Железные паруса - Александр Бушков

Он не шутил, Сварог видел это по его решительному лицу. Пауза затягивалась.

– Прикажете всех троих исполнить? – робко вопросил бургомистр. – Коли уж этот закоренелый сам стремится…

– Зачем вы его заставили долговые расписки жрать? – спросил Сварог.

– Процент, коли уж без этого нельзя, следует брать божеский, – с достоинством ответил отец Грук, стоя с непреклонным видом. – А не людоедский, да еще с процентом на процент, да еще натурой брать процент с должниц помоложе. И воровать из казны, если уж иначе не можешь, надо по-божески, хотя бы уж сестерций с аурея, а не полной пригоршней… И стражники здешние, с полицейскими крючками вкупе, тоже, знаете, не святые…

– Значит, можно их резать? – серьезно спросил Сварог. – Кому захочется?

– Да я и не говорю, что можно, ваше величество. Я одно говорю: не ломайте вы себе голову над здешними убогими трагедиями и позвольте уж мне присовокупиться к своей пастве… а коли уж вас вдруг на великодушие потянуло, то дайте мне квадранс всего, чтобы я их укрепил и напутствовал перед дорогой…

Сварог тяжко вздохнул. Снова в его душе воцарилась мешанина самых противоречивых чувств. С одной стороны, согласно букве закона эти прохиндеи и в самом деле заслуживали виселицы. С другой… По его вине уже погибли люди, которые были виновны только в том, что ненароком соприкоснулись с государственной тайной – причем исключительно оттого, что он сам их в это дело втравил… Вот и выходит так на так…

Он сбросил с колен экстракты, приосанился и веско произнес:

– Остановить казнь. Король милует всех. Ясно? Кто пискнет против, сам отправится туда… – он подбородком указал на могучую виселицу. – У королей свой образ рассуждений, простым смертным недоступный и непонятный. Понятно? – рявкнул он, не сдержавшись. – Понятно я спрашиваю?

Вокруг царило безмолвие, почтительное, испуганное. Снова кто-то бежал и распоряжался, и стражники, пожимая плечами, резали веревки на запястьях осужденных. Народ вновь безмолвствовал, очевидно, в полнейшей растерянности – вряд ли там расслышали хоть словечко из произнесенного у походно-полевого трона, слишком уж далеко они стояли.

Перехватив угрюмый, исподлобья взгляд бургомистра, брошенный на троицу чудом избежавших веревки, Сварог повернулся к Баруте, и, когда тот подбежал, тихонько распорядился:

– Этих троих взять под конвой, чтобы их где-нибудь в уголке не прирезали… И этого, пожалуй, тоже, – кивнул он на вытащившего счастливый билет судейского.

– Не сомневайтесь, г’дарь, – спокойно кивнул старшина табунщиков. – В точности исполню.

…Отец Грук, откинувшись на спинку раскладного походного стула, с сожалением уставился на нетронутые тарелки, полные отнюдь не скудных яств. Сварог налил ему вина, пригубил сам. Полотнище шатра легонько колыхалось под ветерком с близких гор, и огонек лампы трепетал ему в такт.

– Воплощенная иллюстрация к излюбленному философскому тезису о превратностях судьбы, – умиротворенно сказал сытый отец Грук. – Несколько часов назад готовился сплясать с Конопляной Тетушкой, а теперь вот сижу и пью с королем… Знаете, что было самое мучительное? Все три дня, вплоть до сегодняшней церемонии меня кормили омерзительной баландой из рыбьих хвостов, где крупинка за крупинкой гонялась с дубинкой. Хотя по старой традиции смертнику полагается в последний вечер обед из пяти блюд, с вином. Но этот поганец, я про бургомистра, только хихикал и говорил, что город у них бедный и на отжившие церемонии, изволите ли видеть, ассигнованиев не отпущено… – он осушил вместительный кубок до дна, привычно рыгнул, округлил глаза. – Извините, ваше величество, одичали мы тут, к церемониалам не привычны…

– Пустяки, – сказал Сварог.

