Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - Александр Новгородцев

Тут я негодующе заметил, что стена немного не соответствует архитектурным замыслам и евростандартам, и решил исправить это упущение, приложив третью и четвёртую костяшки пальцев, работавшие в свою бытность на деревянной макиваре. Боб, после моего кулачного выплеска эмоций, произвёл скоропалительную мысленную прикидку — расчёт того же удара по отношению к своей персоне, если стенки не окажется под рукой Алекса, тут же решил что — да — распоряжение действительно параноидальное, и не стоит его слепо придерживаться.

На самом же деле инициатором большинства этих сомнительных предложений по повышению эффективности работы анимейшен тим был сам Боб, как я убедился позже. Более того, по-приятельски относившиеся ко мне управленцы-менеджеры сказывали, что на совещаниях руководства отеля, где присутствовал и наш шеф, как представитель анимации, он выставлял в первые месяцы упрямым своевольцем, распутным казачком, насильником-пройдохой, психопатом-катастрофой меня. Но сторонними менеджерами-наблюдателями налицо предоставлялись факты моей работы и высказывалось одобрение моей кандидатуры: без прогулов и опозданий, всегда своевременное, бодрое начало активити при плотной посещаемости, отличные устные и анкетные отзывы отдыхающих о русском аниматоре и отсутствие с их стороны жалоб и нареканий. За недостаточностью улик и вследствие того, что закулисного интригана Боба никто не воспринимал всерьёз мне дозволялось беспрепятственно работать дальше. Многие, в том числе и сам Бай Икс, держали Кал Калыча за шута. А кто-то из высших кругов имел чувство неприязни за зловонное амбре, мелочность и коварство сверх меры. Поэтому над высказываниями Боба, что меня надо предать анафеме, огню и уволить, посмеивались. А сам Боб, от такого обращения к своему злобному вонючеству, затаивал больше ядовитой желчи, выплёскиваемой в отместку на нас при проведении митинга. В общем, старался распространять повсюду ложь и клевету, проецировал отношение к себе на всю команду.

Действительно, есть стереотип, что в стране рахат-лукума распространены в рабочих отношениях подковёрная борьба, доносительство, стукачество и подленькие интриги, и так оно и есть, если руководство этому потакает. Но в нашей команде был только один такой закулисный шахматист и угроз, кроме устных вспышек буйства и комканья бумажного мусора, он не представлял, так как не числился у руководства на хорошем счету и не имел доступа к левому уху босса.

Сам же бай Тайяр не выглядел таким уж чудовищем. Даже поначалу, когда я принимал россказни Боба за заляпанную монету, я не мог разглядеть дьявольские стигматы на его лице. Аристократичное спокойное лицо, тонкие губы с опущенными уголками рта, придающие ему выражение капризного ребёнка, короткая стрижка на манер римских патрициев, оставляющая весь лоб открытым. Он мог бы сойти за барина в царской России, не будь настолько черноглаз. Одевался он неброско, по молодёжному — футболка, джинсы, лёгкие туфли — и подчас выглядел как один из столичных турецких отдыхающих. Никакого бычьего хвоста, отметин от спиленных рожков, раздвоенного языка или волосатых бородавок, свойственных вставшим на тёмную сторону силы, не было и в помине. Мистер Тайяр доступно изъяснялся на английском, не смотря на клятвенные заверения Боба об обратном. При встрече приветствовал, обращаясь по имени, и впоследствии мы с ним даже обменивались ситуационными шутками. В общении с ним я понял, что идиотические идеи про танцы с девушками, это полностью затея Боба Басурмановича, а Бай Икс здесь не при чём. Отец мистера Тайяра, умудрённый сединами, почтенного вида джентльмен, тоже не был сатрапного вида. Выглядел достойно, подобающе возрасту, одевался элегантно. Ходили слухи, что он собирается совсем отойти от дел управления отелем, передавая это право по наследственной лестнице.

Что же касается Маши, в ней сложно было опознать ярую охотницу до амурных развлечений, хотя молодые папы, да и многие ребята чертяги, не упускали возможности пофлиртовать с симпатичной няней. Но Маша-индианка, хоть и принимала флирт, как часть общения, но больше удовольствия получала от удовлетворения гастрономических потребностей.

«Машу кашей не испортить», — как говаривала сама обжорка, уплетая за обе щёки своё — «всё-что было в щи сложила». Я проводя обедню совместно с Машей и её воспитанниками за широким сдвоенным столом, предложил игру — кто больше поговорок сложит или переделает про Машу. Хитами стали: «хороша Маша к обеду», «сколько Машу не корми, а не толстеет», «гусь Маше не товарищ, а еда», «у голодной Маши глаза велики», «что посеешь, Маша съест».

