Каста Неприкасаемых - Дмитрий Емельянов

в неразборчиво написанные строки обвинения, и в его голосе слышится удивление.

– Участвовал в боях на арене.

— Вот как?! – В глазах судьи может быть впервые за этот день вспыхнул интерес. – И что же?

Порывшись в бумагах, секретарь добавил.

– Выиграл последний турнир в Крысиной яме.

– О как! – Взявшись за подбородок, судья уставился на меня. – Случай не ординарный! – Тонкие губы под обвислыми щеками сложились в надменную гримасу. – И во избежание дурного примера требует сурового наказания.

Деревянный молоток гулко ударил по столешнице, и опустив голову, я выслушиваю приговор.

– Нарушение уложения императорского эдикта о кастах, уважении, богобоязненности и почитании традиций и устоев Хранителей карается смертной казнью. За свое преступление Юни – неприкасаемый приговаривается к смерти через отрубание головы!

Бум! Судейский молоточек вновь опустился на стол.

– Все, дело закрыто!

Рука стражника легла на мое плечо, и я, приподняв тяжелую цепь, двинулся к двери для осужденных. С исполнением приговора в империи тянуть не любят – зачем кормить лишний день, да и возня, води туда-сюда.

Шлепая босыми ногами, следую за стражником. Шлеп, шлеп! Семеню короткими шажками, насколько позволяют кандалы. Коридор короткий, за ним выход и слепящее солнце в глаза.

Жмурюсь. За несколько дней в подземелье сумел отвыкнуть от дневного света. За спиной лязгает замок. Вокруг высоченная стена и маленький двор с крохотным пятном синего неба в далекой вышине. Где-то над головой звучит отрывистый голос.

– Помолиться перед смертью желаешь?

Киваю, и начинаю быстро бормотать молитву. Все привычно ждут. Два охранника, толстый как колобок жрец, секретарь суда с книгой учета в руках, и палач в кожаном фартуке. Так уж повелось, верующий смертник или нет, а от лишних мгновений жизни еще никто не отказывался.

Ни одной молитвы толком я не знаю и скоро начинаю повторяться, но чуткое ухо жреца это улавливает, и кивок пухлого пальца показывает, мол хватит, пора.

Взгляд палача молчаливо спрашивает: «Сам, или помочь?» Предпочитаю без чужих рук. Подхожу к колоде и, встав на колени, кладу голову. Та от многолетнего использования уже истерлась так, что не промахнешься. Палач глянул и, ничего не сказав, убрал волосы с шеи.

Секретарь, шепелявя, читает приговор, а я стараюсь ни о чем не думать. Вообще ни о чем, потому что знаю, стоит только вспомнить о прошлом, подумать о том, чего никогда уже не будет в будущем и тогда уже страх и истерику не удержать, а мне бы хотелось уйти по-мужски, без воплей и слез.

– …привести в исполнение!

Топор взлетает в замахе! Зажмуриваюсь и, стиснув зубы, жду смерти. Мгновение, второе, еще одно. Не выдержав, открываю глаза. В таком положении ничего не видно, но тишина стоит подозрительная. Поднимаю голову, и с удивлением озираюсь. Вокруг никого: ни палача, ни клерка, ни жреца, только на дальнем краю эшафота сидит на корточках странный мужик в простой подпоясанной рубахе и странно так смотрит на меня. Я молчу, а он глаз не отводит и спрашивает так, будто мы с ним знакомы не один год:

– Узнаешь?

Голос звучит до боли знакомо, и тут меня прошибает: «Это же этот, как его… Магистр! Точно, тот магистр ордена, что взял меня тогда. – Смотрю на спокойное, насмешливое лицо напротив, и во мне злость закипает. – Чего ему надо?! Пришел поиздеваться что ли?!»

Отвечаю зло, с вызовом:

– Узнаю! Чего приперся?!

Внимательная задумчивость с лица магистра исчезла, и в чертах прорезалась бесчувственная жесткость.

– Да вот, сомневаюсь, нужен ты мне или нет! Есть у меня одно предложение…

И тут, до меня доходит: «Мать честная, он же меня в Сумраке видел и заклинание на руке прочел. Сейчас будет уговаривать отдать или торговаться, а потом…»

Додумать мне не дает врезавшийся в сознание голос демона.

Ничего он не видел, и что бы он тебе сейчас не предлагал, соглашайся. В любом случае лучше, чем без башки в земле лежать.

«Подожди, – сбившись, я все же ловлю главное, – как это он ничего не видел? Ты же говорил, что в Сумраке мое заклинание увидят, также как я вижу у остальных».

Ну говорил, и что?! Увидели бы обязательно, если бы не я! Знаешь ли, мне тоже совсем не хочется с этими людьми дело иметь! Не люблю я их! Так что прикрыл я твое заклинание от чужих глаз! Как у вас у людишек там говорится – припудрил, пригладил, в общем навел маскировочку».

Даже не знаю как реагировать, радоваться или плакать. Одно могу сказать точно, я этот обман Гору никогда не прощу. Сколько я мучился, переживал, что меня раскроют и будут жилы вытягивать, а он мне врал и пугал попросту! Злиться я злюсь, но и понимаю – не время. Мужик то сидит, молчит и на меня смотрит, словно понять хочет, о чем таком я сейчас думаю. В любом случае, реакции на свои слова от меня ждет.

– Что за предложение? – Желая показать свою незаинтересованность, кручу головой. – А эти где?

– Позвать обратно, соскучился?

На губах у магистра снисходительная усмешка, и я вынужден признать – зря я выпендриваюсь, ясно же, все козыри у него на руках.

– Не надо! Без них как-то спокойней.

Не снимая с губ снисходительной усмешки, он удовлетворенно кивнул.

– Тогда слушай, повторять не буду. У меня сейчас заканчивает подготовку новая группа, и я думаю тебя в нее включить. Считаю, от тебя может быть толк. Поэтому предложение такое, я забираю тебя с эшафота, но взамен твоя жизнь отныне целиком и полностью будет принадлежать мне и тайной службе Ордена. Юни-неприкасаемый в любом случае умрет сегодня, о чем будет записано в судебном реестре, а вот у тебя есть выбор.

Он замолчал в ожидании ответа, а мне вдруг стало очевидно, что никакое это не спасение, а очередное дерьмо. Поэтому решаюсь на встречный вопрос.

– Вот ты обмолвился про новую группу,