Коллекционер - Ольга Владимировна Которова

Ардо даже не знала, что сейчас было хуже всего. Что убийцей оказался один из самых близких ей людей, тот, с кем она жила под одной крышей, или то, что она скоро и сама умрет, как те девушки, и ее отрубленный палец или другая часть тела будет плавать в банке с формалином, а тело найдут в ее же квартире в том зеленом платье, что сейчас висит на стеллаже.

– У каждого свое хобби, – тихо сказал мужчина, рассматривая свою коллекцию, которую так тщательно хранил и оберегал. В его взгляде на банки Мила рассмотрела нежность. «Так смотрят родители на своих детей», – пронеслось у нее в голове.

– Хобби? Убийство людей для… для вас… хобби? – ее голос неожиданно сорвался на крик.

Мужчина устало вздохнул.

– Тебе меня не понять, – заявил он и пальцами слегка дотронулся до одной из банки, погладив ее. – Хотя, я порою и сам себя не понимаю. Все случилось очень неожиданно, в тот первый раз. Тогда-то я и понял, что мне это нравится.

А вот Миле это совсем не нравилось, как и то, что он сейчас пытается ей открыть свою душу, тем самым говоря, что она становится свидетельницей злодеяний, а те долго не живут.

– Та первая безымянная… жертва? – прошептала Мила.

Никонуров кивнул.

– Кто она была? – спросила Мила.

Только вот Кирилл Геннадьевич, кажется, не спешил с ней делиться подробностями. Мужчина, оторвав руку от банки, которую только что гладил, подошел к чемоданчику, взял его в руки и, открыв, достал небольшой магнитофон. Поставив чемодан обратно на полку, он нажал на одну из кнопок, и в комнате заиграла чуть слышно песня. Мила мигом ее узнала. Это был Фрэнк Синатра. Никонуров прикрыл глаза, и его губы задвигались в такт песни. Он чуть слышно стал напевать вместе с исполнителем, покачивая головой.

Мила испуганными глазами смотрела на мужчину и не узнавала его. Это был не тот приемный отец, которого она знала и любила – перед ней сейчас стоял совсем другой человек. Незнакомый и пугающий. Никонуров, словно опомнившись, что он не один, замолчал и, отставив на одну из полок магнитофон, слегка прибавил звук. Песня заиграла чуть громче. Обернувшись к Миле, он все же заговорил.

– Это была моя сестра.

Услышав эти слова, Ардо еще больше растерялась.

– У вас была сестра? – не своим голосом спросила девушка.

– Да. Была. Младшая.

– Зачем вы ее… убили?

Он легко рассмеялся, словно вспомнив какую-то шутку, а у Милы мороз по коже прошел от его смеха. Нет, это точно был не тот любящий приемный отец, с которого она брала пример. Глядя в лицо Кирилла Геннадьевича, перед ее глазами быстрыми картинками мелькали все те годы жизни под его надежным крылом. И в этих воспоминаниях она четко запомнила моменты, когда еще ребенком он укладывал ее спать, напевая детские песенки, как делал с ней поделки в школу, приходил на родительские собрания и как говорил, что гордится, что у него такая дочка. И как он любит ее и готов был отдать жизнь. Разве все это делал бы тот человек, который стоял сейчас перед ней и намеревался рассказать, как убил родную сестру? Нет, этот человек точно был психопатом и в нем не осталось ничего, что могло бы относиться к ее приемному отцу.

– Все началось еще в детстве, – заговорил Кирилл Геннадьевич. – Ты, наверное, заметила, что я никогда не говорил о своих родителях? И это не просто так. Моя мать была слабой женщиной. А у отца, как и у меня, тоже было маленькое хобби, это, наверное, мне от него досталось. Он любил бить мою мать и своих детей. Точнее, только меня, сестру он не трогал, он любил ее. Пылинки с нее сдувал. Меня в особенности он ненавидел. Не знаю почему, что я ему такого сделал. – Мужчина пожал плечами, и в его глазах Мила даже увидела растерянность и задумчивость. – И я ненавидел свою мать, которая не могла меня защитить и всегда смотрела, как он меня бьет. А отец умел бить так, чтобы не оставить следов. И чтобы не было слышно ни звука, он включал погромче джаз и приступал к своему «хобби». Потом, когда я лежал на полу, избитый, и молил бога, чтобы я умер, отец переходил на мать, и тогда и она получала. – Мужчина замолчал на мгновение, сглатывая тяжелый ком в горле, и продолжил: – И как-то раз я не выдержал. Отца не было дома, он работал. Матери тоже не было. Да и вообще-то, я должен был быть в школе, но ушел раньше. Решил сбежать с уроков, – он усмехнулся. – И вот, я пришел домой, а там сестра. При одном только ее виде меня всего передернуло. Мы с ней поссорились, и на меня нашла такая злость, что я схватил отцовский галстук, висевший на двери, накинул сестре на шею и задушил ее. У меня тогда с плеч словно бетонная стена спала. Это я только потом, минут через десять, осознал, что натворил, и решил, что если меня дома не было, значит, это сделал не я. Собрал свои вещи и убежал обратно в школу. Как раз успел на последний урок. А когда пришел домой, то застал мать и отца в слезах, полицию. Я притворился, что ничего не знаю. Мне ведь тогда было совсем немного. Я пацан был. Лет тринадцать. Вот после этого мы и переехали в Москву. Отец хотел сбежать из квартиры, где убили его дочь. А через пару лет о ней все забыли. Ни фотографий, ни разговоров, словно и не было ее на свете. А затем я познакомился с твоей мамой и сразу же в нее влюбился. – Мужчина задорно рассмеялся, проводя рукой по жестким черным волосам, взъерошивая их. Он не казался убитым горем вдовцом. Кирилл Геннадьевич сейчас был тем обычным весельчаком, которого Мила всегда знала.

– Мы были с Мари лучшими друзьями. Я ее безумно любил. И моя любовь к ней росла с каждой секундой. Только вот она меня не замечала. Мари могла спокойно встречаться с другими парнями.

«Мари», – проговорила про себя Мила. И это прозвище в его устах не звучало зловеще. В нем слышалась любовь и нежность. «Боже мой, он все еще любит ее».

– А я ревновал. Когда видел ее с кем-то другим, то перед глазами все темнело, и мне хотелось придушить мерзавку, как и мою сестру, чтобы она никому не досталась. И я понимал, что не продержусь долго. Не смогу смотреть