Лица - Джоанна Кингслей

Жени спрыгнула с дивана:

— Обещай мне, что ничего не предпримешь по поводу этой иконы, — в ее голосе прозвучала грубоватая серьезность.

— Но почему?

Она рассказала о своей догадке.

— Если это так, а я уверена, что это так, то отцу грозит смертельная опасность, если их сделка выплывет наружу.

— Понимаю, — ответил Пел.

— Ты никому об этом не расскажешь? Ни одному человеку?

Пел затряс головой, думая о Филлипе.

— Обещай мне, — настаивала Жени. — Поклянись.

— Клянусь, — проговорил он и склонил голову, потом поднял на Жени глаза — они были ясными и решительными. — Клянусь, что не скажу никому ни слова.

— Спасибо, — Жени понимала, что ее просьба будет означать для Пела: конец откровенности с отцом.

На ночь она осталась в номере Пела и спала с ним в одной постели. Но они касались друг друга только руками — и от этого Жени испытала к нему огромную признательность.

В четыре утра она на цыпочках прошла в ванную, а когда вернулась, Пел заговорил ясным голосом, в котором вовсе не чувствовалось сна.

— Что-то здесь все-таки не так. Почему он не решал вопрос с твоим гражданством?

Последние несколько часов и ей то же самое не давало покоя. Единственным объяснением было, что Бернард держал Жени на правах заложницы, чтобы сполна получить выкуп. Но ведь ему же уже заплатили? Зернард уже владел иконой? Каковы же были еще мотивы?

— Не знаю, — ответила Жени. — Загадка.

— Мы с отцом уже думали об этом, — признался Пел. — Переговорили с сенаторами, членами комитета. Похоже, ты получишь гражданство еще до того, как мы поженимся.

— Правда? — Жени прижалась к нему. — Замечательно. Это значит, нам не придется ломать голову над этой загадкой. Пусть все идет, как идет.

— И я так думаю.

Жени уснула, но Пел лежал рядом, не смыкая глаз, до тех пор, пока в семь не прозвонил будильник. Если Занзор не полный дурак, он не надеется продать за двадцать тысяч долларов пустышку. У него, видимо, есть, что предложить. И этот человек через несколько часов будет в кабинете Пела.

Он позволил Занзору войти, но как только за тем закрылась дверь, предупредил:

— Сделка не состоится.

Бесцветные глаза сверлили Пела, как алмазы, потом они сузились:

— На вашем месте я бы так не поступал, — голос Занзора был абсолютно спокоен.

Предостережение огорошило его, но Пел не отступал:

— Я выяснил, что мне нечего от вас узнавать. Особа, за которой вас наняли шпионить, рассказала мне все сама.

Занзор рассмеялся: как будто в глубине металлического цилиндра разрывали материю. И продолжал неотрывно смотреть на Пела:

— Если вы не заинтересованы в покупке, понесу товар другим клиентам. Русским.

Он поклялся Жени.

— А почему русские проявляют к этому делу интерес?

— К одному из художественных произведений… — белизна глаз Занзора казалась устрашающей.

Пел достал чемоданчик.

— Вы человек чести, — улыбнулся шпион, — и здраво судите о делах. Я готов с вами прогуляться, мистер Вандергрифф.

— Зачем? Можете говорить здесь и прямо сейчас.

— Я профессионал, — мягко возразил Занзор. — И знаю, что в кабинетах встречаются приборы разного свойства. Внутренняя связь. Диктофоны, — он поднялся. — Вы готовы?

Они шли по Конститьюшен Авеню, заполненной в эти утренние часы туристами, снующими между памятниками Вашингтону и Линкольну. Занзор подтвердил существование сделки между Бернардом и отцом Жени: переправки ворованных произведений искусств, самым ценным из которых была икона Киевской Богоматери — в обмен на опекунство над девушкой.

Еще Занзор сообщил, что икона оказалась поддельной.

— Я вам заплачу, — с отвращением произнес Пел. — За молчание.

Впервые на лице Занзора появилось выражение удивления:

— Вы разве не хотите его прищучить? Прищучить Мерритта?

— Я хочу избавиться от вас, и это все.

— Хозяин — барин, — Занзор невесело рассмеялся. — Богатых не поймешь. Отдают целое состояние за то, что им не нужно.

Пел резко повернул налево и поспешил по 15-й стрит к Белому Дому. Он был разъярен, и он был растерян из-за опасности, грозившей отцу Жени, который должен был стать его тестем. Пел был вынужден выгораживать преступника, чтобы защитить члена семьи. Жизнь Жени в обмен на экспонат для коллекционера, мрачно размышлял он и испытывал к невесте величайшую нежность и жалость. Никогда ее больше не оценят так низко. Он будет обожать ее, что бы ни случилось. Будет любить, даже если брак приведет к разрыву с сестрой — будь что будет. Супружество с Жени — высший долг его жизни.

