязи ноги.
Я нагнал ее первым. Склонился над рычащей и обливающейся слезами девушкой, мечтая, чтобы это быстрее кончилось, и