– Кто бы мог подумать, когда мы сидели с вами в замке Сезара, что вы и есть будущий король Сварог… Не скромничайте, рассказы о ваших свершениях докатились и до наших окраин… Прямо хоть за мемуары садись… Интересно, а вот каково это – быть могучим королем?

Сварог печально улыбнулся:

– Вы не поверите, отец, но быть королем – уныло и тягостно. С одной стороны, ты можешь едва ли не все, что только в голову взбредет, с другой – в один прекрасный момент обнаруживаешь, что жизнь тебя гонит по колее, из которой ни за что не выбраться…

– Вот потому-то я бы свою нынешнюю вольную жизнь и не променял бы ни на один королевский трон, сколько их ни есть, уж простите на глупом слове. Самая большая неприятность, какая может случиться с лесным бродягой, – поймают да поволокут вешать. – Отец Грук широко улыбнулся. – Хорошо еще, что вы, ваше величество, определенно не стали пока что заматерелым королем. Иначе и пальцем бы не шевельнули ради какого-то случайного знакомого и парочки незнакомых вовсе…

– Тут другое, – сказал Сварог тихо. – Быть может, именно с вами об этом и следует поговорить, отец… Вас ведь, как я понял из судейских бумаг, не лишали сана… Я убил недавно почти тридцать человек. Не сам, конечно. Короли ведь никого не убивают сами, если они не законченные садисты… И у меня тягостно на душе.

– Что случилось? – спросил отец Грук столь же негромко, посерьезнев лицом.

– Мы сделали одну… находку, – сказал Сварог. – Простите, не буду углубляться в детали. Скажу только, что я в жизни не сталкивался со столь грандиозной загадкой, с таким… Нужно было устранить свидетелей, оказавшихся случайно посвященными в тайну. Я отправил их в ссылку, но министр полиции послал человека подорвать судно, на котором они плыли… И я ведь знал! Я прекрасно читал по его роже, что чем-то таким кончится, но предпочел внушить себе, что ничего не замечаю и не подозреваю… Знали бы вы, как мне сейчас мерзко…

После долгого молчания монах спросил, опустив глаза:

– Чего же вы хотите? Отпущения грехов?

– Не знаю. Возможно… Я никогда не исповедовался, и мне никогда не отпускали грехи, я просто не представляю, чего хочу и что мне нужно…

– Вообще-то грехи отпустить легко, – сказал отец Грук. – Произнести соответствующую формулу, и все, согласно догмам, будет улажено… Вот только, не хочу вас обманывать, не бывает полного отпущения грехов без покаяния. Можете вы сказать, что каетесь? Прислушайтесь к себе… Каетесь вы, или…

– Не знаю, – сказал Сварог. – Самое печальное, что не пойму толком.

– А какие могут быть последствия в этой вашей находке – хорошие или злые?

– Это пока что решительно неизвестно.

– Вот в таком случае и не порите вы горячку, ваше величество, – сказал монах с грубоватым участием. – Я не пытаюсь вас утешить, я говорю вполне серьезно. Коли уж неизвестно пока, к добру эта тайна или к худу, рано выносить окончательные суждения о каких бы то ни было человеческих поступках, верно вам говорю… Значит, вот оно что… Вы вспомнили о тех и решили быть милосердным? Ну что же, снова мы возвращаемся к дискуссиям о превратностях судьбы. Как знать, если бы они не погибли, мы бы и не выжили… Не переживайте, ваше величество, а положитесь-ка вы на Божье милосердие, оно ведь существует, если даже закоренелые грешники вроде нас в последний миг избавились от петли. Не могло же такое свершиться само по себе, без Божьего попущения… А вот кстати, как вы тут вообще оказались, в нашей глуши? Или просто-напросто к себе в Хелльстад едете без особой огласки?