Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая - Лев Бердников

Но все это будет уже на излете елизаветинского царствования, и, понятно, никак не связано с каким-то мнимым особым статусом Алексея. Так что нить, связующая Елизавету и Платона Ивановича, была порвана еще тогда, в лихолетье Анны Иоанновны, порвана разом – полностью и окончательно!

Граф Мусин-Пушкин был обойден наградой за свою любовь к самодержице. Но, человек независимый и гордый, он и не чаял получить ее и благодарил судьбу за то, что ни у кого ничего не просил и никому не был должен.

“Счастье во сне пришло”. Никита Бекетов

Историки отмечают забавный театральный эпизод периода царствования императрицы Елизаветы Петровны. Эта государыня, как известно, покровительствовала русским актерам. Среди них были и кадеты Сухопутного Шляхетного кадетского корпуса. Императрица непременно посещала все их спектакли. Однажды во время представления трагедии Александра Сумарокова “Синав и Трувор” (1751) произошел конфуз: пригожий молодой кадет Никита Бекетов (1729–1794), игравший Синава, вдруг смутился, забыл свою роль и, по-видимому, под влиянием эмоционального стресса и непомерной усталости прямо на сцене заснул глубоким сном. Казимир Валишеский рассказывает далее: “Занавес стал опускаться, но по знаку императрицы его снова подняли, музыканты заиграли под сурдинку томную мелодию, а Елизавета с улыбкой, с блестящими и влажными глазами любовалась заснувшим актером”. Бекетов заснул кадетом, а проснулся сержантом и фаворитом императрицы-вакханки. “Счастье во сне пришло”, – говорили о нем.

Обратимся к родословной нашего героя и первым милостям Фортуны, поначалу так благоволившей к нему. Фамилия Бекетов происхождения тюркского (“бекет” – воспитатель ханского сына). В Московии дворяне Бекетовы известны уже с XVI века. В письменных источниках XVII века упоминается Петр Иванович Бекетов (1610–1656), боярский сын, стрелецкий сотник, землепроходец, воевода, голова в Енисейске и строитель Якутского острога (1653). Известно, что наш Никита приходился ему внучатым племянником. Отец же Никиты Бекетова, Афанасий, служил воеводой в Симбирске и вышел в отставку при Екатерине II. (Надо сказать, что воеводство рассматривалось в то время как возможность обогатиться – “покормиться”, как говорили тогда).

Литератор Михаил Дмитриев приводит любопытный диалог Бекетова – отца и государыни: “Она его спросила: “А много ли ты, Афанасий Алексеевич, нажил на воеводстве?” – “Да что, матушка Ваше Величество! Нажил дочери приданое хорошее: и парчовые платья, и шубы; все как следует”. – “Только и нажил?” – “Только, матушка! И то, слава Богу!” – “Ну, добрый ты человек, Афанасий Алексеевич! Спасибо тебе”. По словам того же Дмитриева, это приданное стоило не более 2-х тысяч рублей, что, хотя и было немалой суммой по тем временам, свидетельствует о весьма скромном достатке семьи. И уж, конечно, отцовские деньги не могли покрыть расходы на модные французские костюмы, которые носил в столице его щеголь-сын.

А в Петербурге Никита Бекетов оказался, когда ему только минуло тринадцать лет. Как сын дворянина он был принят в Сухопутный Шляхетный кадетский корпус – привилегированное учебное заведение, которое по праву называли Рыцарской академией. Программа корпуса была универсальной: наряду с гуманитарными и техническими дисциплинами, кадеты обучались иностранным языкам, танцам, фехтованию и основам политеса (или “учтивствам”). Многие воспитанники корпуса писали стихи, и сам Бекетов сочинял любовные песни – занятие, свойственное молодому щеголю (Николай Новиков утверждал, что эти песни помещены в изданных в XVIII веке сборниках песен, но какие из них сложил Бекетов, не установлено). Кадеты нередко устраивали драматические представления, в которых исполняли не только мужские, но и женские роли. Как мы уже сказали, на одном из таких спектаклей и решилась судьба Бекетова.

О любовных отношениях Елизаветы и Никиты известно мало. Как правило, это вольная трактовка писателей, временами скабрезного характера. Но ясно одно: именно сексуальные услуги государыне обеспечили Никите Афанасьевичу головокружительный карьерный взлет. Произошло это столь стремительно, что даже видавшие виды царедворцы не переставали удивляться такому “случаю”. И действительно, слыханное ли дело, – этот кадет на другой день после знакомства с Елизаветой стал сержантом, через несколько дней – премьер-майором с предписанием быть адъютантом у влиятельного графа Алексея Разумовского (тоже фаворита императрицы), а еще через месяц – полковником.

