Магниты - Наталья Способина

class="p1">До самого конца полета соседка больше его не трогала, а после того, как он помог ей достать чемодан с багажной полки, обняла на прощание. Это было, пожалуй, даже трогательно.

В здании аэропорта Роман понял, что телефон у него разрядился, и такси пришлось заказывать через сотрудников. Уже в машине Романа озарило, что у него нет ключей от дома деда. Он подумал было поехать к себе, но ключи от дома родителей тоже остались в Москве. Можно было бы понадеяться, что там окажется мама, но Роман вдруг понял, что понятия не имеет, где она сейчас живет. Этот вопрос в разговоре как-то не поднимался. Уйдя из семьи, мама сразу улетела в Сидней с новым мужчиной, но, вернувшись в Лондон, должна же она была где-то жить? Может, у деда?

Приблизительно на полпути к Энфилду Роман усилием воли расслабился, решив, что, если дома у деда никого не окажется, он просто зайдет к Дженкинсам, зарядит телефон и позвонит матери. Составив такое подобие плана на ближайшее время, он наконец выдохнул и, откинувшись на спинку сиденья, принялся смотреть в окно. Левостороннее движение заставило его нервно поежиться. Оказывается, он совершенно от него отвык за последние месяцы. А еще Роман осознал, что он дико, просто сумасшедше соскучился по дому. Здесь не было небоскребов, нависающих над тобой и забирающих у тебя небо, не было многополосных дорог. Родной город казался уютным до кома в горле.

Таксист спросил, откуда он прилетел, и Роман неожиданно для самого себя рассказал о том, что прожил в Москве почти десять месяцев. Водитель стал расспрашивать про Москву, и Роман опять-таки, вопреки своей обычной немногословности, принялся рассказывать о том, что до универа он может дойти максимум за двадцать пять минут, а ехал однажды час. И там везде так. Никогда нельзя угадать, сколько у тебя займет дорога. Он рассказал, что метро закрывается в час ночи, но город не засыпает вообще, и всю ночь по нему носятся машины. И чем больше он говорил, тем меньше понимал, что он вообще делает в этой Москве, но потом вспомнил про Машу и тоже про нее рассказал. Водителю было, наверное, лет пятьдесят. По темнокожим людям Роман плохо определял возраст. Он слушал с улыбкой, а Роман все говорил и говорил, понимая, что только наличие Маши оправдывает его жизнь в Москве. Маши и еще, наверное, Волкова.

Он распрощался с водителем у дома деда. Оставил ему чаевые и подарил сувенирную шоколадку для внучки. Окно в кабинете деда было приоткрыто, и Роман посчитал это добрым знаком. Остановившись у крыльца, он вдохнул полной грудью, чувствуя себя немного дезориентированным. С неба сыпалась привычная морось, и это ощущалось очень правильным. Еще раз глубоко вздохнув, Роман затащил чемодан на крыльцо и позвонил в дверь. Сердце бухало в груди. Он ожидал, что откроет медсестра, врач, сосед, полицейский. Последнее было не слишком логичным, но в голову почему-то упорно лезло.

Дверь открыл Питер Андерсон собственной персоной. Живой, здоровый и с улыбкой на лице.

Роман растерянно оглянулся на дорогу позади себя, как будто ожидал увидеть там ребят с камерой, снимающих какой-нибудь розыгрыш. Но на улице никого не было.

— Сынок! — радостно воскликнул дед и, схватив Романа за плечи, притянул его к себе.

Роман выпустил ручку чемодана, и тот с грохотом покатился вниз по ступенькам. Выпутавшись из объятий деда, он бросился за чемоданом, пока тот не вылетел на проезжую часть и не стал причиной аварии. Чемодан опрокинулся на бок и пропахал метра два по брусчатке. Роман его поднял, подтащил к крыльцу и, зафиксировав колесики, оседлал.

— Что это значит? — спросил он, посмотрев на стоявшего у двери деда.

Дед спустился с крыльца и присел на нижнюю ступеньку.

— Ну а как мне еще добиться того, чтобы единственный внук наконец вспомнил обо мне и приехал навестить?

Роман пересел с чемодана на ступеньку рядом с дедом.

— Просто сказать? — после молчания предложил он. — Я же волновался, понимаешь? Мне никто ничего не объяснил. Мама позвонила и в приказном порядке…

— Я знаю, сынок. Это я ее попросил.

