Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы. - Владимир Поликарпов

На заседаниях Совета министров Кривошеий оценивал предоставленное военным властям право секвестра как мощное средство воздействия на предпринимателей, но рассматривал невнятность существующих формулировок как некое их преимущество и тормозил окончание подготовки детализированных норм. Получив от Особого совещания по обороне просьбу-задание о выработке законопроекта, он 18 июля 1915 г. ответил военному министру Поливанову, что, по его мнению, в новом законе «не представляется надобности», достаточно и того, что уже сказано в Правилах о военном положении. А сказано в них было, что, во-первых, секвестрованные имущества «передаются в заведование учреждений государственных имуществ» (то есть в ведомство Кривошеина) и, во-вторых, при управлении отнятыми у владельцев предприятиями «отнюдь не может быть» целью «извлечение наибольшего дохода», чего, естественно, добивались бы от предприятий их владельцы. Казенное управление должно было обеспечить «лишь правильное и целесообразное использование их в интересах государственных»{784}.

Не ожидая при такой позиции Кривошеина скорого появления законопроекта, Военное министерство при переработке положения об Особом совещании по обороне (утв. 17 августа 1915 г.) внесло изменения в статью о секвестре, затем еще уточнив ряд ее пунктов. Прежде всего отпало ограничение, связанное с поводом для наложения секвестра. Исчезло прямое указание на злоумышленное поведение владельца, уклоняющегося от исполнения военных заказов, а 3 февраля 1916 г. царь утвердил изменение соответствующей статьи положения: в качестве повода теперь были названы «действия или упущения, грозящие интересам государственной обороны». Объясняя смысл произведенного усовершенствования, комиссия, готовившая пересмотр положения, указывала, что прибегать к секвестру придется более широко, и «чаще всего» «в случаях быть может и не преступных и не направленных против общественного порядка», но так или иначе «нарушающих интересы государственной обороны»{785}.

Впрочем, председатель Особого совещания по обороне и помимо секвестра имел доступ к распоряжению собственностью промышленников. Он мог по своему усмотрению «устранять от службы» директоров, членов правлений, управляющих и заменять их другими лицами. Когда же обнаружилась «неполнота» этого пункта (п. 4 ст. 10) положения об Особом совещании, то военный министр потребовал добавить себе права: а) и на вакантные должности ставить своих людей и вводить сверхкомплектно, даже если нет вакансий; б) создавать вакантные места, устраняя целиком (или частично) «правления, советы, наблюдательные комитеты и другие органы администрации». И учреждать новые должности, «специально, сверх установленного их числа». Ожидаемый характер их деятельности был виден из того, что в) назначенные военным министром лица «за действия свои не отвечают перед собственником предприятия, в которое они назначены», а если навредят ему, то г) отвечать будут не в суде, а «в должностном порядке». Произведенные таким образом улучшения в положении об Особом совещании по обороне 22 декабря 1915 г. одобрил Совет министров, и царь утвердил их 16 января 1916 г.{786}

Такого рода развитие правовой мысли сказалось и при подготовке закона о секвестре, проходившей одновременно. Под влиянием «поступающих с мест сведений» Кривошеину тоже пришлось признать, перед самой отставкой, что старые Правила о военном положении создают «на практике немаловажные затруднения», потому что в этих правилах не разработаны «определения о правах и обязанностях заведующих секвестрованными имуществами учреждений»{787}. Своеобразную сводку тех пробелов, которые до издания закона 12 января 1916 г. имелись в законодательстве и сковывали действия чиновников, назначаемых в предприятия правительством, сделал А.Н. Крылов, сам активно проявивший себя в этой роли в 1916 г. Составляя 3 ноября 1915 г. перечень уязвимых мест в статусе «секвестраторов» в тот момент, Крылов исходил из признания основополагающего факта: секвестрованное предприятие, переведенное под управление чиновников, тем не менее оставалось частной собственностью его владельцев. Из этого следовало, что чиновники должны были нести бремя ответственности за возможное ущемление имущественных интересов этих частных лиц. Крылов предупреждал в этой связи, что изъять предприятие в казенное управление нельзя без составления передаточного баланса, а этот, в его глазах «совершенно напрасный, несвоевременный, огромный», труд отвлечет силы «наиболее опытного персонала» и вызовет задержку в деятельности предприятия. По окончании же секвестра, с возвращением владельцев, казенная администрация должна быть готова к тому, что выявится какая-либо «нехватка против инвентарей и книг», и тогда в судебном споре чиновникам трудно будет оправдаться. Казенное управление в своей деятельности за время секвестра обязано будет блюсти имущественные интересы собственников предприятия. В противоречии с этим закон (правила о военном положении) предписывает ему подчинять всю деятельность предприятия не извлечению доходов, соразмеряя издержки с прибылью, а исполнению заданий военных ведомств. Отсюда неизбежность убытков от «нехозяйственных действий» казенного управления. Собственники же будут добиваться возмещения им не только прямых убытков, но и потерь «в виде недополучения возможных и законных прибылей»{788}.

