Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа

не удалась, и ни о какой помощи не может быть и речи… Но сейчас? Я совершенно не понимал, что же произошло, но у меня появилась твёрдая уверенность, — не позвонит он мене — это точно! Но что-то обязательно произойдет, что-то такое… У меня от самой только мысли о том, что должно произойти, холодная волна озноба прокатилась от затылка до самых пят.

* * *

Уже подходя к дому, я понял — мои надежды оправдываются даже раньше чем я ожидал. У подъезда стояла служебная машина, а вокруг её нетерпеливо топтался Володька Никаноров, торопливо затягиваясь сигаретой, увидев меня, он тут же отбросил её, бросился на встречу и, пожимая руку, ошарашил меня:

— Где тебя носит, в шестнадцати километрах от Райцентра найдена летающая тарелка.

Слова его дёрнули меня электрическим током. Вновь начиналось нечто невероятное, непостижимое, чужое и чуждое разуму…

И сейчас, сидя в мчащейся на полной скорости к аэропорту машине, я почти не прислушивался в прерывающийся от детского восторга голос Володьки, в его рассказ о странной находке… Я был в плену странных предчувствий, захвативших всего меня полностью. Странное ощущение возврата к привычной жизни, не в смысле служебной деятельности в Агентстве, нет — возвращение в мир леших и летающих тарелок, возвращение в тот зыбкий и противный здравому смыслу мир. И в тоже время странная связь всего этого с недавним разговором, с Александром. Я уже не сомневался, не будет больше у нас с ним ни какой больше встречи, ни денька через два, ни когда, в чём я был полностью уверен — так это в том, что летающая тарелка в лесу у Райцентра его рук дело!

Глава 27

Летающая тарелка.

(Рассказ инспектора Райцентровского отделения Агентства)

За забрызганным мелкими каплями дождя ветровым стеклом, покачиваясь, медленно проплывали ветви кустарника, покрытые свежей омытой дождём листвой. Они пронзительно шуршали по брезентовым бокам вездеходовского тента, почти заглушая надсадное урчание мотора. Вездеход с трудом полз, визжа шестернями коробки передач, по раскисшей красной глине просёлка, ныряя в глубокие ухабы, наполненные мутной водой, почти садясь на днище.

— И только подошли мы с Ермолаем к заросшему молодым ельником оврагу. — продолжил участковый: — Как сразу почувствовали — что-то не так…

Глаза его при этих словах округлились, но вездеход в этот момент вскочил в очередной уха, и лейтенанта, увлечённо жестикулирующего, здорово бросило, ударив головой о планку поддерживающей тент дуги. Поморщившись, он крепче перехватился за поручень на передней панели и продолжил:

— В общем, что там скрывать, вы сейчас сами это почувствуете — страх. Самый настоящий страх охватил нас и, чем ближе подходили мы, тем страшнее становилось.

При этих словах он резко обернулся вперёд: — Стоп! Это здесь. — и, повернувшись ко мне, добавил виновато: — Дальше надо метров двести пешком пройти.

Мы вышли из вездехода и, шурша накидками по молодым ёлочкам, углубились в заросли. Я шёл в след за участковым, ощущая почему-то всё возрастающую напряжённость, не испытывая ни страха ни особого волнения. Вдруг с боку, хрустя валежником, к нам вышел здоровенный мужик в выгоревшем почти до белизны, но уже изрядно потемневшем на плечах от дождя, брезентовом дождевике. При его появления я вздрогнул от неожиданности.

— А, это ты, Ермолай. — почему-то шёпотом произнёс участковый, оглянувшись.

— Курить захватил? — хрипло пробасил, сдерживая голос Ермолай, пожимая мне руку.

— Да. А ты это почему здесь?

— А ты сам попробуй там высидеть. — хмуро буркнул Ермолай, вскрывая ногтем поданную участковым пачку дешёвых сигарет.

— Ну, это… — нерешительно произнёс участковый, виновато взглянув на меня. Мы молча закурили, остановившись в нерешительности.

Что-то странное начало происходить со мной, я явственно это почувствовал, первым делом почему-то начали дрожать пальцы, я чиркнул четыре спички, прежде чем прикурил. Обычно человек сначала пугается, а затем у него начинается то, что я определяю как мандраж — дрожь в руках коленках и прочих органах тела человеческого. А здесь происходило наоборот — дрожать сначала начинали пальцы и коленки и холодок страха от этого заползал вкрадчиво в живот, заставляя сердце биться судорожными рывками, от которых перехватывало дыхание — странное предчувствие чьего-то присутствия…

— Ну ладно идем, а то совсем подуреем. — буркнул, глядя под ноги Ермолай, решительно притаптывая недокуренную сигарету.

Как только мы вышли на маленькую прогалинку среди ельника, я сразу понял — чего боюсь, хоть и принял поначалу за вывороченный из земли огромный пень. Но подошли ближе…

Совершенно чёрное. Черное настолько, что не возможно было рассмотреть ни одной детали на его гладкой поверхности, лежало оно на краю прогалинки у единственной здесь огромной старой сосны, слегка накренившись правой стороной клиноподобного корпуса, зарывшись на несколько сантиметров в почву.

Я обошёл вокруг, величиной с малолитражку на поверхности ни каких стыков, зазоров, или какого-либо подобия люков заметно не было. Я осторожно прикоснулся к нему пальцем. Ощутив слабое тепло, резко отдёрнул руку, почувствовав как немеет кожа пальца в месте соприкосновения, но, успев заметить зазор между пальцем и корпусом.

— Может попробуем вытолкать его на середину. — предложил участковый. После того как полазили мы возле этого «утюга» несколько минут.

— Попробуем, — согласился я, успев позабыть странное ощущение онемения пальца: — Судя по всему оно не должно быть слишком тяжёлым.

Но как мы ни старались, нам не удалось его даже шевельнуть, с таким же успехом, вероятно, муравей мог бы толкать Эверест — ощущение непреодолимой преграды чувствовалось в неподвижной угрюмости «утюга». Я уже твёрдо окрестил его этим именем.

— Что это? — удивлённо рассматривал свои ладони Ермолай, мы подошли к нему. Ладони его лохматились клочьями облезшей белой кожей. Я глянул на свои, тоже самое, облезла почему-то омертвевшая кожа, но ни боли, ни зуда, ни каких ощущений, ни кто не испытывал. И страх как будто прошёл, я уже как-то привык к «утюгу».

Так что делать будем? — нарушил тягостное молчание Ермолай, ему, видно уже ни как не хотелось оставаться здесь дальше. Я кивнул головой: — Да, пожалуй, пойдём, сейчас только с Центром свяжусь.

Достав из планшета рацию, я включил её, но во всех диапазонах стоял один и тот же ни когда мною неслыханный вой и бульканье. Ни одна из моих попыток выйти на связь не удавалась.

Может это она мешает? — кивнул озабоченный участковый на «утюг». И тут нам разом пришла одна и та же мысль, и ужас охватил нас в миг, и молча, ни сказав друг другу ни слова, мы бросились к машине… С хрустом ломились мы сквозь ельник… Это было