Роман потер лицо руками, чувствуя, что его все достало. Так достало, что хотелось просто орать. Ну почему с ним никто не говорит нормально? Что за цирк, блин?! Последняя мысль прозвучала в голове голосом Волкова.

Тяжелая рука деда опустилась на плечо.

— Пойдем домой. Мэри испекла тебе тыквенное печенье.

— У меня там учеба, — не отнимая рук от лица, пробубнил Роман, — девушка, проблемы, которые нужно решать…

— Ну, вот и отдохни от проблем пару деньков. А потом полетишь.

Что-то в том, как это было сказано, заставило Романа отнять руки от лица и покоситься на деда. Дед обнял его крепче и прижался виском к его виску. От него привычно пахло: табаком и анисом. А еще льдом, хотя последнее Роману, наверное, мерещилось. А может, и нет. Может, дед за годы тренерской работы действительно пропитался морозным воздухом ледовых арен.

— Моросит, — сказал Роман, убирая со лба влажную и холодную прядь.

— Да разве это моросит? Совсем ты в своей Москве отвык.

Роман усмехнулся и, поднявшись с крыльца, протянул деду руку, чтобы помочь встать. Почему-то он чувствовал, что у его приезда сюда все-таки есть причина, но, зная деда, можно было сказать с уверенностью: причину эту Роману так просто не сообщат. Оставалось полагаться на удачу.

Тыквенные печенья миссис Дженкинс были все такими же восхитительными, маленькая кухня в доме деда — все такой же уютной, и спустя полчаса Роману казалось, что он никуда отсюда не уезжал. Он слушал оживленную болтовню деда и не мог не улыбаться. Он соскучился. Дико соскучился по живому неподдельному теплу. Москва ему этого не давала. Там нужно было бороться за каждую кроху хорошего отношения. Роман хлопнул себя по лбу, сообразив, что так и не включил телефон.

— Что случилось? — крикнул дед вслед сорвавшемуся с места Роману.

— У меня телефон разрядился, а там… Позвонить нужно.

— Диане и отцу я написал, пока ты руки мыл, — отмахнулся дед.

— Да мне нужно… — начал Роман, обернувшись в дверях кухни.

— Девушке? — дед игриво подвигал бровями, заставив Романа на миг изумленно зависнуть, а потом едва не подавиться нервным смешком.

— Я скоро, — пообещал он и скрылся в своей комнате.

Воткнув телефон в зарядку, Роман включил его и принялся нервно барабанить пальцами по столу, ожидая, пока тот зарядится на необходимые два процента и начнет загружать заставку. Кому позвонить первому, он даже не раздумывал.

— Алло! — беспокойство в голосе Волкова резануло по ушам.

— Привет. Я долетел. Все ок.

— Ты еще позже позвонить не мог? — очень спокойно спросил Волков.

Судя по звукам, он был на улице.

— У меня телефон сел. Я только смог его включить, правда, — бросился оправдываться Роман, в то время как в душе разрасталось тепло от эгоистичного, по-детски нелепого осознания, что Волков о нем волновался. Умом он понимал, что после гибели родителей Волков так реагировал бы, наверное, на любого знакомого, вынужденного куда-то лететь, но почему-то хотелось думать, что сам Роман все-таки не любой.

— Понятно, — так же спокойно сказал Волков. — Машу дать?

— Дай, — сказал Роман, и тепло в груди испарилось от мысли о том, что Маша увидела, как он позвонил не ей, а Волкову.

— Как долетел? — Маша тоже говорила ровным тоном. Как будто они там на каком-то заседании и строго соответствуют протоколу, блин.

— У меня телефон сел. А Димка же волнуется, когда кто-то летит. Я поэтому ему первому позвонил.

— Я понимаю, — тем же противно ровным тоном сказала Маша. Роману очень захотелось оказаться рядом и обнять ее, зарыться носом в одуряюще пахнущие волосы, почувствовать ее дыхание на своей коже. Когда они были рядом, Роман почти всегда знал, как себя вести. А вот так, по телефону…

— Я соскучился, — он немного врал, потому что из-за суматохи перелета и от облегчения, что с дедом все в порядке, соскучиться не успел. Но наверное, от этих слов Маша смягчится?

— Как твой дедушка? — спросила Маша.