Закон «О порядке заведования и управления секвестрованными предприятиями и имуществами», подготовленный Кривошеиным и утвержденный царем 12 января 1916 г., не просто отвечал на поставленные Крыловым, практикой вопросы; он открывал новую эпоху во взаимоотношениях власти и предпринимателей. Удалось преодолеть теоретический барьер, установленный догмами римского права: одна и та же вещь якобы не может быть предметом двух прав собственности (duorum in solidum dominium esse non potest){789}.

В новом законе ничего не говорилось о лишении владельцев предприятия права собственности. Но теперь и чиновники, поставленные во главе секвеструемого предприятия, получили «все права собственника», за исключением (частично) третьего из классической триады — права распоряжения. Речь идет об «одной из самых существенных частей понятия о собственности» по ст. 420 Зак[онов] гражданских], указывал министр финансов П.Л. Барк{790}, настолько существенной, — пояснял цивилист, «что если собственник вполне лишен права распоряжения, то тем самым его право собственности устраняется»{791}. Согласно новому закону, чиновники-секвестраторы не могли в полной мере распоряжаться имуществом (исключались отчуждение и залог недвижимости), но такой возможности лишались и прежние владельцы: на их имущество налагалось запрещение. Зато секвестраторы могли позволить себе многое другое. Они могли, «если сие вызывается государственными интересами», — без согласования с отстраненными хозяевами — заключать и расторгать договоры, даже (здесь, правда, вводилось ограничение: «в военное время») изменять «и самое назначение» предприятия. Они становились «не ответственны» перед (прежними) собственниками «за свои распоряжения по хозяйственному заведованию и управлению». Никакого убытка, вызванного этой деятельностью секвестраторов, казна на себя не принимала; вообще отпала их обязанность оберегать имущественные интересы собственника. Так что и возиться с передаточным балансом уже не требовалось. Предстояло учитывать не имущество, переходящее из частного в казенное управление, а лишь расходы самой казны за время секвестра.

Более того, законом был предусмотрен случай, когда казенная администрация будет вести предприятие явно убыточно. На долю действительного собственника теперь выпадало подсчитывать — после снятия секвестра, получив доступ к делопроизводству, — уже понесенные и еще предстоящие убытки (по силе невыгодных для предприятия договоров, которые поназаключали секвестраторы). Даже осведомляться о ходе дел на предприятии во время казенного управления собственники могли лишь по усмотрению, по доброй воле новых фактических хозяев.

Секвестр создавал дополнительные удобства по сравнению с возможностями казенной администрации, просто назначаемой председателем Особого совещания по обороне. Для секвестраторов отпадала мучительная необходимость «действовать в строгом соответствии с уставом Общества и считаться с обязательствами и договорами, заключенными прежним правлением»{792}. Вместе с тем ответственность самих собственников перед третьими лицами не отменялась. По сделанным до наложения секвестра долгам чиновники теперь могли не платить, но, как только владелец получал свое предприятие назад, он получал его со всеми обязательствами, включая еще и те, что возникли за время секвестра и какие собственник сам, возможно, никогда бы на себя не принял.