— Сделал дело, лопай в тело, — пропищала маленькая девчушка, пол личика которой скрывала большая ложка, с горочкой наполненная пюре с грибами, которую также звали Машулей. Она пыталась во всём подражать старшей «сестрёнке» и набрала еды, лишь немногим меньше чем у своей тёзки.

— Без труда не вытащишь и Машу из-за стола.

Но Машуля меня тут же поправила:

— Без яблок мешка не выклянчишь у Маши и пол-пирога.

— Машу баснями не кормят, — вмешалась виновница поговорных разборок и отправила пацанёнка, который быстро разделался со своей майонезно-кетчуповой порцией картошки-фри, за новой порцией сдобных булочек, посыпанных сверху дроблённым орехом и кунжутными зёрнами, которые по её мнению отлично сочетались с салатом из водорослей.

— Каждая Маша знает, где курица зарыта, — высказалась ещё одна девочка с непокорными косичками.

— Лучше куриная ножка в руках, чем журавль в небе.

— Боб всему голова, — сказал рыженький Костик по кличке человек-мухомор.

— Дурная голова, Бобу покоя не даёт, — выпалила Машуля, примериваясь с какой стороны ложки сподручнее куснуть. В вопросе профнепригодности шефства Кал Калыча её взгляды с киндервожатой тоже сходились.

— Одна Маша хорошо, а две — продовольственный кризис, — продолжил я эстафету. Дети осуждающе посмотрели на меня, чтобы я не приплетал околополитические темы.

— Делу время, а обжорству час, — с такими темпами, как Машуля расправлялась с пюре, её поговорка была близка к истине.

— В гостях хорошо, а за шведским столом лучше, — подытожила Маша, переходя на томатную похлёбку с курятиной.

— Когда я ем, то много ем, — давая понять что диспут завершён, молвила с набитым ртом маленькая тёзка — победительница конкурса.

Ну и в целом, сама балаганистая работа полная гвалта, ора и разнообразной шумихи, превращающей голову в барабан, с неугомонными, непоседами, коих иногда собиралось несколько дюжин, выматывает даже самых стойких домомучителей. Что уж говорить про Машу, порой к концу трудового дня, выглядевшую как невеста вампира — сил не оставалось даже отбрасывать тень. Тем паче Боб, из лишней скромности вообразивший, что Маша в него втайне влюблена, как впрочем, и 99-ть процентов женского населения Земли, оберегал её от возможных контактов с представителями противоположного пола. Доходило до того, что он не пускал в мини-клуб достигших пубертатного возраста подростков-юношей. Нервно семенил у окон, зло поглядывая внутрь, стоило какому-нибудь бодрому юному папашке заскочить проведать малыша. А завидев молодца в разговоре с Машей, прибегал, плюясь слюной, кричал:

— Что это, йа. Салак, проблем вар?! — и бесцеремонно пытался оттащить недоумевающего кавалера в сторону.

Сил для этого, несмотря на отсутствие сопротивления, у Кис Кисыча не хватало, поэтому сцена выглядела весьма комично для кавалера и Маши, но не для Боба, не терпящего смеха в свой адрес без уважительной причины, а с уважительной тем более. Боб оказывался близок к инсультному состоянию. Восстанавливал своё пошатнувшееся здоровье, глотая таблетки, которые он во множестве держал без упаковок в ящике стола, рассыпанных вперемешку по днищу как драже, разных размеров, цвета и форм. Затем, набравшись сил, он отчитывал Машу, слушавшую его со спокойствием Чингачкука. А через день всё повторялось.

Впрочем, в начале июня забот у Боба прибавилось и тяготы гнёта сильнее скрутили его худосочное тело. На нас надвигался субтропический шторм в виде подкрепления ламинаторов.

Глава почему-то 36

В которой читатель узнает тайну Тадж-махала и что такое время «Чё».

В этот памятный летний день, произошло сразу несколько событий.

Утро ничего не предвещало. Солнце светило сквозь шторы, шум жизненного копошения за окном не отставал от графика. Все будильники в комнате сработали по расписанию, но проснулся вовремя по традиции один Алекс. Мусти только сделал вид, что проснулся. А Марио даже не стал себя утруждать симуляцией.

Завтрак оставался завтраком, после него последовало утреннее радио-оповещение, бодренькая зарядка, и я уже собирался внедрять новое развлечение — гонки на надувных матрасах в бассейне. В прошлый день, прощающиеся с отелем гости не намеревались занимать лишнее место в багаже, уже отведённое под новенький кальян, сувениры и одежду «Аdidac» — новую разработку фальшивошмотчиков, решивших на этот раз сменить последнюю букву, уходя от судебных процессов с разработчиками подлинного бренда. Поэтому матрасы были завещаны мне, как любимому тренеру. Случай был не единичный и коллекция насчитывала уже один резиновый круг и три матраса, один из которых был продырявлен Бобом, искавшим и нашедшим выход своей ярости.