Двери паранойи - Андрей Дашков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мамочка отходила после допроса с пристрастием, бросая в мою сторону опасливые взгляды, я потягивал слабый раствор мочи, который в этой стране называют пивом, и размышлял о своем неопределенном будущем. Занятие абсолютно бесполезное, так как босс и Фариа обо всем позаботились.
В Зеленом зале уже нет публики, а крупье и охранники выглядят не более предприимчивыми, чем заспиртованные эмбрионы. Старик прогуливается среди них с бокалом шампанского в руке. Анжелка и Равиль благоразумно испарились до начала бойни.
Мама послушно топает к выходу – она все еще пребывает в легком трансе. Едва ли не впервые в жизни ей пришлось ощутить чье-то абсолютное превосходство. Падение с Олимпа вышибло из нее апломб. Не знаю, надолго ли. Но пока она семенит рядом, как беременная такса, и пытается понять, что произошло с ее охмуренным войском.
Внезапно она останавливается. Ее губы трясутся, а глазные яблоки выкатываются так далеко, что я на всякий случай готовлюсь их подхватить.
Оказалось, один из охранников сидит к нам спиной; небольшой лоскут кожи на его затылке завернут вверх, открывая картинку в духе Дали. В черепе проделано идеально очерченное квадратное отверстие, сквозь которое можно разглядеть серое вещество. По нему (веществу) ползают крупные коричневые муравьи. Черт знает, откуда они взялись зимой в центре города!
Некоторое время я с интересом слежу за ними. На самой толстой извилине торчит регулировщик и движениями усов управляет стройными колоннами рабочих насекомых. Лично я не вижу в их поведении ничего экстраординарного. Идет нормальный процесс переноса информации.
Охранник поворачивает к нам голову. Он – само внимание и жаждет выполнить любое приказание. Фариа приближается к нему сзади и с улыбочкой устраняет демаскирующий фактор, ловко орудуя длинными пальцами без всякого инструмента. Теперь дефект скальпа сможет обнаружить только парикмахер, да и то, если будет стричь его налысо. Мама реагирует адекватно. Из ее подсознания изливается тоскливый ручеек матерщины…
Я и сам с недоверием обвожу взглядом зал, насчитывая не менее десятка человекообразных муравейников. Задаю «консультанту» безмолвный вопрос: неужели все они непоправимо изменены? Вместо ответа Фариа продолжает демонстрировать свои безукоризненные фарфоровые протезы – ухмылку сфинкса-оборотня.
В отличие от охранников, я осознаю степень деформации и глубину зависимости. Я не ощущаю даже элементарной свободы. «Подвигался» внутри тела и понял, как трудно будет слететь с катушек. Впервые за долгое время мне захотелось, чтобы это действительно произошло, чтобы диагноз Сенбернара оказался верным.
Часть седьмая
Крысиные бега
57
Вторую неделю отсиживаемся с мамулей в моей загородной избушке. Выяснилось, что здесь имеется неплохая библиотека. Однажды я забрел сюда от нечего делать, но сразу понял, что с некоторых пор я больше не читатель.
Почти все книги девственны, тома мертво вбиты в тесный строй себе подобных, страницы склеились с того момента, как были сшиты на фабрике. Само помещение весьма удобно – стеллажи до потолка, старинные кресла, письменный стол, камин, лампы с зеленоватыми абажурами. Тот, кто обставлял библиотеку, был педантом – поэзии уделены три отдельные полки. Я нисколько не удивился, обнаружив здесь и близнеца моего многострадального Эдгара Ли Мастерса.
Я взял его в руки, как очень редкое и дорогое лекарство, у которого, к сожалению, истек срок годности. Когда я открыл книгу, она затрещала – клей давно пересох. И в приступе слюнявой сентиментальности я нашел поистине душераздирающий стих, из коего получился душещипательный эпиграф:
…
Моей последней весной,В мои последние дниЯ сидел в пустынном садуЛицом к зеленым полям, за которымиМерцали холмы над Мельничным бродом;Я размышлял о засохшей яблонеС сожженными молнией ветками,И зеленых ростках, и нежных цветках,Мерцающих на скелете дереваИ обреченных на бесплодие.Так я сидел, мой дух облекалаПолумертвая плоть с отупевшими чувствами,Но думал о молодости и весне -Призрачные цветы бледно сиялиНа безжизненных ветках времени.Земля покидает нас прежде, чем небо берет нас!Если бы я был деревом и трепеталОт вешних грез и зеленой юности,Я рухнул бы в ту грозу, котораяВынула из меня душу,Так что я ни на земле, ни на небе[22].
Я привез сюда Маму, чтобы сделать ей подарок в знак нашего сотрудничества. Ну и себя, конечно, не забыл – но об этом позже. Маму я пока особо не напрягаю. Пускай она сначала привыкнет к своей новой роли. Я надеялся, что ее жизнь еще чего-то стоит и в крайнем случае она будет разменной монетой. Я всерьез собирался торговаться с Эльвирой. Но кое-кто думал иначе…
Вчера отрядил Верку в город с очередным письмом к господину писателю. Сомневаюсь, что он еще жив, но чем Виктор не шутит? Если жив, то наверняка слегка напуган. Растерян. Сомневается – а не розыгрыш ли это? Мне его ничуть не жаль – может быть, когда-нибудь придется вместе побегать от слуг герцога?
За окнами – декабрьская пустыня; вьюга – зимний зверь – завывает во тьме и царапает стекла ледяными когтями. Внутри дома было бы уютно, если бы я мог вспомнить, что такое уют.
Человеческие руины тщетно пытаются согреться у камина. За спиной у Мамы неизменно маячат два трепанированных холуя. После расправы, учиненной в казино, я называю их муравейниками. Абсолютно преданы новому хозяину, то есть мне. Внешне почти нормальны, только больно уж неразговорчивы. Кроме того, у муравейников омерзительно холодные руки. Словно замороженные лягушачьи лапки, которые Верка готовит специально для Фариа…
Маму заметно трясет, но по большей части не от холода, а от страха. Свое последнее приключение она переносит с трудом. Вчера вечером я застал ее в процессе освоения хатха-йоги перед зеркалом – она явно пыталась обнаружить дыру у себя в затылке. Думала, все так просто? Эта сволочь могла бы вызвать жалость, если бы я забыл о том, что ее дочь вытворяла с Максом и Глистом в «Маканде».
Причина нашего добровольного заточения проста. Босс выжидает, пока уляжется шумок, поднявшийся после моего визита в «Три семерки». Аэропорты и границы закрыты. Из «Националя» пришлось съехать. По проверенным слухам, меня разыскивают уцелевшие Мамины люди и чуть ли не вся местная милиция. Нет сомнения, что рано или поздно найдут и слух дойдет до Виктора, но к тому времени миссия босса уже будет завершена. Для меня это день X, Армагеддон, безысходный нуль отсчета. Есть возможность расслабиться, но все чувства отравлены страхом, гнездящимся глубоко в кишках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});