Ассасин - Симона Вилар

Но разве только это? Джоанна откинула край широкого рукава и провела рукой по своему животу. Ребенок! У нее останется ребенок Мартина! Об этом никто не будет знать, кроме ее преданной Годит… и Уильяма, которому Джоанна невольно открылась. Но ее замкнутый, отчужденный брат сохранит ее тайну, она в этом уверена. Другое дело Обри… Пока он и не догадывается, что его жена в тягости. Обри порой приходит к ней, желая примирения, но когда Джоанна леденеет при мысли, что он опять бесчувственно и грубо, как и ранее, возьмет ее, супруг вдруг начинает колебаться и всегда находит предлог уйти. К ее облегчению. И все же молодая женщина понимала, что однажды ей придется сказать и Обри, и остальным, что она носит дитя. Пока же никто ни о чем не догадывается, Джоанна все так же стройна и тонка в талии, у нее прекратились изжога и дурнота, одно время так изнуряющие ее, а сознание, что в ее теле растет маленькая жизнь, дарили молодой женщине ни с чем не сравнимую радость. Она неимоверно похорошела в последнее время, даже Обри делает ей комплименты. Надо будет все же сойтись с ним. Но пока Джоанна довольствуется тем, что они стали достаточно дружны с мужем, хотя, положа руку на сердце, трудно быть любезной с человеком, которого еле выносишь.

Неожиданно мысли Джоанны были прерваны громким, почти истерическим криком Пионы. Ричард тоже повысил голос, в нем чувствовался гнев. Даже не гнев, а настоящий львиный рык. О Пречистая Дева! Король ранее никогда так грубо не разговаривал с любимой сестрой. Чем же Иоанна его так прогневала?

Джоанна стояла, прислушиваясь, но теперь голоса, пусть возбужденные и, казалось, перебивавшие друг друга, стали звучать глуше. Может, ей следует вернуться к ним? Нет, она не посмела.

А в покое Иоанна ломала руки и в гневе смотрела на своего великого брата. Даже сейчас, узнав, какое будущее он ей приготовил, она не решалась выплеснуть на него всю переполнявшую ее ярость.

– Как вы можете так поступать со мной! О, Ричард! Рядом с вами на меня всегда снисходило успокоение, всегда возникало ощущение незыблемости мира, его древних устоев. Вы были самым совершенным рыцарем во всем христианском мире. Слышите, в христианском! А теперь вы пошли на позорный сговор с неверным. Да полноте, верите ли вы вообще в Иисуса Христа, Ричард, если решили продать свою сестру в мусульманский гарем?! Ну, так я вам скажу: я не кобылица, на которую хозяин надевает узду и ведет куда хочет. Никто не заставит меня делать то, что мне не нравится. Я сама вправе решать, каким будет мое счастье.

– Замолчи, сестра! – Ричард старался говорить негромко, но твердо. – Ты всегда знала, что рождена для престола. А все эти разговоры, что ты сама выберешь себе супруга… Ты Плантагенет! И обязана подчиняться старшему в роду.

Иоанна смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она не заплакала, хотя и была близка к этому. Но еще больше она была поражена. И это ее благородный, великодушный, любящий брат? И если то, что он ей сулил, правда… То она сама, Иоанна, не может быть правдой, потому что она и этоне могут сосуществовать в одном мире.

– Я не хочу жить в мире, где возможен такой ужас, – осевшим голосом произнесла она. Но не позволила овладеть собой слабости, горделиво выпрямилась. – Ричард, некогда, на Сицилии, вы взяли мое приданое на свои нужды, взяли с охотой, но за это я выкупила у вас право распоряжаться своей участью. И вы дали на это согласие. Дали слово короля и рыцаря! Слово чести! И я напомню вам один из постулатов рыцарского кодекса: «Всегда соблюдай свое честное слово. Ни в чем не солги и будь верен данному слову».

– На все воля всемогущего Творца, – опустил голову Ричард. – И когда я давал тебе обещание, Пиона, я не ведал, как повернется судьба. Сейчас, в наше тяжелое время, когда Гроб Господень снова в руках обрезанного антихриста и папский эдикт обязывает всех приложить усилия, чтобы христиане вновь могли поклоняться своим святыням, разве может иметь вес слово, данное в тот момент? Именно пути Господни привели меня к решению отдать тебя аль-Адилю. Я готов взять на себя этот позор и твое презрение, сестра. Но ты должна подчиниться! Подумай, сколько жизней будет спасено, если ты уступишь! Ты вернешь христианам Святой Град! И сама возвысишься неслыханно. Ты станешь, по сути, императрицей. Разве так позорно быть императрицей?

– Я считаю позором осквернить таинство брака, вступив в союз с неверным! И я считаю бесчестьем соединиться с обрезанным. И это мне! Мне, чьи предки были христианскими королями!

– Успокойся. Ты разве не слышишь, что я сказал? Ты останешься христианкой. И твое христианство будет порукой для твоих единоверцев снова иметь право преклонять колени в храме Гроба Господня. Ты станешь порукой мира, Пиона!

– Не смей меня так больше называть! – топнув ногой, воскликнула молодая женщина. – Пиона – это имя для друзей, а ты мне больше не друг.

– Знаешь ли… – Ричард резко поднялся, и Иоанна невольно попятилась, снизу вверх взирая на него. – Знаешь, если бы мне сказали, что Гроб Господень будет возвращен, если я один с мечом выйду против целого полчища сарацин и погибну, то я бы согласился.

– Но ты погиб бы с честью! Мне же ты предлагаешь бесчестье. Предлагаешь по доброй воле стать главной среди языческих наложниц в гареме аль-Адиля.

– Смирись, Иоанна. Есть время гордости, и есть время смирения, – негромко произнес Ричард, однако со всей силой убеждения. Видно было, что он не привык просить и эти слова даются ему нелегко, но дело стоило этих усилий. Но уже в следующее мгновение он заставил себя улыбнуться. – А уж как Малик очарован тобой! Видала бы ты его лицо, когда я сказал ему о возможности стать вам парой. Да он просто влюблен в тебя без памяти! Однако и ты, Иоанна, признайся: разве аль-Адиль так уж не по нраву тебе? У меня создалось впечатление, что он понравился тебе еще в Акре. Там ты не была к нему столь непримиримой и даже находила его приятным. Ну же, признай, он красивый мужчина.

Иоанна только заморгала, ничего не понимая. О чем это Ричард? Да она и разглядеть-то брата султана толком не успела.

– Чем он мне может понравиться? Ну, согласна, он хорошо держится в седле и…

– Так ты признаешь это? – Теперь Ричард широко улыбался.

Иоанне же хотелось его стукнуть. Но она не смела.

Он был королем.

Вместо этого она молитвенно сложила руки.

– О, Ричард, если ты против того, чтобы я имела право выбирать себе спутника жизни, то позволь мне хотя бы уйти в монастырь.

– Довольно! – вскричал Ричард, отпрянув от сестры. – Ты сама не понимаешь собственного блага. Вы с аль-Адилем нравитесь друг другу, тебе предложен достойный союз, ты будешь жить в величии и роскоши, а главное – выполнишь свой христианский долг. Или ты отправилась в Святую землю на увеселительную прогулку?