О Бекетове говорили, что он возгордился своим новым положением и стал спесивым, важным и неприступным. Когда же его поселили во дворце и дали покои рядом с императрицей, он окончательно уверовал в свою значительность и могущество. Любовался он и собственной красотой, и не случайно Александр Сумароков вывел его под именем Нарцисса в одноименной комедии. Нарцисс, как и Бекетов, занимается рифмотворчеством; он читает вслух Оду, восхваляющую самого себя.

Но наивный красавец едва ли подозревал, что каждый близкий к монархине “припадочный человек” находился под пристальным вниманием конкурирующих между собой придворных партий, стремившихся с его помощью всячески упрочить свои позиции. Так, графы Александр и Петр Шуваловы старались выдвинуть во временщики своего молодого кузена – Ивана Шувалова, и вкупе с любимой подругой императрицы Маврой Шуваловой, урожденной Шепелевой, нахваливали его стать и мужские достоинства. Бекетов же сделался ставленником вице-канцлера Алексея Бестужева, пытавшегося ослабить влияние клана Шуваловых и самолично управлять государственными делами. Их соперничество носило и политический характер, поскольку Шуваловы были горячими приверженцами Франции, а Бестужев был сторонником союза с Австрией. Именно Бестужев одарил Никиту французскими костюмами с бриллиантовыми пуговицами цены баснословной, драгоценными кольцами, великолепными часами из червонного золота.

Поначалу, когда летом 1751 года его протеже последовал за Елизаветой в Петергоф, а Шувалов спешно оттуда уехал, Бестужев торжествовал. Однако фавор Бекетова был недолгим и рассыпался в одночасье благодаря интригам шуваловской партии. Произошло это так: Петр Шувалов втерся к Никите в доверие и расточал всевозможные комплименты по поводу его красоты. Под предлогом заботы о внешности фаворита он дал ему “чудодейственные” притирания для улучшения цвета кожи. В результате пользования этим косметическим средством лицо Бекетова покрылось прыщами и угрями. Тогда Шуваловы нашептали императрице, что новый фаворит ведет разгульный образ жизни и заразился дурной болезнью, опасной для ее здоровья. К тому же, воспользовавшись тем, что Бекетов руководил хором мальчиков-певчих и проводил с ними много времени, они намекнули на его педофилию, что в глазах Елизаветы было величайшим грехом. Бекетов за “непристойное поведение” был немедленно удален из дворца и отправлен в действующую армию. А Иван Шувалов вернулся во дворец.

Но все же – в благодарность за доставленные дни счастья – государыня пожаловала Бекетова богатыми поместьями, в том числе имением Отрада близ Царицына в благодатной Астраханской губернии. Современник так живописал владения опального фаворита: “Великолепная деревня Отрада, с виноградными садами, мраморными водоемами, роскошной мельницей, в которой не было ни малейшего стука, ни малейшей пыли; и стояли красного дерева ломберные столы для игры в карты; наконец, ему же принадлежали богатые рыбные ловли на Волге, от которой произошла Бекетовская икра, некогда знаменитая”.

Несмотря на фиаско при дворе, Бекетов, по словам исследователей Ивана Мартынова и Ирины Шанской, во мнении многих оставался “эталоном истинного петиметра” (то есть щеголя-галломана) и знатоком в амурных делах: “По всей России ходили слухи о его дорогих и экстравагантных нарядах. Не менее широкой известностью пользовались любовные похождения этого редкостного красавца, щедрого кутилы и галантного острослова”.

В начале 1750-х годов литератор Иван Елагин написал “Сатиру на петиметра и кокеток” (1753). Разразилась жаркая литературная полемика о щеголях. В числе ее материалов было и стихотворное “Письмо к Бекетову”, принадлежавшее перу преподавателя Артиллерийского и инженерного корпуса Николая Муравьева. Последний отчаянно спорит с Елагиным и его сторонниками, видевшими в петиметрстве опасный общественный порок, и обращается к авторитетному Бекетову для подтверждения собственной позиции. Начав свое послание с филиппики ученым-педантам, Муравьев сосредоточивается на “советах влюбленным”. Он воспевает дерзость в любви, порицает бесполезную ревность, которая “паче всех мученьев на свете”, и приглашает к разговору самого Бекетова. И Никита Афанасьевич ответил Муравьеву стихами “Правила как любиться без печали. Письмо к приятелю”. Проникнутое здоровым гедонизмом, “Письмо” отвергает переживания безответной любви как бесплодные, глупые и анахроничные для XVIII века: