Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

— Я не говорила, что не верю. — У твоей подруги есть дурацкая версия по поводу

Какой-то там книжки Джералда.

Джо пожала плечами:

— Если он записывал туда имена, вполне понятно, почему это могло кого-то беспокоить. Может, Джарвис занимался шантажом. Он действительно имел влияние на нескольких задолжавших ему людей. Что такого дурацкого в предположении, что его убрал один из них?

— Глупо, и все тут, — проворчал Рич. — Ну и как, нашли вы эту таинственную книжку? Джолин снова пожала плечами. Он пренебрежительно махнул рукой.

— Его убил Фокс. Он просто кусок дерьма.

— Ты тоже, но одно это тебя убийцей не делает. Рич расслабленной походкой прошелся по комнате, засунув руки в карманы черных брюк. Джолин заметила, как хищно блеснули его глаза, и отпрянула, едва он потянулся к ней.

— Не надо, Рич, правда. Настроения нет.

— Брось, Джолин, — оттесняя ее к дивану, заканючил он, — У тебя настроение есть всегда.

— Сегодня нет.

Она хотела отступить за журнальный столик, заваленный пыльными газетами, но Рич отрезал ей путь, схватив за запястье и притянув к себе. Она задела ногой столик, больно ушибив щиколотку, и пухлая пачка «Ныосуик» за последний месяц съехала на пол. Дыхание у Джолин перехватило, она смотрела на бывшего мужа, раздумывая, то ли дать волю гневу, то ли очередной раз сдержаться. Рич распалялся все больше, у него налились кровью глаза, а углы рта плотоядно подрагивали от предвкушения удовольствия.

— Мы оба знаем, я способен сделать так, чтобыты-тоже захотела, — пригрозил он.

Она хотела возмутиться, заспорить, но слова не шли с языка, потому что спорить было не о чем. Рич говорил правду: он мог. Он проделывал это тысячу раз, а она позволяла. Позволяла использовать и унижать себя. Что она напридумывала себе, зачем нужна честному человеку Брету Игеру, когда она всего-то подстилка для Рича Кэннона?

Ее воинственный пыл угас, накрытый волной отчаяния и смятения. Она стояла посреди комнаты, как зомби, окаменев и не говоря ни слова, зачарованно глядя на галстук Рича, и только вздрогнула, когда он нагнулся поцеловать ее в шею. Вздрогнула не от страсти — от стыда, но Ричу, похоже, было все равно.

— Ты всегда хочешь, Джолин, — бормотал он, свободной рукой расстегивая верхние пуговки на ее блузке. Затем полез в лифчик, подставил ладонь под грудь и принялся мять ее, теребить пальцами сосок. — Ты по мне с ума сходишь, и так будет всегда.

Слезы жгли ей глаза, катились по круглым щекам. Он прав. Она всегда хотела его, всегда была на все согласна и ни разу не заставила его усомниться, что когда-нибудь будет иначе. Элизабет она объясняла, что ей нравится с ним спать, себе твердила, что привыкла. Может, то была скорее зависимость, чем привычка. Или отчаяние.

— Давай, Джолин, — обольстительно-вкрадчиво шептал Рич, и музыка, как нарочно, тоже была томная, вкрадчивая, медленная. — Ты ведь хочешь.

Он как будто не замечал, что ей его заигрывания неприятны, но он ведь и вообще не задумывался об этом. Джолин просто помогала ему удовлетворить его потребности. Как игрушка, которой можно попользоваться, а потом отложить до следующего раза.

— Не упрямься, — уговаривал он, — пошли к тебе. На полу мне не нравится, ты никогда не кончаешь как следует.

— Нет, — тихо повторила она, но он не услышал или сделал вид, будто не услышал, опять взял ее за руку и потянул за собой. Собрав последние крупицы твердости, Джо вырвала руку. — Нет, я сказала.

Его глаза сузились и загорелись недобрым блеском, верхняя губа капризно вздернулась.

— Не будь стервой, Джолин, — процедил он. — Резинка у меня с собой.

— Если у тебя хватит ловкости, могу посоветовать, как ее употребить, — ответила Джо. — Трахни себя сам, Рич. По-моему, это лучшее, что ты можешь для себя сделать.

На щеках у Рича проступили красные пятна, ноздри раздувались. Набычившись, он решительно шагнул к ней, неожиданно выбросил руку вперед, поймал запястье Джо и больно крутанул. Джолин закусила губу, чтобы не закричать. Неужели он возьмет ее силой? Эта мысль испугала ее по-настоящему. Сколько лет она знает Рича — и вдруг, оказывается, не может утверждать, что он не способен на насилие, даже если его очень разозлить.

— Ты действительно хочешь, чтобы в разгар предвыборной кампании к тебе прилипло прозвище «насильаик»? — спросила она, пытаясь сарказмом заглушить роль.

Он поглядел на нее с нескрываемым презрением, продолжая выкручивать ей руку, и процедил:

— Да кто тебе поверит?

Джолин сдержала стон, но слезы наворачивались на глаза, мешая видеть.

— Какая разница, поверят мне или нет. Это ведь Миннесота. Достаточно тени скандала — и ты политический труп.

Грязно выругавшись, он оттолкнул ее. Джолин налетела на журнальный столик, столкнув оттуда еще одну кипу газет, машинально растирая запястье. Рич нервно ходил взад-вперед по комнате.

— Ты со мной так не поступишь, — уверенно заявил он и уставился на нее холодным, тяжелым взглядом.

— Отчего же? — недоверчиво рассмеялась Джолин.

— Нас слишком многое связывает.

— Не пудри мне мозги. Твой член — единственное, что связывает нас последние пять лет.

— Боже мой, Джолин! — Видимо, Рич тоже решил сыграть непонимание. Уязвленный любовник. Обманутый друг. — Мы ведь говорим о моей карьере! Да что там — о моей жизни!

Она изумленно подняла бровь:

— А я, по-твоему, неодушевленный предмет? Рич, у меня тоже есть жизнь.

Он покачал головой, рассмеялся.

— Ты, Джолин, никто, — жестко проронил он, уничтожая ее взглядом и словами. — Как и твоя шлюха-начальница, и ваша идиотская газетенка. Все вы пустое место. — Он гулко ударил себя кулаком в грудь. — А я собираюсь стать кем-то. И даже не пробуй путаться у меня под ногами.

Джолин молча смотрела, как Рич пулей вылетел из комнаты, и только поморщилась, когда от хлопка задребезжали стекла в дверях. Из глаз текли слезы — потому что сильно болело запястье и потому что вообще было больно. Ей было одиноко и неприютно, как будто земля уходила из-под ног, а мир вокруг устрашающе быстро менялся.

Она уже не жена Ричу Кэннону. И не любовница. Не хочется думать, что когда-то себя таковой считала, но так было, чего уж тут. И вот она стоит в гостиной и пытается понять, что от нее осталось, когда соскребла с себя слой грязи. Вдруг в стекле офорта она увидела себя — круглые глаза, растерянное лицо, давно потерявшую всякую форму прическу, расплывшуюся фигуру. Она чувствовала себя разбитой, слабой… чистой. Надо же, чистой. Улыбнувшись своему отражению, Джолин снова уронила слезинку за начало новой жизни, за себя саму.

Из оцепенения ее вывела трель звонка. Вытирая здоровой рукой слезы и пытаясь оправить на себе одежду, Джо побежала открывать. Вид у нее, должно быть, еще тот, ну и черт с ним, с видом. Все равно, кроме мальчишки-курьера, за статьей прийти некому.