Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов

— Зачем это? — удивляется он.

— Сказать вам кое-что хочу.

Мы садимся.

— Вещь эта непростая… Тяжёлая и… не знаю, как выразить… В общем здесь и боль и исцеление от боли.

— Что за загадки, Брагин?

— Помните, вы ко мне на «губу» пришли в Наушках?

— Ну…

— И рассказали… рассказали про Оксану…

Челюсти его плотно сжимаются, взгляд делается жёстким, волчьим, а на скулах шевелятся желваки.

— Я говорю, вопрос тяжёлый, поэтому прошу у вас прощения, что тревожу старую рану.

Он молчит.

— Вы сказали тогда, что одного из тех подонков нашли и вроде как наказали его. А второй, тот, кто всё и совершил, ушёл от ответа.

— Он в армию пошёл, — хмуро говорит Белоконь. — Но меня к нему не подпустили. А потом, когда он демобилизовался, сменил фамилию, уехал в экспедицию или в другой институт поступил, переехал в другой город… Короче, следы потерялись. Да меня и самого перебросили туда, где об этом думать некогда было. Почему ты спрашиваешь?

— Я его нашёл. Мы можем прямо сейчас поехать к месту его работы и убедиться в том, что это действительно он.

Кадык у Белоконя резко подпрыгивает и через мгновенье возвращается на место.

— Можем не сейчас, — говорю я, — а можем и вообще никогда…

— Поехали, — едва слышно шепчет.

— Хорошо.

Мы выходим из гостиницы и садимся в машину. Я называю адрес и мы несёмся по утренним улицам и пдъезжаем к серому некрасивому зданию.

— Что это такое? — спрашивает майор.

— Институт повышения квалификации работников образования.

— И… он здесь? Работает или учится?

— Работает, — киваю я. — Недавно сюда перешёл. Раньше в другом месте работал. А, вон он, глядите.

Я показываю пальцем на человека, идущего с толпой в сторону входа. Лицо его выражает скуку и презрение. Он не смотрит по сторонам, а обречённо и понуро, будто каторжник, двигается вместе со всеми…

— Это точно он? — недоверчиво спрашивает Белоконь.

— Точно. Я, как выяснилось, его тоже знаю…

20. На Гавану!

Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково… Так что ли в «Служебном романе» у Рязанова? От остановки к крыльцу с несколькими деревянными дверьми спешат сотрудники. А может, это и не сотрудники, а может быть, это слушатели курсов повышения квалификации. В Москве всего много, даже вот слушателей и то толпа.

Они взбивают бурую кашицу на асфальте, приближая весеннее очищение от надоевшего за зиму снега. Лица у них выражают радость и оптимизм, словно шары и голубое первомайское небо уже маячат на воображаемом горизонте. Мы встречаем Первомай с красными шарами…

Оптимизм — это здорово, конечно, но для некоторых людей эта жизнерадостная советская суета кажется тягостной и депрессивной. Возможно, им не нравится их социальное положение. Возможно, они считают, что явно достойны большего.

Один из этих обозлённых на злодейку-судьбу людей сейчас проходит в нескольких метрах от машины. Действительно, судьба обошлась с ним несправедливо. Причём, какой раз уже. Работал же в крутой экспортной фирме, ездил в загранкомандировки, имел замечательные карьерные перспективы.

Но всё пошло прахом или, как будут говорить в не таком уж далёком будущем, по одному месту. И всё как раз из-за этого «одного места» смазливой практиканточки, которая не пожелала дать по-хорошему. Можно подумать, переломилась бы она, если бы он её отжарил пару раз. И кто бы мог подумать, что так нелепо всё закончится.

В юности вон какая хрень с рук сошла. Девчонка вообще умерла и то ничего не случилось. Отслужил в армии, батя, бывший тогда не самым последним человеком на Дальнем Востоке, подстраховал, благо, что с законом на ты и за руку. А когда он дембельнулся, уже и дело прикрыли.

Девка та, собственно, сама виновата, вырвалась, в окно полезла, дура, да не удержалась, упала. Но это же не он убил. Несчастный случай просто. А ему что, всю жизнь из-за этой идиотки ломать? А потом отца перевели в Москву, и здесь начался новый период, новые впечатления, новые удовольствия.

Девушки раскованные, контактные. Правда, тоже кое-какие недотроги встречались, но их он обламывать хорошо научился, особенно тех, кто от него по службе зависел. С ними-то, как раз, самый интерес. А тут… Раздули огонь на ровном месте. И даже отец не смог замять это дело.

— Это он… — тихо и недобро говорит Белоконь.

Знаю, что он. Зевакин Игорь Алексеевич. Ишь, козья морда, не доволен местом работы, походу. Ну, ещё бы, здесь загранкомандировка хрен когда обломится. А вот что действительно может обломиться, так это неожиданный привет из прошлого в лице беспощадного, безжалостного и неумолимого майора пограничных войск.

— Выпусти меня! — хрипит майор.

— Тише-тише-тише, — охлаждаю я его воинственный настрой. — Во-первых, вы в форме, сразу бросаетесь в глаза. Во-вторых, зачем всё портить? Нужно сначала придумать хороший план. Предлагаю его разработать и осуществить. А этот… куда он денется с подводной лодки? Я вам собственноручно помогу.

Белоконь словами моими не доволен, но разумом понимает, что я прав. Поэтому стискивает зубы и кивает.

— Хорошо. Но теперь он от меня не уйдёт.

— Не уйдёт, это точно…

Проводив Зевакина недобрыми взглядами, мы летим на Старую площадь и первым делом заходим к Гурко.

— Всё нормально, — кивает тот. — Юрий Владимирович тебя ожидает.

— Отлично. Как вообще обстановочка?

— Напряжённая, но рабочая. В общем, благоприятная.

— Марк Борисович, мне надо с Горбачёвым переговорить. Как думаете, реально к нему попасть?

— Крамольные слова произносишь, — хмыкает он. — Опасные даже, не побоюсь этого слова.

— А как там ваш друг товарищ Медунов поживает? Что-то не слыхать его и не видать после назначения. Он счастлив должен быть?

— Счастлив, наверное. Но, судя по всему, немного опасается сейчас проводить какие-либо встречи вне рамок своей повестки. Его рекомендовал лично Леонид Ильич, а Горбачёв пытался козни строить. А Андропов ты сам знаешь, землю рыл, клады искал по всему Краснодарскому краю. Так что сидит Медунов тихо и не высовывается.

— Понятно, свою нишу ищет, — киваю я.

— Вот-вот, это ты точно подметил. Нишу. Ну, иди, ждёт тебя шеф мой.

Белоконя я оставляю у Гурко, пусть притираются понемногу. А сам иду к Андропову. Он принимает меня довольно тепло и благодарит за быструю реакцию и оперативность. Я сообщаю,