Как убить литературу. Очерки о литературной политике и литературе начала 21 века - Сухбат Афлатуни

экскурсий не относилась. Даже не будучи москвичом, могу легко представить сегодня подобную экскурсию по «книжным местам» Москвы, скажем, конца восьмидесятых – середины девяностых, когда она тоже была раем для книголюба: печатали-продавали уже всё, без оглядки на цензуру, но по еще относительно советским ценам. Книжные на Мясницкой, на Арбате (с книжными развалами перед входом), на Полянке… На «Парке культуры», с замечательным «Гносисом» во дворе; уютный «19 октября» на Первом Казачьем; «Восточная коллекция»; не говоря уже о книжных лавках в разных институтах и университетах. Эх.

Последние лет десять я сам себе организую такие экскурсии: в каждом новом городе обязательно нахожу книжный. Интерес отчасти профессиональный – поглядеть, что местные люди читают; точнее, что им предлагается читать. Но главное, книжный магазин – это интеллектуальное лицо города, лучший способ получить его мгновенный снимок. И, скажем, в Новосибирске, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде или Перми это лицо довольно живое и обаятельное, а вот в Омске или Смоленске – простите, никакое. (Говорят, что-то и там было – но, недолго просуществовав, закрылось.)

Книжные, которые я повидал во время этих экскурсий, были разными. Стандартный вариант: гибрид с магазином канцтоваров, а в «книжной» части доминирует развлекательная и детско-познавательная литература. В том, что книги продаются вместе с тетрадками и карандашами, ничего плохого нет – и ничего показательного тоже. А вот соотношение масслита и детлита с наличествующей серьезной литературой – это уже показатель. Лучше всего, конечно, когда в одном пространстве всё это не смешивается, и, скажем, на полке «Религия» Карл Барт не трется бочком о пособие по астрологии или какую-нибудь «Велесову книгу». Последними пусть торгуют офени и коробейники, то бишь сетевые магазины и вокзальные-аэропортные лавочки (хотя «Улисса» я в свое время купил именно в аэропорту – правда, франкфуртском).

Однако далеко не всем и не всегда удается сохранять такую стилистическую чистоту, у торговли свои законы. Как рассказывал один владелец книжного (бывший), открывая магазин, он объявил, что там не будет никакого масслита. «…И через полгода я сам, вот этими руками, притащил шкаф для книг Донцовой…»

Книжные выживают по-разному. В Европе и США они, как и библиотеки, идут по пути превращения в своего рода местные культурные центры (communal centers), постоянно что-то организуя и предоставляя площадку для различных мероприятий. Уже давно никого не удивляет сочетание книжного магазина с кафе, коворкингом и даже баром…

Со времен пушкинского «Разговора книгопродавца с поэтом» бытует представление о неустойчивой, зависящей от мимолетного вдохновения природе писательского ремесла – в противоположность приземленной и стабильной книжной торговле, умеющей легко обратить плоды вдохновений «в пук наличных ассигнаций».

История литературы свидетельствует об обратном. Почти в любой развитой культуре, начиная с древности, мы находим поэтов и прозаиков; а вот книжные лавки – далеко не везде. В Европе они появляются не раньше пятнадцатого века. В России к началу девятнадцатого века их было всего две…

А потом – потом в России происходит то, что многим поколениям казалось привычным и нормальным (и чью игру закатных красок мы наблюдаем сегодня). Происходит читательская революция, количество книжных лавок стремительно растет; в 1885 году только в Петербурге и Москве их было уже около шестисот. И это одно из условий создания той самой русской классической литературы, от Пушкина до Толстого. Поскольку классика, как мне уже приходилось писать[169], – это не только высокий, образцовый уровень письма; это высокая социальная востребованность. Это готовность активной части общества тратить на книги свое время, свои интеллектуальные силы и, не в последнюю очередь, свои кровные рубли.

В начале двадцатого века в России было уже, по разным данным, от 3,5 до 5 тысяч книжных магазинов. В советское время происходит вторая читательская революция, вызванная приобщением всего населения страны к грамотности. Книжный магазин, вместе с театром и музеем, становится особым, почти сакральным местом. Только в отличие от театра, в него можно было войти в любое время, а в отличие от музея (и, опять же, театра), не нужно было платить за вход. Даже с тоннами «макулатуры», которую никто не покупал, книжный магазин был тем пространством, само нахождение в котором повышало социальный статус человека, его самооценку, заставляло его по-иному двигаться и говорить.

Как, например, вспоминал Булат Окуджава,

сын прачки, отец […] очень тянулся к интеллигенции, к культуре. И меня приучал. Каждую неделю водил в книжный магазин, причем обставлял это с такой торжественностью и столь серьезно предлагал мне самому выбрать книгу, что я и по сей день помню эти походы… («Огонек». 1991. № 19).

Мой отец не был сыном прачки, но «сценарий» приобщения меня в детстве к книжному был аналогичным. И у многих читателей, думаю, тоже.

В 1988 году в СССР было 17,5 тысячи книжных магазинов; около 8,5 тысячи – в РСФСР. Сегодня их на территории Российской Федерации не более двух тысяч; называется и другая цифра – менее тысячи.

Произошло возвращение к уровню даже не начала прошлого века, а середины позапрошлого. Следствие распространения Интернета? Но большая часть российских книжных закрылась еще в девяностые, в доинтернетную эпоху. И чаще не из-за нерентабельности; просто здания, в которых они находились (как правило в центре города), привлекали внимание бизнес-структур…

И всё же, да, самым тяжелым испытанием для книжных магазинов – как и издательств – стал именно Интернет. Электронную книгу вообще сложнее, чем бумажную, делать товаром и сохранять им. Но даже когда ее невозможно скачать ни с какого пиратского ресурса, а можно только легально, за плату, с издательского, – книжный магазин как посредник здесь уже не требуется.

Означает ли это, что книжные в нынешнем виде обречены на вырождение, как об этом повествуют «Последний книжный магазин в Америке» Эми Стюарт или прошлогодний шорт-листер «Большой книги» – «Собаки Европы» Ольгерда Бахаревича?

В Берлине 2050-го хватало всяческих достопримечательностей. Относительно недалеко от кебабницы, на Йоахим-Лев-штрассе, стоял двухсотлетний дом, в цокольном этаже которого располагался старый книжный магазин. Магазин бумажных книг – насколько Скиме было известно, магазин этот интересовал только самых сумасшедших туристов и продавцов разного хлама («Дружба народов». 2019. № 3).

И это пророчество, пожалуй, помрачнее брэдберивского «451 градус по Фаренгейту», где книги сжигаются. Кстати, в последней экранизации романа, вышедшей два года назад, чтение в обществе будущего допускается, но ограничивается Интернетом – разумеется, тщательно контролируемым.

Впрочем, судьба «магазинов бумажных книг» будет зависеть не столько от развития технологий, сколько от будущего самого процесса чтения. Но об этом я надеюсь поговорить уже в следующем «барометре».

«Дружба народов». 2020. № 6