Как убить литературу. Очерки о литературной политике и литературе начала 21 века - Сухбат Афлатуни

однако, не столько тем, какие имена были названы[175], а тем, как они были названы. На двадцать опрошенных – всего два поэта, упомянутых дважды: Василий Бородин и Александр Кабанов. Все остальные прозвучали, как одиночные выстрелы. Думаю, опроси «Текстура» не двадцать, а двести литераторов, мы бы получили если не двести «поэтов десятилетия», то что-то около этого.

Видно, как для большинства почти физически затруднительно назвать какое-то имя. Если и называется, то с целым букетом оговорок: «“Поэт десятилетия” – наименование странное…» – «Выбор “поэта десятилетия” именно сейчас кажется скорее игровым…»

Александр Скидан вообще отказался отвечать, заметив, что «поэта десятилетия» сегодня быть не может, «строгая иерархичность давно распалась вместе с нормативной поэтикой».

Я бы, наверное, ответил так же. Разве что чуть поосторожнее насчет распада иерархичности. Но об этом – как-нибудь в другой раз.

Отчасти, конечно, дело в том, что настоящий поэт не может быть «поэтом десятилетия» (о чем напомнил Юрий Казарин). Прав и Ростислав Амелин:

Любой поэт на самом деле должен считать поэтом десятилетия себя, а если нет, это говорит о том, что он (или она) недостаточно вкладывался и жертвовал для поэзии. […] По идее, нужно спрашивать о поэтах десятилетия тех, кто не является поэтом.

Впрочем, уже спрашивают.

Список «20 самых читаемых поэтов» составил по результатам опроса своих читателей журнал «Prosōdia» (2020. № 13). Девяносто процентов, понятно, заняли классики. Из тех, кого можно условно назвать современными – Дмитрий Быков, Эдуард Асадов и Борис Рыжий. Там же для сравнения – топ из тридцати поэтов по результатам анализа поисковых запросов (wordstat.yandex.ru). В нем среди современных топ-стихотворцев кроме Быкова, Асадова и Рыжего – Игорь Губерман и Вера Полозкова.

Топ-поэзией у массового читателя оказывается поп-поэзия. Нормально и естественно.

И всё же разброс поэтических имен, как внутри литературного сообщества, так и между литсообществом и массовым читателем, заставляет задуматься[176]. Ни там, ни там не прозвучали имена тех, кого можно условно считать живыми классиками. Кушнера, Чухонцева, Гандлевского… Случайность? Но нет их вот уже второй год и в премиальных списках «Поэзии» – хотя продолжают и писать, и публиковаться. Классики есть – но в списках не значатся. С другой стороны, не названы и поэты, вроде бы активно пишущие для массового читателя, в расчете на широкий отклик – Родионов, Иртеньев, Емелин, Караулов…

Дело, по-видимому, не в самих списках и методологии их составления. Дело в эволюции, которую претерпела в 2010-е сама фигура поэта.

Об этом довольно точно написала в своей недавней заметке на сайте «Лиterraтура» Евгения Вежлян (№ 169, октябрь 2020). О «деавторизации» читательского восприятия поэзии, превращении имени автора в «нечто вроде названия плейлиста». О том, что в эпоху «цифрового ускорения» происходит перенос внимания с фигуры поэта на стихотворение. Отсюда и превращение иерархичной и монументальной премии «Поэт», в точности воспроизводящей модерную конфигурацию авторства и роль поэта в ней, в премию «Поэзия», смещающую акцент с автора на текст, им написанный.

Было бы странным, если б я начал с этим спорить. Сам еще в середине нулевых писал о необходимости смены читательской оптики с поэтов – на стихи.

Кто и когда их написал – вторично, важнее что и как написано. Фамилия автора – скорее, отвлекающая строчка, для чего-то набранная жирным шрифтом… («Арион». 2007. № 4.)

В начале десятых к этой же мысли пришел Артем Скворцов, выступив против «культа института авторства» и даже предложив создать журнал для анонимной публикации стихов («Знамя», 2012, № 4). В 2016-м в Челябинске уже вышла целая увесистая поэтическая «Антология анонимных текстов»…

То, что звучало когда-то провокационным, успело за десятилетие стать почти общим местом, отлиться в антологии и премиальные списки. Стать реальностью, и, как всякая реальность, не слишком веселой.

Отсюда и сложность внятного разговора не просто о предполагаемом «поэте десятилетия», но вообще о поэте, о поэтическом имени. Что мы и видим в поэтической критике. Рецензии на сборники стихов пишутся, и, возможно, не меньше, чем прежде. А вот рецензий, в которых было бы не только о книге, но и об авторе, его месте в современной поэзии, стало меньше однозначно. И уже почти исчезающий жанр – критические статьи о поэте.

Остро написал недавно о состоянии поэтической критики Игорь Караулов (сайт «Современная литература», 22 сентября 2020). О том, что она превратилась в инструмент внутрицехового обслуживания и за пределами нашего мега-ЛИТО ее не слышат.

Литературный критик, каким он должен быть, – это не обслуживающий персонал литературных групп, а мыслитель и публицист. Ему неинтересно говорить с цехом о проблемах цеха. Ему интересно говорить с обществом о проблемах общества, используя художественные тексты как лабораторный материал – пример, иллюстрацию или модель. Как меняется общество, как эти изменения отражаются в литературе, какие можно сделать прогнозы, если положиться на провидческий дар поэтов…

Поэтическая критика, действительно, разъехалась между бойким репортажем и нудноватым литературоведением. Место золотой середины – между журналистикой и филологией – опустело; отдельные попытки снова обжить его заметны, но редки.

Но причина, думаю, не в том, что критикам неинтересно «говорить с обществом о проблемах общества, используя художественные тексты». Интересно. Только вот что в данном случае понимать под обществом?

Это советское общество было относительно гомогенным. Общество десятых крайне фрагментировано, если не сказать – атомизировано. И ментальная самоизоляция в нем началась задолго до нынешнего поветрия; уже с конца девяностых всё стало распадаться на разные эфемерные сообщества и временные «летучие соединения», образуемые индивидами-атомами.

С кем в такой ситуации должен вести беседу критик?

…Серьезные СМИ, – завершает свою статью Караулов, – рассчитанные на общество в целом, за редкими исключениями не желают видеть на своих страницах или экранах ни размышления о современной поэзии, ни те стихи, которых эти размышления касаются. Эта ситуация исправима, но сам критико-поэтический цех, вероятно, не очень хотел бы ее исправления. Ведь в этом случае в центре внимания, чего доброго, оказались бы совсем другие, непривычные имена.

И опять – имена. Больная тема. Только ведь «другие имена» и так давно уже в центре внимания – ставлю мысленную гиперссылку на те «топы», о которых писал выше. Что же до «серьезных СМИ, рассчитанных на общество в целом» (интересно, кто это?), то поэтическую критику и несерьезные печатать не станут. Ни с какими выкладками, использующими «провидческий дар поэтов». Даже если весь «критико-поэтический цех» дружно и страстно этого захочет.

Как шутили в восьмидесятые, мечта советского человека – работать, как у нас, а получать, как у них.

Мечта современного российского литератора