Пел снова повернул налево и ускорил шаги. Его длинные ноги мелькали так быстро, что туристы у ворот Белого Дома стали оглядываться на него: отчего это так подпрыгивает человек в деловом костюме?

…В библиотеке Бернард проводил время наедине с иконой. За долгие часы с Непорочной Девой он забыл настоящую девушку, которая привела его в это святилище.

Он мало думал о Жени и ничего не изменил в установленном над ней опекунстве — плата за обучение по-прежнему поступала, доверенные Бернарда снабжали ее деньгами на расходы, хотя Филлип Вандергрифф дал распоряжение адвокатам предусмотреть все на непредвиденный случай. Какую бы игру ни задумал Мерритт, Вандергриффы будут защищать будущую жену Пела.

Жени занималась усердно, как никогда, стараясь вырваться вперед, чтобы иметь возможность почаще видеться с Пелом в Нью-Йорке.

Единственной проблемой была неустанная деятельность Мег: если будущие супруги приезжали всего на один день, она все равно устраивала ужин или хотя бы небольшую вечеринку. Поскольку Пел и Жени были еще не женаты, они спали в разных комнатах. Мег настаивала на этом не ради соблюдения морали, а для поддержания общепринятого социального порядка. Для слуг, объясняла она.

В результате ее усилий, Пел и Жени редко оставались наедине. Разъехавшись по своим городам, они хотя бы раз в день разговаривали по телефону. А на людях были вынуждены играть роль обрученной пары. Попытки же встречаться в Бостоне или Вашингтоне воспринимались как бунт против самого бракосочетания. Жени должна была трижды сходить на примерки свадебного наряда, и Мег, которая звонила не реже, чем Пел, каждый раз придумывала что-нибудь новенькое: покупку столового серебра и фарфора, выбор монограммы для постельного белья и платков.

Между помолвкой и свадьбой Пел и Жени были обречены на участие в пышных и пустых представлениях, и это их сильно объединило: Минуты же любви, встречи наедине — стали редкостью. И Жени начинала задумываться, сможет ли она и после свадьбы оставаться вдвоем с мужем? Его жизнь в Вашингтоне проходила на людях. Он рассказывал, сколько приемов, сколько ужинов и всяческих мероприятий должен был посетить.

Как сможет Жени вписаться во все это? И откуда найдет столько времени? Не растворится ли ее жизнь в беседах в диванных салонах?

По мере приближения свадьбы страх все чаще закрадывался в душу Жени. «Может быть, на одного человека хватит одного призвания?» — думала она. А ее призвание — хирургия. Но она любила Пела и была ему так многим обязана. Обязана его семье. Уклониться от свадьбы — немыслимо. И все-таки она боялась. Боялась своей роли жены. Боялась того, чего от нее ожидают. Боялась возбужденных звонков Мег, когда та перечисляла знатных приглашенных, говорила о цветах к празднеству, о яствах, судачила о мире — таком далеком от медицинской школы, что казалось, этот мир существовал на другой планете. Сможет ли когда-нибудь Жени в него войти?

Основная проблема возникла с подружкой невесты. Приближался День Благодарения, а Лекс все еще не дала согласия приехать на свадьбу. Мег пребывала в ужасе. Пел был настроен философски. Хоть он и не имел возможности ездить к сестре в Топнотч и не уговаривал ее по телефону, все же успокаивал остальных:

— Увидите, в конце концов она явится.

Но Жени сопротивление Лекс казалось символичным. Предупреждением. Иногда ей казалось, что свадьба все-таки не состоится.

22

Незадолго до Дня Благодарения в общежитие, Жени позвонил Дэнни и поблагодарил за операцию Хаво. С начала учебного года это был их первый разговор, и Жени решила, что он нарочно так рассчитал звонок, чтобы приурочить его к их с Дэнни дате: год назад они провели этот праздник в Янгстауне, а до этого, сразу же после убийства президента, катили на машине на Запад. Сколько воды утекло с тех пор. Тогда она еще училась в колледже, Соня была жива, а Пел отдалился настолько, что был почти незнакомцем. Год назад она была еще девственницей. Один год — и целая эпоха.

— С Хаво все хорошо, прекрасно, — сообщил Дэнни. — Пойдем куда-нибудь вечером, отпразднуем!

— Не могу. Дэнни, я…